Николай Осокин - История альбигойцев и их времени. Книга первая.
Такого рода дуализм не ведет происхождения непосредственно от Зороастра. В нем нет общего, хотя неведомого никому, отца мира, может быть, и благодетельного божества (Зрван-Акарна, отец Ормузда и Аримана, согласно некоторым зороастрийским сочинениям), которому подвластны оба великих духа. Это объединяющее Существо Мани не признает, желая избегнуть трехначалия. Его чистый дуализм безусловен, как безусловен он был в школе древних магов, к которым принадлежал Мани, и убеждения которых он так решительно высказывал, поддерживаемый всеми гностиками Сирии.
Власть доброго Бога, толковал Мани, можно уподобить свету, злого — мраку; один царь правит всем чистым во вселенной, другой, царь тьмы, всем злым.
Между тем как по Зороастру Ариман, начало зла, есть худшая степень добра, наказанная сочетанием с материей, для Мани его Сатана есть непосредственное состояние материи. В ней все зло, и человек, скованный ею, только победой над ней, подвигами самоумерщвления, подавлением страстей, чувств, любви и ненависти получает надежду высвободиться из царства зла. Во всяком случае, Бог света должен быть выше Бога мрака, и врожденное этическое чувство подсказало творцу системы победу первого над вторым. Самая борьба совершается согласно теории Зороастра. Тут участвует и Мать Жизни, которая призвана Богом охранять небо от слуг Сатаны и которая производит первое божественное существо, имеющее, таким образом, по своей природе родственную связь с великим духом добра. Существо это, опираясь на средства пяти стихий (свет, воздух, воду, землю и огонь), борется с орудием тьмы, но безуспешно. Только внезапное содействие «животворного духа», ниспосланного Богом, дарует ему победу, когда оно, истомленное, уже отчаивается в собственном спасении и готово потерять в борьбе своего сына.
Здесь миф выходит на христианский путь, с той разницей, что роль Митры играет Христос. При помощи его, то есть чисто небесного света, князь тьмы творит первого человека, чье тело из земной материи, а разум из небесной. Имя ему «Адам» — он одинаково принадлежит двум богам; оба начала ведут в нем свою вечную борьбу. Но животворный дух, сотворив новую небесную материю, заставляет ее вытягивать и присоединять к себе родственные элементы из небесной материи, захваченной Сатаной. Это и есть вечное тяготение материального человека к духовному совершенству, к освобождению из телесной темницы, из объятий дьявола. Душа первого человека уже готова была одолеть тело, когда демоны запретили ей касаться плодов знаменитого древа знаний; один из ангелов нашел средство устранить этот запрет, но час падения Адама уже был близок. Демоны, для его соблазна, решили создать Еву; ее прелести увлекли Адама, и он совершил любовный акт, который опять отдалил его от совершенствования, уже достигнутого, и отдал во власть материи и духа тьмы. Поэтому люди должны сторониться этих губительных чар и земных наслаждений, которые, обессиливая их, делают неспособными к принятию духа. Высокое призвание человека — в нравственной чистоте, вот почему иногда манихеи называли себя катарами, то есть чистыми [2_16].
Земля, видимый мир, созданный Богом при посредстве животворного духа, должен был послужить ареной духовных подвигов первых людей, свидетелем их борьбы с телом. Видимый мир потому исполнен тех же противоположных элементов, в нем — все степени истечения существ; из него должна постепенно извлекаться материя. Между тем грехи увеличились, и искушения рода человеческого стали велики. Оставалось нанести решительный удар по князю тьмы. Бог света, ревнуя о торжестве своего царствия, решился сам идти на спасение рода человеческого. Тело его было лишь видимое, призрачное. Христом, Мессией он назвался, чтобы исполнить давнишние ожидания евреев. Тогда, по словам Евангелия от Иоанна, «и свет во тьме светит, и тьма не объяла его» [2_17], — эта буквальность удачно соответствовала догматике манихеев. Князь тьмы, напуганный победами нового Освободителя, устроил так, что евреи распяли его. Смерть Христа, хотя только видимая, послужила символом освобождения всех душ. Вместо тела Иисусова остался крест света, который есть логос гностиков, Христос католиков, жизнь, истина, благо.
Такому толкованию верили «непосвященные слушатели», как они назывались в общине; избранные же поднимались до идеального созерцания предметов. (Подобное деление было и у альбигойцев.) Избранным или совершенным предлагался и более тяжелый практически кодекс морали, сходный с правилами сирийских гностиков и их суровым образом жизни. Очищение, освобождение от привязанностей земных, чистота и святость— цель бытия; такой человек после смерти вступает в царство луны, где в большом озере очищается в продолжение пятнадцати дней, — это небесное крещение водой. После этого душа очищается огнем в царстве солнца — это небесное крещение огнем. Допущенная до созерцания Искупителя, восседающего в солнце среди ангелов, душа достигает верха блаженства; она свободна от тела. Но душа, еще не вполне очистившаяся, помраченная удовольствиями земными, переходит в другое тело, дабы опять посвятить себя очищению, совершенствованию. Все души достойных призваны со временем занять свое место в царстве добра, демоны же будут заключены в свои жилища, а материя, лишенная всякого света и постороннего влияния, будет превращена огнем в мертвую массу, и души, не высвободившиеся от мрака, будут приставлены охранять ее. Это — Плерома гностиков[A_83], в которой Сатана не находит, однако, успокоения, какое давала ему система Зороастра[A_84].
Воскресения мертвых Мани не принимал и стоял на воззрениях дуализма. Однако он внес в свое учение многое, непосредственно принадлежавшее христианству. С ним проповедовало двенадцать апостолов, семьдесят два епископа; у него были пресвитеры и диаконы для религиозного служения в различных местах.
Так были созданы манихейские богословие и Церковь, или, лучше, манихейская философская система. Пределы ее распространения были обширные, она с удивительной быстротой появилась на Востоке и Западе. Рядом с христианским воздвигался новый, манихейский молитвенный дом, и это было тогда, когда сама христианская религия еще не получила права на звание государственной. Церковная внешность и ортодоксальные приемы способствовали распространению манихейства. Подобно альбигойцам, манихейцы искусно умели пользоваться характером новых адептов, их ревностью к обряду, к букве. Поначалу они делали уступки, склоняя на свою сторону католиков евангельскими текстами, которые после начинали перетолковывать аллегорически. Будучи философами по убеждениям, они не отказывались от Крещения, но приводили его к простой обрядности и напоминали слова Спасителя: «Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять; А кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» (Евангелие от Иоанна, IV, 13—14). Под Причащением они подразумевали евангельское представление о духовном хлебе.
Основатель секты мученически погиб в 274 году от рук персидского царя, осужденный собором магов[A_85]. Для позднейших поколений Мани стал человеком-легендой. Для своих последователей он был то Зороастром, то Буддой, то Митрой, то, наконец, Христом. Как увидим, влиянию его мыслей трудно будет определить пределы. Могущество его духа проявляется тем решительнее, тем замечательнее, что его система была плодом лишь личных, и исключительно его, размышлений. Дуализм видоизменялся и развивался в разные эпохи в результате самостоятельного творчества, но в первой и самой влиятельной своей манихейской форме он был делом одного ума. Гнозис сирийской школы дал Мани особенный авторитет на Востоке, утвердив на Западе в следующем, четвертом, столетии дуализм его ученика, Присциллиана[A_86].
ПрисциллианеПрисциллиане опирались на догму египетского гностицизма. Испанец родом, будущий аквилейский епископ, Присциллиан учился в школах Мемфиса и Киренаики. Там же он познакомился с теориями магов и Мани, подобно которому увлекся богатством и воображением восточной философии. Но в противоположность Мани он всегда хотел исходить из христианских понятий, но не мог избежать влияния теорий гностицизма и манихейства.
Первые свои мысли Присциллиан посеял между женщинами; тут удобнее всего было приобрести силу и поддержку. Скоро он собрал вокруг себя не только множество простых граждан, но и некоторых епископов. Центры его учения были в Испании и Аквитании [2_18]. Он написал тогда множество сочинений, от которых теперь не сохранилось даже заглавий.
Известно, что при объяснении Нового Завета Присциллиан принимал апокрифы, вроде апостольских записок, в которых ученики задают Спасителю ряд вопросов. Из персидской системы Мани присциллиане удержали понятия о борьбе добра и зла, Бога и Сатаны, но с тем отличием, что не давали статуса самостоятельного божества Ариману, делая его творением материи, согласно учению валентиниан, и от материи же производя ангелов и демонов. Другое главное отличие — в создании видимого земного мира, который, по Присциллиану, выходит из рук не Бога, а сатаны. Земля управляется, таким образом, духом тьмы и его ангелами, чем объясняются хаос и зло между людьми.
