Уолтер Брюггеман - Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение
Таким образом, центральная часть Второзакония состоит из четырех основных элементов:
• перечисление божественных даров (6–11)
• перечисление божественных заповедей (12–25)
• принесение клятвы друг перед другом (26:16–19)
• перечисление благословений и проклятий (28)
Эти четыре элемента по–видимому отражают, в частности, и древнейший обряд заключения и возобновления
Завета, через который Израиль создается и каждый раз воссоздается заново, что выражено в культовых действиях. То есть в результате переработки текст Второзакония дублирует литургические церемонии и представляет в литературной форме традицию, согласно которой и через совершение которой Израиль восстанавливается в своем статусе народа Завета.
Моисей — ключевой персонаж этой традиции, благодаря которому вся интерпретаторская традиция обретает авторитет. Согласно свидетельству самого текста, этот материал — постсинайский, то есть он содержит пояснение к синайскому откровению, сделанное в другом месте в другое время. Термин «Второзаконие» происходит от греческих слов deuteros («повторный» или «копия») и nomos («закон») и встречается в стихе 17:18. Это означает, что Второзаконие воспринималось не как изначальный документ, связанный с Заветом, но как повторение синайской традиции.
По мнению большинства исследователей, Второзаконие — это тот «свиток», который, согласно 4 Цар 22, был найден в Иерусалимском Храме и послужил основанием для религиозной реформы царя Иосии в 621 году до н. э. В ходе этой реформы Иосия изменил политическое устройство своей страны в соответствии с требованиями Завета с ГОСПОДОМ. Таким образом, мы можем связать традицию Второзакония с исторической ситуацией в Иудее конца VII века. К 621 году эта традиция была уже широко распространена. Ученые предполагают, что она возникла в начале VII или в конце VIII века как интерпретация древних преданий о Моисее и что ее целью была забота о сохранении Израиля как народа Завета. Традиция, лежащая в основе Второзакония, может быть очень древней, однако ее окончательное оформление могло произойти только в VIII или VII веке, примерно тогда, когда Иудея оказалась под властью Ассирии. Многие ученые отмечают сходство между формой Завета во Второзаконии и формой политического устройства, установленной ассирийскими правителями. Возможно, что яхвизм перенял эту форму именно от ассирийцев, чтобы затем использовать ее в своих целях. В конечном итоге традиция, зафиксированная во Второзаконии, по форме и содержанию стала основным воплощением ветхозаветной идеи Завета, своего рода богословским обрамлением, повлиявшим на оформление значительной части Ветхого Завета, а также еврейского и христианского богословия.
Превращение преданий о синайском откровении в более позднюю социально–богословскую теорию, основанную на идее Завета, не было чем–то простым или очевидным. Это превращение стало возможным благодаря работе интерпретаторов, в значительной степени отмеченной творческим воображением. Можно предположить, что этот великий творческий акт, организовавший богословскую традицию Древнего Израиля вокруг идеи Завета, стал результатом целенаправленной работы небольшой группы комментаторов. Они старались создать почву, благодаря которой Израиль, община Завета, мог противопоставить свою жизнь образу жизни народов, населявших Ханаан, и сопротивляться ассирийскому культурному влиянию. Их единственной целью было создать текст, возвеличивавший «только ГОСПОДЬ» и исключавший какой бы то ни было богословский компромисс (М. Smith 1987). Таким образом, Книга Второзаконие, состоящая из трех речей Моисея, произнесенных на берегу реки Иордан между прибытием евреев к Иордану в Числ 33 и вхождением в землю обетованную в книге Ис Нав 3–4, является с богословской точки зрения одним из самых самодостаточных древнееврейских текстов. Выделенные мною четыре литературных элемента говорят об удивительной творческой свободе, позволившей этому народу выразить столь сложное ощущение самих себя как народа Божьего.
К сожалению, мы не знаем, кто именно сумел облечь в форму все эти идеи. Исследователи условно называют этого человека девтерономический редактор. Тавтология вводится единственно для того, чтобы отличать девтерономическую традицию от священнической. Относительно этой традиции, претендующей на происхождение от самого Моисея, можно в целом сказать следующее:
Пристальное внимание к интерпретации Торы говорит о том, что первыми комментаторами этих фрагментов могли быть левиты, игравшие особую роль в толковании Торы (см. 33:8–11).
С другой стороны, совершенно очевидно, что эта традиция тесно связана с пророческой. Не относясь к пророческому жанру, Второзаконие местами содержит нечто очень близкое пророчествам (см. особенно 18:15–18).
О данной богословской традиции можно говорить много, но ее страстная приверженность Торе заставляет отступить на второй план представления монархического Израиля о том, что единственный ключ к благополучию народа содержится в безусловном обещании ГОСПОДА, данном дому Давида. Девтерономическая традиция не чужда царско–мессианской идеологии, однако основной составляющей веры для нее по–прежнему остается подчинение заповедям Торы (см. 1 Цар 12:14–15, 24–25). В результате девтерономическая традиция, коренящаяся в учении Моисея и чуждая породившей ее эпохе, оказывается в «законнической оппозиции» по отношению к царской власти. Она утверждает, что будущее Израиля связано не с божественным обещанием правящей династии, а с почитанием и исполнением предписаний Торы.
Мы не знаем точного происхождения девтерономической традиции. Может быть, она восходит к священникам, может быть, — к пророкам. Очевидно только то, что ее развитие связано с деятельностью книжников — ученых мужей, хранивших рукописи и знание, в рукописях содержащееся. Второзаконие — поворотный момент процесса, в результате которого иудаизм превратился в «религию книги». Процесс этот полностью зависел от «людей книги», отвечавших за правильную интерпретацию текста.
Девтерономическая традиция не ограничивается исключительно Книгой Второзаконие. Она гораздо шире и оказывается особенно заметной в Книге Иеремии, на формирование окончательной версии которой она сильно повлияла. Для написания книги Иеремия дважды обращается к книжникам (см. Иер 36:4, где речь идет о Варухе, и Иер 51:59–64, где говорится о Синае). Книга Иеремии не просто принадлежит девтерономической традиции, но наглядно показывает, как эта традиция книжности сохранялась и передавалась.
Весьма вероятно, что девтерономическая традиция окончательно сложилась в VII веке до н. э. Но история ее формирования, безусловно, дольше. Скорее всего, в VII веке оформились основные категории Книги Второзаконие, утвердилось присущее ей учение о Завете, послушании и непослушании. Век спустя, в 587 году, Иудея столкнулась с разрушением Иерусалима и депортацией его жителей. Осмысление этого события потребовало значительных интерпретаторских усилий. Можно предположить, что в этот момент более или менее устоявшаяся девтерономическая традиция оказалась жизненно важной, особенно в среде евреев, находившихся в плену.
Мы можем выделить две формы, в которых продолжала существовать парадигма послушания Завету. Во–первых, это сама Книга Второзаконие. Некоторые фрагменты, вошедшие во вторую речь Моисея, связаны с кризисом вавилонского плена. Так, во Втор 4:29 Моисей говорит о взыскании Бога «там», где Израиль «был рассеян» (4:27). Поскольку «рассеяние» — terminus technicus, обозначающий плен, под словом «там», скорее всего, подразумевается Вавилон. То есть даже «там», в вавилонском плену, Израиль может раскаяться и вернуться домой обновленным, послушным народом. Это означает, что уже сформировавшаяся традиция Втор 5:28 продолжала оставаться актуальной и в следующий период.
Напротив, в главе 31 говорится о нарушении Завета и непослушании, о котором «Моисею» говорил ГОСПОДЬ:
И Я сокрою лице Мое от него в тот день за все беззакония его, которые он сделает, обратившись к иным богам. Итак напишите себе [слова] песни сей, и научи ей сынов Израилевых, и вложи ее в уста их, чтобы песнь сия была Мне свидетельством на сынов Израилевых; ибо Я введу их в землю, как Я клялся отцам их, где течет молоко и мед, и они будут есть и насыщаться, и утучнеют, и обратятся к иным богам, и будут служить им, а Меня отвергнут и нарушат завет Мой. И когда постигнут их многие бедствия и скорби, тогда песнь сия будет против них свидетельством, ибо она не выйдет из уст потомства их. Я знаю мысли их, которые они имеют ныне, прежде нежели Я ввел их в землю, о которой Я клялся
(Втор 31:18–21).Главы 4 и 31 оказываются обрамлением основной речи глав 5–28 и подчеркивают то, что в девтерономической традиции оказалось для последующих поколений наиболее важным. В стихах 30:1–10 выражается забота о «собирании» Израиля «от всех народов», между которыми он рассеян (30:3), что также может служить аллюзией на переселение, жизнь в плену и возвращение домой. Богословская традиция, связанная с реформированием монархии в этих условиях, возвращается к своей ранней форме, в которой единственным условием возвращения домой оказывается послушание предписаниям Торы.
