Оксана Гор - Код завета. Библия: ошибки перевода
• Противоречивые высказывания свидетелей приводили к освобождению обвиненного. Поскольку высказывания свидетелей были противоречивы, Иисуса следовало бы освободить.
• Когда свидетели заканчивали свои речи, слово переходило к обвинителям и защитникам, но в самом начале слово брал самый младший судья Синедриона. К нему подключались более старшие по званию судьи. В заключение выступал председатель Синедриона. Евангелисты также не знали об этом принципиальном правиле всех заседаний Синедриона. Вывод я могу сделать только один: этот процесс от и до – полнейший абсурд; опираясь на знание обычаев и жизненного уклада иудеев, можно с уверенностью утверждать, что описанные действия не имели места быть. К тому же судить могли только римские власти, а не иудей ские. Так что и смертный приговор выносили именно они.
Амнистия на Песах: фикция или правда?
Иудейский праздник Пасхи в эпоху Иисуса праздновался как напоминание о древних временах: разве не Господь Бог самолично освободил иудейский народ из египетского плена? Благодаря целому ряду археологических раскопок и критической перепроверке источников сегодня можно сказать точно: то, как Ветхий Завет описывает легендарный исход из Египта, является исключительно авторской фантазией. Праздник Пасхи был не напоминанием о конкретном историческом событии, а скорее символом всей ранней истории, какую богобоязненные иудеи хотели бы иметь у себя в «архиве».
Что же сообщается в Новом Завете о так называемой амнистии на Песах? Иисус предстал перед всемогущим Понтием Пилатом. И римлянин проявляет к обвиняемому куда большее сочувствие, чем его соотечественники. Более того, Понтий Пилат считает Иисуса абсолютно ни в чем не виноватым. Тем не менее лицо, облеченное государственной властью, не осмеливается отпустить Иисуса на свободу. Зато весьма хитро решает: «На всякий же праздник отпускал он им одного узника, о котором просили». Все четыре Евангелия дружно оповещают своих читателей о существовании подобного обычая. Вот только дальше начинаются сплошные нестыковки.
Согласно Матфею и Марку, существовал чисто римский обычай отпускать в честь праздника заключенного на свободу, и это воспринималось как милость римских властей. Самой курьезной оказывается формулировка из Евангелия от Иоанна. Там Пилат заявляет иудеям: «Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху». Значит, по Матфею и Марку, обычай этот чисто римский, а вот по Иоанну – все-таки иудейский, да еще и предпасхальный.
Иоанн – отличный сказочник, но подобный обычай мог быть только римским, а вот у иудеев ничего похожего принято не было. Потому что верховная власть принадлежала Риму, иудеи все поголовно были всего лишь подданными. Но дальше в Евангелиях ситуация становится все более любопытной. К делу подключается Лука и заявляет, что у Пилата вообще не было никакой возможности освобождать узников, но он каким-то удивительным образом услышал о старом иудейском обычае. Ну да ладно.
Представим, что Пилат очень хочет освободить Иисуса. И предлагает на пасхальную амнистию двух «кандидатов»: Иисуса и Варраву. И тут вновь бедные евангелисты никак не могут прийти к единому мнению, кем им считать этого Варраву. В Евангелии от Марка, которое считается наиболее старым, Варрава довольно нейтрально представлен как мятежник. Но сам он никаких преступлений вроде бы не совершал. У Матфея же Варрава становится «известным узником». Иоанн же кратко объявляет его разбойником, а Лука (сразу в двух местах!) «убийцей».
Что же такого натворил Варрава? И вообще, кто он такой? Может, о нем что-либо написано в юридических актах римлян? Был ли он жертвой юриспруденции, невинным, попавшим в римскую тюрьму вместе с реальными убийцами и мятежниками? Или же он был «известным узником», деяния которого были прекрасно известны? Или все-таки это просто убийца и разбойник с большой дороги? Евангелисты никак не могут определиться.
В некоторых – очень немногих, скажем сразу, – списках Евангелия от Матфея и герой из Назарета, и Варрава – оба носят одно и то же имя: Иисус. При этом можно сразу подумать, что Иисус было имя не редкое, а довольно-таки распространенное. Точно так же как Павел. Понтий Пилат предлагает иудейскому народу выбрать одного из Иисусов. Вроде бы смешно – называть Варраву и Иисуса одним и тем же лицом! И все же:
• Вариант первый: если перевести слово «barnasch», получим «Сына Человеческого», – слово-синоним «Barbasch», то есть Варрава.
• Вариант второй: имя Варрава могло появиться из «bar rabban», то есть Сын Учителя. Но «Сын Учителя» был в то время синонимом «Сына Бога».
Так что произошло во время амнистии на Песах? Неужели народу пришлось выбирать из двух Иисусов?
Дубль два: Иосиф и Иисус
О дубляже исторических событий говорят в тех случаях, когда событие повторяется с отвратительной точностью. Поразительный феномен, особенно если речь заходит о дубляже Библии. Лично я вижу просто удивительные параллели между Иосифом и Иисусом: между сыном Иакова и «Мессией» на кресте.
Жизнь Иосифа подробно расписана у Моисея. Ну не любили юного Иосифа родные братья. А когда он еще и о своих снах им рассказывать начал, в которых перед ним склоняла головы вся семья Иакова, они «приговорили» его к смерти. Впрочем, Иосиф выжил и был продан в Египет. Но не пропал даже в царстве фараонов – там его ожидала невероятная карьера. Правда, до того, как Иосиф стал вторым по важности человеком в государстве на Ниле, он, конечно же, без вины виноватый, оказался в темнице. Именно в узилище Иосиф встречается с двумя другими его обитателями, один из которых пекарь, а второй – виночерпий у фараона.
И вновь Иосиф оказывается способен истолковать сновидения: «хлебодару» привиделись три корзины на голове, и птицы клевали пищу из этих корзин. Толкование сна по Иосифу было довольно зловещим: «Через три дня фараон снимет с тебя голову твою и повесит ее на дереве». По крайней мере, таков дословный перевод с иврита.
Но в общепринятом переводе говорят о повешении самого «хлебодара» на виселице. И совершенно напрасно! Дело в том, что в эпоху Иисуса оригинал на иврите с «повешением на дереве» воспринимался как провозвестие страданий нового Мессии на кресте. Зато термин «повешение на виселице», используемый в переводе, пробуждает у нынешних читателей совершенно неверные, извращенные даже ассоциации.
Сон виночерпия оказывается столь же символичным, как и сон «хлебодара»: «…мне снилось, вот виноградная лоза предо мною; на лозе три ветви; она развилась, показался на ней цвет, выросли и созрели на ней ягоды; и чаша фараонова в руке у меня; я взял ягод, выжал их в чашу фараонову и подал чашу в руку фараонову». Иосиф истолковывает этот сон как благоприятный знак: через три дня виночерпий вновь вернется на свою прежнюю службу ко двору фараона.
Пророчество «через три дня фараон снимет с тебя голову твою и повесит ее на кресте» уже ясно указывало на будущее распятие Иисуса. И далее: «Вспомни же меня, когда хорошо тебе будет, и сделай мне благодеяние», – просит Иосиф виночерпия. А Иисус не просто оказался в одном узилище с преступниками, он был распят на кресте по соседству с двумя разбойниками. Один высмеивал его, а второй сказал: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» То есть Иисус должен замолвить словечко пред Отцом Небесным за двух грешников, как когда-то должен был сделать это виночерпий.
Что же в действительности происходило в последние минуты с Иисусом на кресте? Ответ, как обычно, ужасен: мы не знаем. Историческая реконструкция просто-напросто невозможна. Единственное, что можно сказать точно, – текст так называемого Евангелия от Иоанна переработал сцену пребывания Иосифа в темнице фараона.
То есть труды Ветхого Завета использовались авторами и составителями Нового в качестве дополнительной литературы. Причем работали коллеги-евангелисты, как истинные художники, составляющие из старых разрозненных кусков мозаики новые сцены. Вот и готова новая картинка! Нужно обладать поистине детективным чутьем, чтобы разобрать, откуда и что «понатаскано» в текст Нового Завета.
Но вернемся к сцене распятия, к Иисусу и его товарищам по мучениям. «Проходящие злословили на него» и всячески оскорбляли. «Подобно и первосвященники с книжниками, и старейшины с фарисеями насмехаясь, говорили: „Других спасал, а себя самого не может спасти“». Почти дословно мы встречаем то же самое у автора Псалмов: «Все, видящие меня, ругаются надо мною, говорят устами, кивая головою: „Он уповал на Господа; пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему“».
Историки пытаются, вооружившись документами и археологическими раскопами, реконструировать прошлое. Чем больше опыта накапливает историк, тем яснее становится его знание. Вот только не в случае с Иисусом Нового Завета. Тут о настоящих знаниях не может быть и речи, тут или веришь, или нет. Вот хотите – верьте, что Иисус исполнил «пророчества» Ветхого Завета, а хотите – не верьте.
