Макарий Маркиш - На пороге Церкви
– Мне несколько раз снились иконы Божией Матери и разные. Как относиться к снам? В храм я хожу, раз в месяц причащаюсь.
– Относиться к снам (а также видениям, голосам и т. п.) следует как к внешним для нас явлениям. Хотя они возникают внутри нас, надо помнить: наш внутренний мир – это раскрытое окно в мир невидимый, и нередко – арена борьбы с невидимыми силами зла.
Представьте себе, что вы едете в поезде и смотрите в окно: за окном разворачиваются разные картины и события. Что-то вам нравится, что-то нет; одно напоминает о добром и приятном, другое о злом и огорчительном. Увиденное может даже подтолкнуть вас к практическому действию: скажем, мелькнет в окне больница – и вы наберете телефон больного друга, справитесь о его состоянии… В любом случае все, что проплывает за окном идущего поезда, происходит не с вами: принимать это как реальность своей собственной жизни было бы крайне неразумно.
Буквально то же самое относится к сновидениям. Бывают добрые и радостные сны (как ваш), бывают печальные, мучительные. И на те, и на другие надо посмотреть христианским взглядом: о чем они мне говорят? Если приснилась мне покойная бабушка, бессмысленно рассуждать, в какой руке она держала цветы, а надо спросить себя, регулярно ли я о ней молюсь дома и на панихидах? Если приснились деньги – не выдумывайте «предзнаменований», а лучше проверьте, нет ли за вами забытых долгов. Ни в коем случае не увлекайтесь самим сюжетом сновидений: это верная дорога к бесовскому самообману, отступничеству, душевным болезням и другим катастрофам.
И если вы, как вы пишете, ведете сознательную христианскую жизнь, то вы должны ясно усвоить эти принципы и помочь окружающим преодолеть распространенные в околоцерковной среде суеверия.Лжец и отец лжи
Дед ехал с внуком в санях по пустынному месту. Видит, стоят стога. Он оглянулся по сторонам, туда, сюда – никого кругом. Дай, думает, позаимствую охапочку сена – и скорей к стогу.
– Дедушка, дедушка!
– Что случилось?
– Ты наверх забыл посмотреть!
С болью в сердце приходится признать: присвоенное покойным президентом Рейганом Советскому Союзу звание «империи зла» было вполне справедливым. Начавшись либеральной трескотней, эта «империя» быстро показала истинное лицо беспрецедентного по масштабам, длительности и жестокости концлагеря.
Слава Богу, эта «империя», которая в течение семидесяти лет губила русский народ, по молитвам новомучеников российских, исчезла с российских пределов. Однако сегодня метастазы той же болезни поразили страны Запада и, распространяясь по всему миру, грозят нашей родине повторным заражением, не менее губительным, чем прежде.
Либерализм – а не Россия, и даже не Советский Союз – был для Рейгана врагом № 1. Сегодня Рейган мертв, а враг его живет и торжествует. Либерализм – это освобождение человека от Божиего образа. Что останется от человека, если уничтожить в нем Божий образ? Если не знаете – посмотрите телевизор и почитайте «популярные» газеты.
У либерализма богатый арсенал, и он выбирает себе то или иное оружие по мере необходимости. Сегодня в атаку на нас идет «политкорректность» – вирус, убивающий свободное слово и мысль.
Пол Харви – один из старейших американских радиокомментаторов. Приведенный ниже отрывок свидетельствует как о его таланте и отваге, так и вообще о старой Америке, не более слышной в наши дни, чем слышны были Шуберт и Бах на стадионе в Нюрнберге во время речей фюрера. Но что для нас гораздо важнее – это обнаружить, в какой мере его слова обращены к нам, гражданам России. Ведь сограждане Пола Харви, как это ни грустно, впустили их в одно ухо и преспокойно выпустили из другого, как выпустили впоследствии и Белград, и Багдад, и все прочее.
И все осталось как есть. Этого ли мы ищем?
«Если бы я был дьяволом…
я бы завладел самой могущественной в мире страной; я бы внушил ее жителям, что они получают все по своим заслугам, а не по Божией милости;
я бы научил их любить вещи и пользоваться людьми, а никак не наоборот;
я бы устроил так, что целые штаты стали бы жить на доходы от азартных игр;
я бы убедил всех, что совесть – только помеха для общественного деятеля;
я бы узаконил убийство детей до рождения;
я бы ввел в обычай самоубийства и изобрел бы для этого удобные приспособления;
я бы обесценил человеческую жизнь до такой степени, что о животных стали бы заботиться больше, чем о людях;
я бы устранил Бога из школ, так что за одно лишь упоминание Его имени уже тащили бы в суд;
я бы выдумал лекарственные средства, подавляющие разум у детей, и пусть спортивные знаменитости рекламируют их;
я бы завладел телевидением и каждый вечер отравлял бы душу каждого члена каждой семьи как мне вздумается;
я бы стал разрушать семью, потому что это основная опора нации;
я бы облегчил и упростил развод и придал бы ему максимум привлекательности: развалится семья – развалится и нация;
я бы надоумил выплескивать самые гнусные фантазии на холст и экран и назвал бы это искусством;
я бы втолковал людям, что они родятся извращенцами и, значит, извращения надо приветствовать;
я бы внушил, что добро и зло зависят от мнения небольшой влиятельной группы, которое я бы назвал политкорректным;
я бы убедил всех, что Церковь давно устарела и никому не нужна и что Библия – это сказки для дурачков;
я бы притупил разум у христиан, чтобы молитва, верность и послушание стали у них как безделушки в магазине: выбирай что нравится;
…сдается мне, я бы оставил все как есть» [1] .
При всей лживости либерализма сам термин «политкорректность» достаточно правдив и прозрачен. Политика – это вопрос о власти. Политкорректность – это насилие над свободной мыслью ради власти над человеком. Только что мы видели, как определил политкорректность Пол Харви, замечательный американский радиожурналист старого поколения.
На днях пришлось участвовать в радиопередаче, посвященной венерическим болезням, главным образом СПИДу. Собеседник-врач упорно отказывался употреблять этот термин, произнося вместо него некое сокращение, означавшее «болезни, передающиеся половым путем». На вопрос, в чем разница между теми и другими, он не ответил. Ну, ладно, не велика важность. Далее, однако, мы услышали еще одну уникальную формулировку: «работницы коммерческого секса». Отвертеться от объяснений, чем его не устраивают проститутки, доктор не смог и сухо сообщил, что «таково требование Всемирной организации здравоохранения». Надеюсь, радиослушатели получили ясное понятие о происхождении политкорректности.Политкорректность работает в паре с извращенным, изуродованным понятием о правах человека: якобы каждая личность «имеет право на защиту» от любой информации, которая ее, эту личность, по тем или иным причинам не устраивает. И во многих зарубежных странах этот верх абсурда уже близок к воплощению. Недавно, например, какой-то американский идеолог-гомосексуалист обратился в суд с иском против своих оппонентов, чтобы те не называли его гомосексуалистом, а только «gay» (увы, по вине наших бездарных и бестолковых переводчиков пакостные политкорректные англицизмы проникают в русский язык – в том числе и в православные издания).
Но политкорректность – это не просто абсурд; она гораздо хуже, чем абсурд. Приведенный выше тезис о «защите личности» от неугодных ей внешних воздействий вполне подходит в качестве лозунга для «империи зла». В самом деле, он исходит из того, что человек человеку даже не волк, не зверь, а некий бездушный, бесчувственный механизм, подлежащий надежной изоляции от других, подобных ему механизмов.
Политкорректность ликвидирует связь между людьми, общение, обмен мнениями, дискуссию, спор. Под страхом наказания за «нарушение прав человека» (а на Западе люди получают за это тюремный срок!) устраняется сама возможность донести нужное слово от одной живой души к другой. Проповедь Христа, безусловно, исключена в политкорректной среде – будь то словом или делом. Политкорректность – самое эффективное средство уничтожения Божиего образа в людях, поскольку она уничтожает любовь между людьми.
Потому-то либералы так ценят и любят политкорректность, потому-то они и насаждают ее с таким упорством. Потому-то мы ее презираем, ненавидим, обнаруживаем повсюду, где бы она ни скрывалась, и убиваем свободным словом.– Меня поражает самоуверенность православных, от епископов и митрополитов, которые выступают по телевизору, до простых мирян. Почему-то все они убеждены, что им открыта истина, а все остальные заблуждаются. Христиане на Западе давно отказались от такого узкого взгляда и ищут компромисса с другими конфессиями.
– Очень точно сказано – хотя с самоуверенностью наш «узкий» взгляд не имеет ничего общего. А вот на Западе многие действительно сначала утратили веру в Бога, заменив ее верой в самих себя (самоуверенностью), а потом, естественно, принялись за поиски компромиссов… В конце концов, это не так уж плохо: инославные верующие, обнаружив, что западная цивилизация утратила христианские корни, все в большем числе приходят в Православную Церковь.
