Николай Малиновский - Очерк православного догматического богословия. Часть II
Далее, совершенно неосновательно протестантское отрицание существенного значения за видимостью церкви. Церковь основана для приведения ко Христу духовно-телесных существ, а не бесплотных духов. Сын Божий совершил дело спасения людей видимым образом, видимо же сошел и Дух Святый на церковь, чтобы пребывать в ней до скончания века. Отсюда, если дело спасения людей должно быть продолжаемо, то продолжаемо видимо, и если продолжаемо церковью, то видимость ее должна иметь существенное значение. И. Христос учредил действительно видимую церковь, видимое апостольство и преемственную от них видимую иерархию, видимые священнодействия (таинства) для сообщения в видимых знаках невидимой благодати. В учении Спасителя и апостолов ясно показано и значение для спасения видимой стороны церкви, — значение столь существенное, что видимая принадлежность к церкви, видимое исповедание веры, видимое участие в таинствах составляют условия спасения человека и примирения его с Богом. Отрицание такого значения за видимостью церкви, утверждение, что спасение достижимо без принадлежности к видимой церкви и без пользования таинствами, следовательно, есть дерзкое осуждение дела Христова, осуждение Самого Бога. Оно последовательно может приводить и приводит к прямой враждебности по отношению к видимости церкви во{стр. 126}обще и всякой внешне проявляемой церковности, или же — к религиозному безразличию и даже неверию.
Наконец, существование на земле такой церкви, которая состоит из невидимого общества одних святых, с исключением из нее грешных людей, бесцельно. И. Христос пришел на землю спасти погибших и церковь основана Им, чтобы освящать и вообще вести ко спасению грешных людей. Откуда и как без церкви могли бы быть и праведные? Поэтому церковь есть общество освящаемых (Евр 2, 11), а не святых. Вот почему церковь, до тех пор, пока существует настоящий мир, заключает и будет заключать в себе членов грешников с их несовершенствами и недостатками. Церковь давно уже отвергла заблуждение новатистов и донатистов в учении ο церкви, повторяемое протестантством.
Англиканское учение ο церкви. — Учение ο церкви немецких реформаторов XVI в. оказало влияние на учение ο том же предмете и церкви Англиканской, не обладающее, впрочем, необходимой определенностью. Так, в ХІХ-м члене веры англиканства дается такое понятие ο церкви: «видимая церковь Христова есть собрание верных, в котором в чистоте проповедуется слово Божие и таинства совершаются надлежащим образом, т. е. согласно с установлением Христовым во всем том, что необходимо требуется для них». Это определение церкви является заимствованным из «Аугсб. исповедания» (VII-го чл.). Указывая лишь на два общепротестантских признака церкви, оно умалчивает ο том, составляет ли необходимый и существенный признак видимой церкви богоустановленное священноначалие. Правда, Англиканская церковь имеет три степени церковной иерархии, но в ее вероизложениях не находится точно и ясно выраженного учения ο богоустановленности и сакраментальном характере иерархического служения. Но где нет богоучрежденной законной иерархии, не признается и ее безусловной необходимости, там нет и церкви. Далее, в приведенном члене англиканского исповедания говорится лишь ο «видимой» (visibilis) церкви, которая определяется как общество верных (fadelium), однако без разъяснения, разуметь ли под ними «Святых и истинно верующих», или же вместе и «лицемерных и злых». He дается в членах веры разъ{стр. 127}яснения и того, что же должно разуметь под невидимой церковью, существование которой предполагается уже тем, что существует церковь, именуемая видимой. Наконец, англиканством разделяется общепротестантское учение ο вседостаточности в деле веры св. Писания. В членах говорится: «св. Писание содержит все необходимое для спасения; но чего в нем не сказано, или чего нельзя доказать на основании его, то не может быть предписано никому, как член веры, или как нечто необходимое для блаженства» (VI чл.). «церковь ничего не может узаконить такого, что противно слову Божию писанному… Как не должна она определять что-нибудь вопреки ему, так точно, помимо его, она не должна принуждать верить во что-нибудь, как необходимое для спасения» (XX чл.). Церковь, таким образом, не последний судья, а есть кто-то еще иной, кто может судить ο правильности ее решений и ο согласии их со словом Божиим. Этот последний судья — личное убеждение верующего. Ясно, что если Вселенская церковь может впасть в противоречие со св. Писанием, то ей нельзя усвоять, англиканством и не усвояется, свойства непогрешимости (XIX чл.). Ο Вселенских Соборах в одном из членов веры утверждается, что «Вселенские Соборы, так как все они состоят из людей, которые не все руководятся Духом и словом Божиим, могут заблуждаться и действительно заблуждались, даже в вещах, относящихся до веры. Посему то, что определяется ими в качестве необходимого для спасения, не имеет ни силы, ни авторитета, если нельзя показать, что эти определения заимствованы из св. Писания» (XXI чл.). Должно впрочем заметить, что на самом деле Англиканской церковью всегда признавались и признаются первые четыре, или даже шесть Вселенских Соборов в качестве истинных выразителей учения Вселенской церкви; не усвояется ею непогрешимого авторитета лишь VII-му Всел. Собору.
III. О таинствах как средствах освящения человека
§ 137. Понятие ο таинствах. Богоустановленность и число таинств.
Господь Иисус Христос, основав церковь, как видимое орудие для освящения человека, даровал ей особенные, видимые посредства, через которые сообщается лично и непосредственно {стр. 128} каждому верующему благодать Божия, усвояющая спасение Христово. Это суть особые священнодействия, числом семь, называемые таинствами.
I. Слово «таинство» (μυστήριον, от μύω — закрываю глаза, сжимаю рот) обозначает идею таинственного, сокровенного, недоступного другим. В св. Писании это слово встречается часто, но употребляется не для обозначения священнодействий, называемых таинствами, а в других смыслах, напр., для обозначения тайн царства небесного (Мф 13, 11), тайн веры (1 Тим 3, 9; 1 Кор 13, 2); тайны боговоплощения (1 Тим 3, 16), тайны искупления (Кол 1, 26; Еф 3, 9) и др. Но в церкви христианской с первых веков христианства (со времен Климента Ал. и Оригена) оно стало входить в употребление (а на западе со времен Тертуллиана — sacramentum) и для обозначения таинств в собственном смысле. Православной церковью под именем таинств разумеются такие священнодействия, Самим И. Христом для спасения верующих установленные и законной иерархией совершаемые, которые в видимом знаке заключают и под видимым знаком сообщают невидимую благодать Божию, и притом так, что в каждом таинстве низводятся на верующих известные, определенные дары благодати (Прав. исп. 99; Кат. 10 чл.; Посл. вост. патр. 15). Существо таинств, таким образом, состоит в том, что благодать Божия в них так соединена с внешним знаком или видимой стороной, что дары благодати подаются посредством видимой стороны или видимого образа, а не непосредственно Богом при принятии или по принятии этого знака. Такая нераздельность внешнего и видимого священнодействия с благодатной силой Божией для нас совершенно непостижима. Наименование этих священнодействий таинствами, следовательно, вполне соответствует их непостижимому существу.
Такое же понятие ο существе таинств содержит и церковь р.-католическая. Но в отделившихся от нее протестантских обществах подверглось искажению и даже отрицанию общецерковное учение ο существе таинств. Реформаторы XVI в. решительно восстали против учения ο том, что в таинствах не{стр. 129}обходимо сообщается благодать под видимым знаком. Такое представление ο таинствах не мирилось с основным учением протестантства об оправдывающей вере, по силе и вследствие которой необходимо даруется человеку спасающая благодать непосредственным действием Божиим на душу человека. Следуя началу оправдывающей веры, оно поставило восприятие благодати через таинства в совершенную зависимость от внутреннего настроения лиц, принимающих таинство, или даже вовсе отвергло значение таинств, как проводников благодати. Проводится такое воззрение, хотя не в одинаково крайнем виде, в главнейших формах протестантства — лютеранстве и реформатстве.
Первые представители реформации — Лютер и Меланхтон — и в самом начале своей реформаторской деятельности, отвергнув значение таинств, как орудий благодати (ex opere operato), утверждали, что таинства суть только напоминания (μνημόσυνα) ο нашем благодатном состоянии, видимые печати (σφραγίδες) нашего пребывания в церкви Христовой, знаки (signa) нашего общения со Христом, назначенные для укрепления и воспитания нашей веры, но не содержащие в себе благодати оправдания (Conf. aug. I, 13). Благодать даруется человеку не через таинства, а через веру и под условием веры, непосредственным действием Божиим на душу человека. «Не таинство, а вера в таинстве оправдывает» — было одним из первых положений Лютера. Такое понимание таинств приводило современников реформации к тому, что таинства вовсе не нужны, что можно спастись и без них, — только была бы вера. Это вынудило виновников реформации видоизменить свое первоначальное воззрение на таинства. Они стали защищать неразрывную связь их с благодатью. Это последнее воззрение на таинства вошло и во все символические книги лютеранства. Сущность его состоит в следующем. Таинство не есть простой, бессодержательный знак; оно само по себе свято и содержит освящающую силу независимо от душевного расположения приемлющего его. Такое значение оно приобретает вследствие своей связи со словом Божиим, которое, в виде божественной заповеди совершать то или другое таинство, присоединяется в таинстве к видимому знаку и за{стр. 130}ключает в себе обетование благодати (обещание прощения грехов). Это слово, утверждал Лютер, есть самая важная часть таинств, ибо оно есть главное орудие благодати. Потому-то, что оно всегда соединяется с таинствами, — и таинства постоянно приносят нам благодать, являются ее орудиями, или иначе — заключают сами в себе и по себе (объективно) освящающую благодатную силу. Но так как свою благодатную силу таинства получают от слова, то они не сообщают каких-либо особенных благодатных даров по сравнению со словом, но сообщают то же самое прощение грехов, какое получается и через слово (Бол. кат. IV. 52–53). Очевидно, что и видоизмененное лютеранское воззрение на таинства осталось не менее далеким от учения церковного, чем и первоначальное. Ибо если слово и независимо от таинств — такой же проводник и таких же даров благодати, как и в таинствах, то таинства не суть необходимые средства освящения человека. Сами по себе, независимо от слова, они и не имеют значения. Если и есть какое преимущество их пред словом, то оно, по мысли Лютера, состоит в том, что в них прощение грехов предлагается не всем вообще, как в слове, но каждому отдельно. Следовательно, принятие таинств каждым человеком важно потому, что укрепляет веру человека в собственное спасение, в получение им именно благодати оправдания. Вот и все преимущество таинств перед словом. Но в ком нет достаточной личной веры, для того таинство, действительное само по себе, вследствие соединенного с ним слова, остается простым внешним знаком, не сообщающим благодати. Таким образом, и при видоизмененном воззрении на таинства все дело спасения и оправдания человека по-прежнему приурочивается единственно к его личной вере.
