прот. Лев Лебедев - Москва патриаршая
В этот период Никону пришлось решать множество дипломатических, торговых, административных и других важнейших государственных дел. Ни одно из них не пострадало. Царские чиновники трепетали теперь перед патриархом не только потому, что он пользовался особым расположением царя, но и потому, что чувствовали его явное деловое превосходство. Князь Михаил Пронский, три князя Хилковы, князь Василий Ромодановский, которым было поручено управление Москвой, в ответ на распоряжения Никона обращались к нему весьма примечательно: «Великому государю, святейшему Никону, патриарху Московскому и Всея Великия и Малыя России, Мишка Пронский с товарищи челом бьют...»135
В июле 1654 года Россию постигло страшное бедствие - «моровое поветрие», как его называли (может быть, эпидемия чумы или иной смертоносной болезни). В Москве вымерло подавляющее большинство населения. Ко всем заботам Никона прибавилось спасение царской семьи, с чем он также прекрасно справился.
В начале 1655 года эпидемия прекратилась, и в столицу вернулись сначала патриарх Никон с царской семьей, а затем и Алексей Михайлович. Во второе воскресенье Великого поста того же года в Кремле состоялись торжественные проводы царя снова в поход. Это событие очень красочно и подробно описано Павлом Алеппским. Одна из картин проводов содержит, по выражению историка Церкви митрополита Макария (Булгакова), «драгоценные сведения о тогдашнем значении и могуществе патриарха Никона»136. Очевидец пишет: «Затем патриарх Никон стал перед царем и возвысил свой голос, призывая благословение Божие на царя в прекрасном вступлении, с примерами и изречениями, взятыми из древних: подобно тому как Бог даровал победу Моисею над фараоном и пр., и из новой истории, о победе Константина над Максимианом и пр. и говорил многое, подобное этому, в прекрасных выражениях, последовательно и неспешно. Когда он запинался или ошибался, то долго обдумывал и молчал: некому было порицать его и досадовать, но все молча и внимательно слушали его слова, особливо царь, который стоял сложив руки крестом и опустив голову, смиренно и безмолвно, как бедняк и раб пред своим господином. Какое это великое чудо мы видели! Царь стоит с непокрытой головой, а патриарх в мирте. О люди! Тот стоял сложив руки крестом, а этот с жаром ораторствовал и жестикулировал перед ним; тот с опущенной головою в молчании, а этот проповедуя склонял к нему свою голову в митре; у него голос пониженный и тихий, а у этого... громкий; тот как будто невольник, а этот - словно господин. Какое зрелище для нас!.. Благодарим Всевышнего Бога, что мы видели эти чудные, изумительные дела!»137
Алексей Михайлович пробыл в действующей армии до декабря 1655 года, а затем вновь вернулся в Москву и 15 мая 1656 года снова уехал на войну уже со шведским королем и вернулся только в январе 1657 года.
Во все периоды отсутствия Алексея Михайловича Никон продолжал быть главным правителем государства. В патриархе признавали великого государя, действительно равного с царем не только по титулу! Свидетельства об этом содержатся в официальной печати. В предисловии к Служебнику, изданному в августе 1655 года, между прочим говорилось: «Должно убо всем, повсюду обитающим, православным народам восхвалити же и прославити Бога, яко избра в начальство и снабжение людям своим сию премудрую двоицу, великого государя царя Алексея Михайловича и великого государя святейшего Никона патриарха, иже... праведно и подобно преданные им грады украшают, к сим суд праведен... храняще, всем всюду сущим под ними тоже творити повелеша... Да даст же (Господь) им, государем,... желание сердец их, да возрадуются вси живущии под державою их... яко да под единым их государским повелением вси... утешительными песньми славити имуть воздвигшаго их истиннаго Бога нашего»138.
Такого высокого и влиятельного положения не достигал ни один глава Церкви. Это была точка наибольшего в руссской истории возвышения духовного начала в жизни общества. Все это отнюдь не означало наличия каких-либо притязаний со стороны самого Никона как патриарха на вмешательство в мирские и государственные дела! Никон правил Россией по просьбе личного друга и царя лишь временно, всегда считал, как мы потом увидим, своим законным долгом только правление Церковью и тут же устранился от дел государственных, как только отпала в том необходимость.
ИСПРАВЛЕНИЕ ЦЕРКОВНЫХ КНИГ И ОБРЯДОВ
Сей во благочести и церковном правлении Твердо подвизался во всяком хранении, Ко благочестию и вере всех наставляя, Аки отец слово истины исправляя.
Монастырский летописецСвоим чередом повел Никон и дело исправления русских богослужебных книг и обрядов. Дело это, как мы видели, началось задолго до его патриаршества, было задумано не им, вызывалось рядом важных церковных и политических причин. Поэтому можно говорить лишь о завершающей, решающей роли Никона в этих преобразованиях. Он довел их до конца.
В начале своего патриаршества Никон, по его словам, «входя в книгохранительницу, со многим трудом, многи дни в рассмотрении положи». Привести русское богослужение в полное соответствие с современной греческой практикой - так ставилась задача. Таково было устремление о. Стефана и Алексея Михайловича, на этом настаивали Восточные патриархи и греческая иерархия. Правда, расхождения обнаруживались в вещах не догматических, не вероучительных. Но, зная взгляды противников Греческой церкви и сторонников безусловного превосходства русской обрядности, Никон понимал, что и обрядовые исправления могут встретить серьезное сопротивление. Для Никона- патриарха цель исправлений заключалась в единении Русской церкви со вселенским православием, а еще точней - в воссоздании единства Вселенской церкви путем приведения русской литургической жизни в согласие с греческой. Однако Никон был не тот человек, чтобы слепо следовать каждой букве современных греческих чинов. Ему важно было и то, чтобы обрядовые исправления соответствовали исконным традициям и обычаям православия, не расходились бы и с древней практикой Вселенской церкви. Задача, таким образом, осложнялась.
Современная Никону греческая богослужебная практика во многом отличалась от той, что была в Византии в X веке, когда Русь принимала православие. Но, с другой стороны, и в русскую практику вошло немало изменений на протяжении шести с половиной веков. Компромисс мог заключаться в том соображении, что литургическая жизнь Восточной церкви XVII в. не возникла из ничего и не явилась каким-то внезапным нововведением, она складывалась постепенно, исходила из древних чинов и обычаев, то есть имела основания в практике древней христианской Церкви, не отличавшейся, как известно, строгой унификацией и обрядовым единообразием. Поэтому в древних книгах и рукописях при желании можно было найти подтверждения тем порядкам богослужения и обрядам, которые составляли теперь, в XVII столетии, литургическую практику Востока и находились в современных богослужебных книгах. И с тем же успехом, конечно, в древних рукописях, можно было найти подтверждения верности многих закрепившихся на Руси обычаев. В таком случае выбор мог совершаться волей высшей церковной власти. Эти соображения и составили методологическую и методическую основу преобразований Никона. Когда впоследствии старообрядцы стали упрекать Никона в том, что их книги правились не по древним текстам, а по новым, они были не правы, так же как не совсем справедливы были никониане, утверждая обратное. Русские обряды и книги исправлялись и по новым, и по древним текстам так, что содержавшееся в новых книгах выверялось по древним.
Никон решил начать с постепенного исправления отдельных обрядов. Такие исправления, как отмечалось, были и до него, например, при патриархе Филарете, и не вызывали смуты. Накануне Великого поста 1653 года патриарх Никон разослал по московским церквам знаменитую «Память». Подлинный текст этого документа не сохранился. Из кратких изложений современников видно, что в «Памяти» Никон повелел на молитве Ефрема Сирина делать четыре земных и 12 поясных поклонов (как делается и теперь), указывая на неправильность обычая делать 17 земных поклонов (как было до него), а также разъяснил неправильность двуперстного крестного знамения и призывал креститься тремя перстами. Неизвестно, к сожалению, было ли это единоличным распоряжением Никона или он опирался на соборное решение русских архиереев. Историк церкви митрополит Макарий (Булгаков) высказывает догадку, что эта «Память» послужила Никону «пробным камнем», способом узнать, «как отзовутся на задуманное им исправление церковных обрядов и богослужебных книг»139. Действительно, «Память» выполнила задачу быстрого выявления всех основных противников преобразований. Ими оказались в основном те «ревнители благочестия», которых Никон ранее отстранил от участия в решении церковных дел... Протоиереи Иоанн Неронов, Аввакум, Даниил, Логгин, склонив на свою сторону коломенского епископа Павла, тут же написали царю (!) челобитную, где очень пространно доказывали истинность двуперстного крестного знамения и 17 земных поклонов, опровергая положения «Памяти» патриарха. Царь, как предполагает Аввакум, отдал эту челобитную Никону. Никон никак не реагировал на это сопротивление и не привлек противящихся к ответу.
