Сергий Мечёв - Три беседы о совести
Беседа третья
В прошлый раз мы говорили о том, что такое совесть, что она дает нам и каким образом мы ее очищаем. Следующий вопрос — как хранить свою совесть в чистоте? Святые отцы говорят, что надо хранить совесть в трояком отношении: по отношению к Богу, по отношению к ближним и к самому себе и по отношению к вещам. Это разделение условное, сделанное с практической, педагогической целью, на самом же деле всякое хранение совести будет хранением совести в отношении к Богу. Бог есть Творец всего — Он сотворил и все вещи, и всех людей, сотворил, наконец, и меня, и если я отделяю себя от Бога, я делаю это только потому, что я себя сознаю; но и я тварь, и я создание Божие, и во мне даже и образ Божий. Так говорит великий подвижник. Таким образом можно было бы говорить только о хранении совести в отношении к Богу, ибо все и вся — творение Божие. Авва Дорофей говорит: «В отношении к Богу хранит совесть тот, кто не пренебрегает Его заповедями и даже в том, чего не видят люди и чего никто не требует от нас, он хранит совесть свою к Богу в тайне. Например, обленился ли кто в молитве или страстный помысл вошел в сердце его, а он не воспротивился ему и не восстягнул себя, но принял его; а также, если кто, видя ближнего, делающего или говорящего что-либо, и, как (обыкновенно) случается, осудил его; короче сказать, все, что бывает в тайне, чего никто не знает, кроме Бога и совести нашей, должны мы хранить; и сие-то есть хранение совести в отношении к Богу» [20]. Стало быть, святые отцы говорят, что хранение совести в отношении к Богу — это есть хранение ее в отношении к поступкам, совершенным втайне, о которых никто не знает, кроме Бога и нас. В «Невидимой брани» говорится: «Пребывай в памяти Божией и ходи в присутствии Божием; сознавай себя носимым и хранимым силою Божию, и ведомым к тому концу, для которого Он воззвал тебя к бытию; и себя и все свое посвящай на служение Богу и во славу имени Его; в Нем живи, на Него уповай, и Ему предай участь свою, и временную и вечную» [21]. Святые отцы учат нас постоянно «ходить перед Богом», постоянно помнить о Его присутствии, и не только отвлеченно это знать, но и всю жизнь свою проводить с этим сознанием. Одно хорошее арабское изречение говорит, что в самую темную ночь, на самом черном мраморе Бог не только видит самого черного муравья, но и слышит топот его ног. Так в ярких образах арабский мудрец живописует вездесущее всеведение Божие. Бог видит всю тварь Свою, и человек должен ходить перед Богом и в каждый момент своей жизни должен помнить, что он все делает во славу Божию. Для нас, которые чувствуют и воспринимают Бога только в некоторые, немногие минуты жизни, это звучит странно. Но для тех, кто не болтал о религиозных вопросах, но по-настоящему совершал путь спасения, необходимость «хождения перед Богом» была очевидна. Как поучает великий подвижник авва Антоний, всегда имей Бога пред своими очами, куда бы ты ни пошел. Стало быть, в отношении к Богу хранит совесть свою тот, кто имеет постоянную память о Боге. Совесть такого человека очищается, ибо он имеет страх Божий, и страх Божий показывает ему грехи его, очищает их и вместе с тем очищает совесть и удерживает такого человека от греха. Если в этом состоит хранение совести в отношении к Богу, то посмотрим, что же такое хранение совести в отношении к ближнему. Авва Дорофей пишет: «Хранение совести в отношении к ближнему требует, чтобы не делать отнюдь ничего такого, что, как мы знаем, оскорбляет или соблазняет ближнего делом, или словом, или видом, или взором: ибо и видом, как я часто повторяю, даже и взором можно оскорбить брата. Короче сказать: человек не должен делать ничего такого, о чем знает, что делает это с намерением оскорбить ближнего; сим оскверняется совесть его, сознавая, что это сделано с тем, чтобы повредить брату или опечалить его: сие-то значит хранить свою совесть в отношении к ближнему» [22]. Если в отношении к Богу главное есть пребывание в памяти Божией, страх Божий, то и в отношении к ближнему надо, имея страх Божий, видеть в нем образ Божий, не позволять дерзости и вольности в обращении и не делать ничего, что может оскорбить или соблазнить ближнего. Хранение совести в отношении к ближнему имеет двоякое значение: оно означает хранение своей совести и чужой. Мы же обычно если и заботимся кое-как о первой половине, то на вторую уж и вовсе не обращаем внимания. Мы осуждаем, унижаем, оскорбляем ближнего, любим учить других, учить не с любовью, а с навязчивостью. Люди, которые так поступают, не хранят совести другого человека. Мы должны помнить, что самое главное наше дело в отношении ближних — хранить чужую и свою совесть, поступать с ними так, чтобы человек не мог перенести нашу внутреннюю инфекцию греха в себя; а мы постоянно делаем обратное. И вот для нас особенно важно помнить то, что говорят святые отцы о хранении совести в отношении к нашим ближним и братьям, затем вообще ко всем тем, кто нас окружает. Святые отцы доходили в этом отношении до очень глубоких мыслей и действий, глубоких настолько, что они нам непонятны и кажутся странными, порой даже нелепыми. В одном из ответов Варсонофия Великого мы видим, что старец, когда к нему обратился один брат с просьбой повидаться с ним, ответил отказом брату, просящему свидания. «Скажи брату: прости меня Господа ради, и желал бы я увидеть тебя, но, сберегая совесть других (от соблазна), не нахожу к тому удобства» [23]. Здесь видно, что преподобный Варсонофий имел, с одной стороны, желание увидеться с братом, но, с другой стороны, видел, что это могло почему-либо соблазнить других, и он не находил возможным исполнить просьбу. Нам это может показаться чрезмерной щепетильностью, но дело в том, что великий старец помнил слова Спасителя, сказавшего: невозможно не придти соблазнам, но горе тому, чрез кого они приходят (Лк. 17, 1), и для него было одинаково необходимо хранить как свою, так и чужую совесть. Что касается нас, то для нас этот род хранения совести должен прежде всего быть в отношении к нашему духовному отцу или, как сказали бы святые отцы, к своему старцу. Для нас, кто идет и хочет идти путем духовного руководительства, духовного окормления, хранение совести в отношении к ближнему состоит прежде всего в повиновении своему отцу духовному. Кто находится в полном послушании, тот уже не боится личной ответственности. Если послушник по-настоящему слушает своего руководителя, если он по-настоящему хранит в отношении к нему совесть свою, то и на Страшном суде совесть уже не обличит его, и Господь его не осудит, а ответит за него отец его. «Кто в повиновении отцу своему приобрел совершенно чистую совесть, тот уже не боится смерти, но ожидает ее ежедневно как сон <...> достоверно зная, что во время исхода души не от него, но от наставника потребуется ответ» [24]. У нас совершенно нет понимания двоякого значения хранения совести. А святым отцам, которые не словом только, но и делом шли по этому пути, это было очевидно. Иоанн Лествичник, описывая жизнь монахов некоего монастыря, говорит: «Они были связаны друг с другом неразрывным союзом любви; и что еще удивительнее, при такой любви они были чужды всякой вольности и празднословия; прежде же всего обучались тому, чтобы не уязвить чем-нибудь совесть брата» [25]. Пусть и для нас, которые никогда не освобождаемся от вольности и дерзости в обращении, эти слова не окажутся только словами. Прежде всего нам надо стараться не уязвлять чем-либо совести наших братьев, если нам приходится вступать в те или иные отношения с ними. Как нам быть, например, если мы в отношении другого поставлены в такое положение, что нам приходится его поучать и наставлять. «Невидимая брань» говорит: «Чти всех, как образы Божии, всем благожелай и благодетельствуй по силе, пред всеми смиряйся и всем угождай в пределах добра, радуйся с радующимися и соскорби скорбящим, никого не осуждай и не уничижай, даже в мысли и чувстве, от ищущих у тебя совета и вразумления не скрывай истины, когда знаешь, сам же в учители никому не навязывайся, паче же всего блюди мир и согласие со всеми, с готовностию на всякие для того со своей стороны жертвы, и всевозможно избегай соблазнить кого» [26]. А мы, если приобретаем уверенность в чем-либо, сейчас же стараемся навязать наше убеждение другим. Мы, конечно, не должны скрывать от ближнего истины, но никогда не должны никому навязываться, не должны никогда никого уничижать, относясь с презрением к его мнению. А в этом мы все грешны. Вся наша жизнь проходит в спорах, мы вечно всех задираем. Святые же отцы считали спор грехом, помня, что горе тому, через кого соблазн приходит (Лк. 17,1). Итак, в отношении к нашим ближним мы должны помнить, что надо хранить не только свою совесть, но и совесть ближнего. Принимая во внимание, что совесть есть истинный Закон Божий, нам надо со вниманием подойти к хранению этого закона не только в себе, но и в ближнем. Важно отметить еще одно: так внимательно надо относиться не только к тем людям, с которыми мы сблизились, но и ко всем тем, кто нас окружает, с кем так или иначе мы соприкасаемся. Я хочу привести пример из Иоанна Лествичника, где он говорит о двух юношах, которые сблизились между собой и имели друг к другу настоящую христианскую любовь, но чтобы не соблазнить других, они решили на некоторое время расстаться. «Иногда нарушают заповедь ради другой заповеди. Например, видел я юных, связуемых союзом любви по Богу; но чтобы не соблазнять других и не уязвить их совести, они уговорились между собою, и удалились на время друг от друга» [27]. Если я кого-нибудь полюбил, то мне мало хранить совесть только в отношении к нему. Может создаться такое положение, что, исполняя одну заповедь, приходится нарушить другую. С нами это очень часто бывает. Вот эти двое юношей имели любовь по Богу, но могли бы каким-то образом смутить чужую совесть и, принося пользу один другому, храня совесть друг друга, могли бы таким образом разрушить закон, напечатленный в чужом сердце. Хорошо любить ближнего по Богу, но не надо кого-нибудь этим соблазнять, иначе мы ничего не приобретаем. Если принимать и понимать совесть такой, как она дана Богом, то вот как внимательно надо относиться к совести, заключенной не только в нас самих, но и в других. Посмотрим теперь, как же надо хранить совесть по отношению к самому себе. Опять напоминаю, что и это хранение совести также есть, в своей сущности, хранение совести по отношению к Богу. Я должен хранить совесть по отношению к себе, потому что во мне образ Божий. «Будь справедлив к себе и каждой части своего естества отдавай должное, — говорит Никодим Святогорец, — дух твой, ищущий Бога, небесного и вечного, да властвует над душою и телом, которых назначение устроять временную жизнь; душа, подчиняясь внушениям духа, выю ума да подклоняет богооткровенной истине и ею да освещает всю область своего ведения, — волю да держит в порядках заповедей Божиих, не давая ей, в противность им, уклоняться к своим похотениям, — сердце да учит находить вкус только в вещах Божественных и в том, что носит отпечатки и служит выражением Божественного, — и в сем духе да ведет свои дела и порядки житейские и общественные; телу давай нужное и, соблюдая в сем строгую мерность, имей законом — никогда ни в чем не творить плоти угодия в похоти (Рим. 13, 14). Храня сие, будешь добрым правителем себя самого и истинным себе благодетелем» [28]. Отдавай должное каждой части своего естества. Святые отцы говорят, что не только душу нашу должны мы спасать, но и само тело готовить для жизни в другом мире. Те, кто думает, что христианский аскетизм есть умерщвление «плоти» в смысле «тела», вовсе не правы. Они должны обратиться к великому учителю христианской подвижнической жизни — авве Евагрию. «Говорил святой и опытнейший учитель наш: монах так должен быть настроен в себе, как бы завтра имел он умереть; и так опять поступать с телом своим, как бы имел жить многие лета» [29]. Стало быть, мы должны помнить для души нашей, что жизнь наша временная, а для тела — что она вечная. Это как-то странно звучит. Казалось бы, и мы привыкли это слышать, что надо думать как раз обратное, то есть что для души — жизнь вечная, а для тела временная. Но авва Евагрий приводит и причины, почему надо думать не так: «Мысль о краткости нашего существования пресекает помыслы уныния и делает монаха ревностнейшим, а это здравым хранит тело и заставляет наблюдать ровное воздержание» [30]. Каждый из нас должен соблюдать свою меру, должен в меру заботиться о своем теле и делать для него все необходимое, чтобы оно не терпело в чем-либо недостатка; не надо и впадать в излишество. «Будь справедлив к себе и каждой части своего естества отдавай должное». Теперь последнее — хранение совести в отношении вещей. Бог не только сотворил нас, Он сотворил весь мир, сотворил все, что нас окружает и чем мы так или иначе пользуемся. Вот в отношении ко всему этому мы также должны хранить свою совесть. В христианстве, как и в жизни вообще, все антиномично. Христианство — вовсе не сборник нравственных поучений, на время оставивший свой переплет. В христианстве, как и в жизни, все, с одной стороны, так, с другой — иначе. Только что мы видели это, когда говорили о хранении совести в отношении к своему телу. Также и в отношении к вещам. С одной стороны, не надо иметь к ним пристрастия: не заботьтесь, что вам есть и что пить и во что одеваться, не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут (Мф. 6, 19), не надо прилепляться к ним, потому что они тленны. С другой стороны, эти же самые вещи даны тебе Богом — они творение Божие, и в отношении к ним храни свою совесть, то есть относись к ним бережно. «Хранение совести в отношении к вещам состоит в том, чтобы не обращаться небрежно с какою-либо вещию, не допускать ей портиться и не бросать ее как-нибудь, а если увидишь что-либо брошенное, то не должно пренебрегать сим, хотя бы оно было и ничтожно, но поднять и положить на свое место. Не должно также обходиться нерассмотрительно с своею одеждою: ибо случается, что иной мог бы носить одежду неделю или две, или даже месяц, а он часто моет ее преждевременно и тем портит ее, и вместо того чтобы носить ее пять месяцев или более, он частым мытьем приводит ее в ветхость и негодность; а это против совести. Также и в отношении постели, часто иной мог довольствоваться одной подушкой, а он ищет большой постели; или имеет власяницу, но хочет переменить ее и приобрести другую, новую или более красивую, по тщеславию или от уныния. Иной опять может обойтись одним покрывалом, а он ищет другого, лучшего, иногда даже и спорит, если не получит его. А если он еще станет примечать за братом своим и говорить: «зачем у него есть, а у меня нет?», то такой далек от преуспеяния. Также, если кто-либо развесит свою одежду или покрывало на солнце и поленится вовремя снять их, и допустит им от зноя портиться, то и это против совести. Также и в пище иной может удовлетворить своей потребности малым количеством какой-либо овощи или чечевицей, или немногими маслинами, а он не хочет этого, но ищет другой пищи, вкуснейшей и лучшей, — это все против совести. Отцы же говорят, что монах никогда не должен допускать, чтобы совесть обличала его в какой-либо вещи. И так необходимо нам, братия, внимать себе всегда и охранять себя от всего этого, чтобы не подвергнуться тому бедствию, от которого Сам Господь предостерегает нас, как мы выше сказали» [31]. Если мы вспомним теперь, что такое совесть и насколько необходима она для нашего спасения, нам станет понятно, почему святые отцы так бережно и тщательно хранили свою совесть и завещали нам хранить нашу. В самом малом надо хранить совесть, ибо она нечто такое, без чего нельзя спастись. «Берегитесь, братия, пренебрегать малым, берегитесь презирать его как малое и ничтожное; оно не малое, ибо чрез него образуется худой навык. Будем же внимать себе и заботиться о легком, пока оно легко, чтобы оно не стало тяжким: ибо и добродетели, и грехи начинаются от малого и приходят к великому добру и злу» [32]. Так хранится совесть, а очищается она, как мы говорили, Телом и Кровию Господа. Нам остается еще вопрос об испытании совести. Вы помните, что наша совесть может перестать обличать нас по двум причинам: в том случае, если мы достигли верха добродетели или, наоборот, если ниспали в самую глубину зла [33]. Итак, если совесть наша молчит, нам надо еще узнать, почему она молчит. Иногда случается с нами, что разум наш обличает нас в чем-нибудь, но совесть молчит. Может быть и обратное состояние, когда разум оправдывает, а совесть обличает; что бы мы ни говорили, но где-то в глубине раздается ее обличительный голос — «нехорошо ты сделал». И такое состояние — счастливое. Наша совесть часто молчит, ибо мы не храним ее, и всем ревнующим о спасении необходимо ее испытать. В «Невидимой брани» мы много читаем о том, как надо испытывать совесть — каждый день, утром и вечером. «Добре хотящим жити, ревнители о спасении все так и действуют (то есть хранят совесть — о. С), всячески стараясь ни в чем из того не погрешить и ничем не запятнать своей совести. При всем том однако ж то мысли и чувства, то слова, а то и дела неправые проскользают иной раз незаметно, а то и заметно, и запыляют чистый лик совести, так что к концу дня редкий не бывает похож на путника, шедшего по пыльной дороге, у которого всюду набивается пыль: и в глаза, и в нос, и в рот, и в волоса, и все лицо покрывает. По сей причине и положено всякому, ревнующему о спасении, вечером испытывать свою совесть и, уяснив себе все неправости, допущенные днем в мыслях, словах и делах, очистить их покаянием, то есть делать то же, что делает запылившийся путник: путник умывается водой, а ревнующий о спасении очищает себя покаянием, сокрушением и слезами» [34]. Очень хорош образ путника, который в течение дороги покрывается пылью, проникающей даже внутрь его тела. Нам необходимо испытывать нашу совесть и очищать ее покаянием. Покаяние совсем не тогда начинается, как уже не раз я вам говорил (и уже, верно, надоел), когда мы стоим пред Крестом и Евангелием и исповедуем свои грехи, и не кончается тогда, когда читается над нами разрешительная молитва, и даже не тогда, когда мы соединились со Христом, причастившись Святых Тайн. Оно только тогда, может быть, и начинается, потому что здесь омывается и очищается наша совесть и указывает нам на наши грехи, от которых мы должны очиститься. Нужно всячески заставлять совесть говорить, вернее, надо заставлять себя слышать и слушаться ее, потому что она-то не молчит никогда, она говорит постоянно, хотя и тихо, а это мы ее не слушаем. Надо каяться. Покаяние проходит сквозь всю нашу духовную жизнь, ибо, как не раз я вам говорил, наша вера есть вера покаянная, и в лучшие моменты нашей жизни совесть наша начинает говорить в нас и обличать до того, что мы с сокрушением начинаем каяться. Так было и у всех святых, и у апостолов. Когда Петр, закинув по слову Господа сети, после целой ночи безуспешной ловли, вытащил великое множество рыбы и понял, Кто перед ним, он в ужасе воскликнул: Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный. Ибо ужас объял его и всех, бывших с ним (Мф. 5, 8). Покаяние, сознание и исповедание своего греха идет непосредственно от совести. Петр раньше ничего этого не испытывал, не сознавал, что грешен, а Христос Своею благодатию, Своим чудом, дал ему почувствовать угрызения совести. Так же и Фома, когда подошел к нему Господь со Своей благодатью и сказал: Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим, будучи обличен совестью, сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой (Ин. 20,27-28). Проповедь Иоанна Крестителя была: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 3, 2), и апостолы говорили уверовавшим: Покайтесь, и да крестится кийждо вас (Деян. 2, 38) — всюду «покайтесь». Покаяние проходит сквозь все христианство. А испытание совести приводит к покаянию, оно будит совесть, показывая нам наши грехи. Стало быть, от испытания совести зависит и сама вера наша. «Что увидишь неправым, рассмотри, как случилось, что ты сделал то, когда держишь постоянно желание делать одно правое, какие были к тому поводы и причины внутренние и внешние, как бы тебе следовало править собой в данном случае, чтобы не погрешить, и почему ты этого не сделал; затем, осудив себя, а никого и ничего другого, разумно определи, как следует тебе держать себя, чтобы вперед не погрешить в таких же или подобных обстоятельствах, и предпиши то себе в закон с решимостию и исполнять его без уклонения и поблажки себе или человекоугодию, пользуясь таким образом для удобрения нивы сердца своего и нечистотами» [35]. Так советует «Невидимая брань» испытывать свою совесть, отнюдь не обвиняя других, отнюдь не приводя себе в оправдание причин внутренних и внешних, а обвиняя только себя. Святые отцы называют совесть зеркалом нашего послушания Воле Божией, исполнения заповедей Божиих: «Совесть да будет тебе зеркалом твоего повиновения; и сего для тебя довольно» [36]. Всем нам надо одно помнить: самое главное это — хранение совести по отношению к Богу, ибо есть только Бог и я. Мы думаем, что мы отыскали Бога, и на том успокаиваемся, а надо искать Бога в продолжение всей жизни, ибо Он всегда с нами, а мы не всегда с Ним. Если знаем, что он слышит топот ног того муравья, о котором говорит арабский мудрец, то как же мы должны помнить о том, что Он все видит, все дела, слова, мысли и чувства наши, и хранить свою совесть по отношению к Нему. Если мы поставим себе целью всегда, везде и во всем искать Бога, — искать не в смысле тех или иных вероучений, а в смысле жизни и общения с Ним, тогда указания, даваемые святыми отцами, окажутся не теми или иными мертвыми рубриками, воспринимаемыми памятью, но оживут для нас и поведут нас к Богу. Мы не хотим жить «под подвижников», мы должны брать из святоотеческого опыта только то, что в нашей мере, что соответствует «нашей индивидуальности и тому месту в жизни, какое мы занимаем. Рассудительность есть совесть неоскверненная.
