Вероника Андросова - Небесные книги в Апокалипсисе Иоанна Богослова
Указания на связь запечатанной книги с Ветхим Заветом можно увидеть в одном из образов 4-й и 5-й глав: 24 старцев можно понимать как 24 книги Ветхого Завета (или их авторов). Такое толкование старцев как одно из возможных приводит св. Викторин (viginti quattor seniores viginti quattor libri sunt prophetarum)[346], также этого мнения придерживался блж. Иероним[347]. При таком понимании старцев толкование образа книги как Ветхого Завета становится очень уместным. Именно один из старцев объявляет Иоанну, что лев от колена Иудина «победил» и откроет книгу – «авторы провозглашают исполнение пророчеств, о которых они сами ранее свидетельствовали»[348].
Образ книги Откр 5: 1 как аналог читаемого за богослужением Писания Ветхого Завета. Рассматриваемое толкование полностью сочетается с пониманием повествования Откр 4—5 как отражения раннехристианской литургии. Действительно, присутствие литургических мотивов в этом разделе неоспоримо. Более того, Л. Моури считает, что в этих главах содержится уникальный богослужебный памятник, позволяющий проследить переход от строя синагогального богослужения к собственно христианскому[349]. П. Прижан видит в Откр 4—5 отражение синагогального богослужения, включавшего прославление Бога, Его закона, благодарение за избавление из Египта и чтение Св. Писания[350]. Соответственно запечатанная книга является аналогом читаемому Священному Писанию как неотъемлемому элементу богослужения. Таким образом, преимущество этого толкования заключается также в том, что оно соотносит образ запечатанной книги с предполагаемым контекстом его возникновения.
Критика толкования книги Откр 5: 1 как Писания Ветхого Завета. Тем не менее в современной библейской науке высказывается серьезная критика толкования книги Откр 5: 1 как Ветхого Завета (Св. Писания). Например, Е. Бил утверждает, что это понимание не может восходить к точке зрения автора Апокалипсиса, поскольку «упомянутые в Иез 2—3 и Дан 12: 9 книги, во многом послужившие прототипами этого образа, не являются символами Ветхого Завета, но преимущественно сосредоточиваются на темах суда и спасения»[351]. Образы иных небесных книг тоже никогда не символизируют ветхозаветных Писаний.
Исследователи приводят и формальные аргументы: Ветхий Завет не мыслился как одна книга, но скорее как собрание книг; изв естно, что в свитках его текст писался только на одной стороне и не мог быть записан «внутри и отвне»[352]. Содержание Писаний Ветхого Завета было хорошо известным, поэтому образность «семи печатей» вряд ли уместна. При этом во всем Апокалипсисе ветхозаветные Писания интерпретируются совершенно свободно, и ничто не указывает на проблему их понимания. По мнению Дж. Бигуцци, плач Иоанна невозможно понять как скорбь о неверном истолковании Ветхого Завета – скорее этим обозначается нечто более глубокое[353].
Как и во всем тексте Откровения Иоанна Богослова, литургические элементы в сцене Откр 5 действительно присутствуют, но вряд ли из них можно вывести целостную картину раннехристианского богослужения – они вписаны в общий образный ряд изображаемых видений[354]. Можно сказать, что в перспективе Тайнозрителя скорее земное богослужение предстает отображением богослужения небесного, но не наоборот.
Нужно признать, что рассматриваемое толкование не слишком хорошо соотносится с общей сценой и композицией 4—5-й глав и с их главной темой – получением Христом универсального владычества (если только не принимать точку зрения Р. Стефановича, что это именно книга Второзакония, якобы используемая при помазании израильских царей). Также в этом случае неясной остается связь книги с образностью седмериц: акцент дальнейшего повествования, начиная с Откр 6, сделан именно на грядущих событиях, а не на исполнившихся пророчествах[355]. Ввиду этого, как указывает Г. Райхельт, «начиная с XVII в., толкователи отказываются от этого мнения, и в настоящее время большинством исследователей оно решительно отвергается»[356].
Несмотря на вышеперечисленные доводы, засвидетельствованное у многих отцов Церкви понимание запечатанной книги как Писаний Ветхого Завета, открываемых Христом, является очень ярким, причем оно выражает святоотеческий принцип толкования Писаний, с которым нельзя не согласиться. Этот принцип не теряет своей актуальности и в настоящее время.
Расширенное понимание книги Откр 5:1 как предвозвещенного в Ветхом Завете божественного замысла. Нужно отметить еще один аспект рассматриваемого толкования. Можно увидеть, что книга Откр 5: 1 не просто обозначает Писание Ветхого Завета, до пришествия Христа бывшее для людей непонятным. Как и у святых отцов, так и у немногочисленных современных сторонников этой точки зрения присутствует мысль, что все предсказанное в Ветхом Завете получает исполнение во Христе, все пророчества «актуализируются» в Нем, – и именно благодаря этому они становятся понятными. Например, так это выражено у Андрея Кесарийского: «Ни Ангелы, ни люди… не достигли полного ведения Божественных судеб, кроме Агнца Божия, разрешившего Своим пришествием сказания ранее о Нем пророчествовавших». И если понимать плач Тайнозрителя не как скорбь о неверном толковании Ветхого Завета, а как скорбь о неисполнении его пророчеств (которые могут свершиться только через Христа, «закланного Агнца»), то в этом случае предлагаемое толкование книги Откр 5: 1 будет гораздо лучше соотноситься с композицией всей сцены. Можно уточнить, что под запечатанной книгой толкователи часто понимают не книги Ветхого Завета как таковые, но, выражению П. Прижана, «божественный замысел, провозглашенный в Ветхом Завете»[357]. Христос исполняет замысел Божий, который уже в какой-то степени был открыт в Ветхом Завете (ср. Ам 3: 7: «Господь Бог ничего не делает, не открыв тайны рабам Своим, пророкам»)[358]. В таком своем варианте рассматриваемое толкование тесно соприкасается с весьма распространенным среди современных исследователей пониманием книги Откр 5: 1 как эсхатологического замысла Божия о спасении мира.
4.4.2. Толкование запечатанной книги как книги жизни
Ранние толкователи о запечатанной книге как книге жизни. Толкование образа запечатанной книги как книги жизни встречалось сравнительно редко, однако нужно сказать, что такое понимание засвидетельствовано у некоторых древних авторов – а именно Икумения и частично у Андрея Кесарийского. Икумений (нач. VI в.) не следует распространенной традиции видеть в книге Ветхий Завет, а предлагает собственное оригинальное толкование. Он связывает запечатанную книгу с неоднократно упоминаемыми в Ветхом Завете небесными книгами, куда вписаны имена народа Божия (книгой жизни – Пс 138: 16; Исх 32: 32—33), и считает, что Тайнозритель «образно называет книгой божественную память», где «записаны все люди»[359]. С этих же позиций Икумений объясняет написание книги «внутри и от-вне» – по его мнению, «внутри» записаны люди из народа израильского, благочестивые под водительством закона; а «снаружи» – люди из языческих народов, бывшие идолопоклонниками до уверования во Христа. Запечатывание книги обозначает полное отчуждение людей от Бога в их грехах; раскрытие печатей – это дерзновение и близость людей к Богу, которую принес воплотившийся Сын Божий. Поэтому Икумений соединяет печати с деяниями Господа – вочеловечением, искушениями, Его чудотворениями, преданием Пилату, Распятием, Сошествием во ад и Воскресением. Таким образом, Икумений предлагает законченное цельное толкование с глубоким богословским значением.
Подобно и Андрей Кесарийский в ряду своих толкований приводит это мнение: «Под книгой следует разуметь премудрую Божию память, в которой, по божественному Давиду, вписаны все (πάντες)» [360].
Основания в тексте Апокалипсиса для толкования запечатанной книги как книги жизни. Современные сторонники рассматриваемого мнения считают, что запечатанная книга содержит имена описанного в 7-й главе «великого множества» искупленных (книга написана «внутри и отвне», поскольку имен искупленных чрезвычайно много)[361]. Книга жизни в Апокалипсисе два раза называется «книгой жизни Агнца» – то есть непосредственно связывается со Христом, – точно так же как и книга 5-й главы. В Откр 5 речь идет о возможности «открытия» книги, к тому же употребленный глагол βλέπειν подразумевает также и фактическое «прочтение» написанного в ней; однако в повествовании Откр 5 о ее раскрытии прямо не говорится. Выражение «и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни» (Откр 20: 12), по мнению Й. Херцера, восполняет этот пробел[362]. Открытие книги – это раскрытие имен искупленных, написанных в ней «от создания мира». Поэтому взятие книги сопровождается торжествующей песнью четырех животных и 24 старцев: «…искупил нас от всякого колена и языка, народа и племени» (Откр 5:9).
