Вероника Андросова - Небесные книги в Апокалипсисе Иоанна Богослова
Подобную символическую коннотацию можно увидеть и в Апокалипсисе. В Откр 13: 5—6 говорится, что зверю дана власть действовать 42 месяца, на протяжении которых он «ведет войну со святыми» и хулит имя Божие и «живущих на небе»; в Откр 12: 6 и 12:14 сказано, что «жена, облеченная в солнце» (образ Церкви в ее динамике от ветхозаветной к новозаветной)[536], после рождения ею младенца и восхищения его на небо, в течение 1260 дней скрывается в пустыне от преследующего ее дракона-сатаны, низверженного с неба.
По мнению многочисленных комментаторов, главы 11, 12 и 13 (центральные главы Апокалипсиса) описывают одну и ту же реальность – святые претерпевают скорбь и преследование (13: 5; 12: 6; 12: 14), но Бог Вседержитель защищает их от духовного вреда, а победа злых сил является лишь видимой[537]. Соответственно промежуток времени 3,5 года является общим для всех трех глав. Если в 11-й главе четко определено окончание этого периода (эсхатологическое свершение), то в 12-й дается указание на время его начала: в Откр 12: 6 говорится, что 1260 дней начинаются сразу после вознесения «младенца» на небо. Согласно наиболее распространенному толкованию, рожденный женой «младенец» есть Христос, а восхищение его на небо символизирует события Воскресения и Вознесения, приведшие к «низвержению» дракона[538]. Итак, срок 3,5 года символически обозначает временной период, начавшийся с Воскресения Христова и продолжающийся до Его второго пришествия.
При таком подходе «попрание святого города» и служение двух свидетелей понимаются происходящими на протяжении всей истории Церкви.
Служение двух свидетелей (Откр 11: 3—13) как символ Церкви в ее свидетельстве. В тексте Апокалипсиса имеется множество подтверждений того, что свидетели являются образом служения всей христианской Церкви. Именование свидетелей «маслинами» и «светильниками» отсылает к 4-й главе Книги пророка Захарии; в Зах 4: 1—14 описано видение светильника с семью лампадами и двух маслин, представляющих собой двух «помазанных елеем», стоящих во главе народа Божия, – Зоровавеля и иерея Иисуса[539]. Ключевым для понимания этой символики в Откр 11: 3—4 является стих Откр 1: 20, где приведено истолкование образа светильников – «семь светильников… суть семь церквей»; то же символическое значение можно предполагать и в 11: 3—4[540].
Тот факт, что символом всей Церкви теперь являются не «семь», а именно «двое» светильников-свидетелей, хорошо объясняется требованием ветхозаветного закона об обязательном наличии по крайней мере двоих свидетелей для подтверждения всякого дела (Числ 35: 30; Втор 17: 6; 19: 5), на что есть указания и в Новом Завете (Мф 18: 16; Лк 10: 1—24; Ин 8: 17—18; 2 Кор 13: 1; 1 Тим 5: 19; Евр 10: 28).
Необходимо отметить, что повествование о двух свидетелях-пророках непосредственно следует за Откр 10 и 11: 1—2, где сам Тайнозритель, причисляющий себя к пророкам (ср.: Откр 22: 9), единственный раз в Апокалипсисе призван совершить пророческое символическое действие. Таким образом, «само служение двух свидетелей, эсхатологичность которого недвусмысленно подчеркнута в самом тексте Апокалипсиса, оказывается восходящим к служению Апостола и его собратьев и в этом смысле охватывающим всю историю Церкви»[541].
О содержании проповеди свидетелей в тексте явно не говорится, однако на него есть указания – в частности, в самом именовании их «свидетелями» и обозначении их служения словом paprupta (11: 7). В других местах Апокалипсиса этот термин обозначает свидетельство Христа о Себе или же свидетельство верующих о Христе (Откр 1: 5; 1: 9; 2: 13; 6: 9; 17: 6; 19: 10; 20: 4), поэтому естественно предположить, что и здесь он употребляется в этом же смысле[542]. Тем самым свидетели сближаются со Христом, названным в Апокалипсисе «Свидетелем верным» (6 цартид 6 татод – Откр 1: 5; 3: 14)[543].
Свидетели, наделенные силой Моисея и Илии (Откр 11: 5—6), могут пониматься также как символ закона и пророков, продолжающих свидетельство о Христе (ср.: Ин 5: 39—47); по словам ей. Кассиана, «…как и в явлении Преображения, Моисей и Илия представляют закон и пророков. В приложении к Израилю духовному этот ветхозаветный образ говорит о свидетельстве Церкви перед лицом зверя»[544]. Обратим внимание, что оба свидетеля названы пророками, и оба они имеют власть Моисея и Илии. Этот факт может означать, что они никак не разграничиваются между собой, они едины[545]. И это еще в большей мере свидетельствует в пользу общего символического, нежели персонифицированного понимания свидетелей.
В описании силы свидетелей изначально присутствует символический элемент – это образ огня, исходящего из их уст. Похожий образ – обоюдоострый меч, исходящий из уст Христа, – присутствует в других местах Апокалипсиса (Откр 1:16; 2: 12, 16; 19: 15, 21; ср. также: Иер 5: 14); с его помощью ап. Иоанн изображает слово Христово – истину, несущую осуждение нераскаянным грешникам. Можно заключить, что аналогичное значение имеет и «огонь» из уст свидетелей Откр 11: 5.
Для истолкования знамений свидетелей следует обратиться к предыдущему повествованию Апокалипсиса – циклу труб (Откр 8—9), так как очевидны явные параллели характера казней труб с силой Моисея и Илии, присущей свидетелям. В Откр 8: 1—6 показано, что возносимые молитвы святых достигают Господа, и затем Он действенно отвечает на них казнями семи труб, подобными казням египетским. В казнях труб четко прослеживается богословская идея, что суды Божии являются ответом на молитвы верных, и их цель – ограничить действие зла, защитить Церковь от злых сил и призвать людей к покаянию (ср.: Откр 9: 20—21). Можно заключить, что и соотносимые с казнями труб «чудеса и знамения [свидетелей] могут быть истолкованы как сила молитвы Церкви и ее пророков»[546].
После завершения времени свидетельства (в сроке 3,5 года можно также видеть некоторую аллюзию на длительность общественного служения Христа), «зверь, выходящий из бездны», наносит Церкви видимое поражение. Тема зверя развивается в Откр 13, где прослеживается мысль о том, что на протяжении всего времени существования Церкви за всеми земными гонителями стоит богопротивная сила зверя и дракона-сатаны (ср.: 1 Ин 2: 18; 4: З)[547]. Итак, противостояние свидетелей и зверя может быть понято как противостояние Церкви и ее земных противников.
Пребывание трупов свидетелей непогребенными 3,5 дня, несомненно, соотносится с трехдневным пребыванием Спасителя во гробе, а также с рассмотренным выше сроком 3,5 года (42 месяца, 1260 дней)[548]. Эта символика чисел свидетельствует «о сравнительной внутренней слабости врагов веры»[549] и выражает всю относительность и ложность видимой победы зверя. Последовавшее за этим воскресение свидетелей, понимаемое символически, «содержит в себе радостное пророчество о несокрушимости веры на земле и о ее победном торжестве в мире, подобном духовному воскресению из мертвых» (ср. также: Иез 37: 5); восхождение на небо символизирует «явное духовное торжество свидетелей и их свидетельств»[550].
В Откр 11: 7—10 ярко выражена мысль о подобии судьбы христианской Церкви судьбе ее Основателя. Автор хочет показать, что Церкви надлежит пройти тот же путь, который прошел Христос (Мк 8: 34—38; Мф 16: 24—26; Лк 9: 23—26; ср. также Откр 14: 4: искупленные «следуют за Агнцем, куда бы Он ни пошел»). И победа Церкви, как и победа Спасителя, осуществляется через ее мученическое свидетельство. Парадоксальным образом видимое земное поражение свидетельствующей Церкви оказывается началом ее истинной духовной победы[551]. Исполняется обетование Христово, что «врата ада» не одолеют Его Церкви (Мф 16: 18).
Итак, можно найти достаточно оснований, чтобы видеть в повествовании о свидетелях (Откр 11: 3—13) аллегорию (или притчу)[552], в которой показано свидетельство Церкви от Воскресения Христова до эсхатологического свершения. Символическое понимание служения свидетелей Откр 11 объединяется в один ряд с символикой последующих глав Откр 12—13 и образует целостную картину пути Церкви. При этом, по справедливому замечанию прот. Сергия Булгакова, «не нужно, конечно, исключать возможности и некоего фактического события, которое в таинственном будущем выразится в явном знамении, для всех очевидном. Таково и вообще свойство апокалиптических образов, в их многосмысленности пронизывающих несколько разных планов»[553]. Безусловно, засвидетельствованное у многих святых отцов персонифицированное толкование двух свидетелей как двух эсхатологических пророков вполне обоснованно, однако, по мнению большинства библеистов, в системе Апокалипсиса на первом плане находится общее символическое их понимание как образа Церкви в ее свидетельстве[554].
