Юлия Серебрякова - Четвероевангелие
Своих учеников Господь призывал избегать «закваски фарисейской», то есть лицемерия (Лк. 12: 1). Нагорная проповедь предупреждает, что подражание праведности книжников и фарисеев делает спасение для человека невозможным (Мф. 5: 20). Другие поучения Христа напоминают, что ответственность человека за свою душу не допускает актерства и лжи: духовная жизнь человека – это не то, что можно скрыть. Подлинное духовное состояние – все скрываемые дела, слова и помышления – будет открыто если не в настоящей жизни, то на Страшном Суде: «Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, чего не узнали бы. Посему, что вы сказали в темноте, то услышится во свете; и что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях» (Лк. 12: 3–4; ср.: 1 Кор. 4: 5: «Посему не судите никак прежде времени, пока не придет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому будет похвала от Бога»).
Обличение лицемерия в исполнении Закона
Евангелисты отмечают постоянное присутствие фарисеев в среде народа, но не в качестве учеников, а, как правило, в роли пристрастных наблюдателей: они следят за Христом как за потенциальным нарушителем закона (в их понимании), пытаются поставить в затруднительное или недостойное положение своими вопросами (см., например: Лк. 11: 53–54). Так, некий законник, искушая, спросил: «Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» (Лк. 10: 25). Поскольку он прекрасно знал Писание и, соответственно, знал ответ на свой вопрос, Христос обнаружил его неискренность встречным вопросом: «В законе что написано? как читаешь?» (Лк. 10: 26). Книжник назвал ветхозаветную заповедь о любви к Богу и ближним, действительно являющуюся кратким выражением всего закона, и поэтому заслужил похвалу Христа: «Правильно ты отвечал; так поступай – и будешь жить» (Лк. 10: 28). Но законник не уходит, а спрашивает: «А кто мой ближний?» (Лк. 10: 29). Теоретически ответ на этот вопрос был ему хорошо известен: ближний для иудея – другой иудей, так как близость определялась принадлежностью к одному народу и одной вере; ближнего надо любить, потому что он такой же, как ты. Но он спрашивает не от недоумения, а от высокомерия: «Он думал, что он праведен и не имеет подобного себе и близкого по добродетели; ибо полагал, что праведнику ближний есть только праведный же»[194]. Господь исправляет его понятия с помощью притчи о милосердном самарянине (Лк. 10: 30–35).
Для чего Христос отвечает притчей, почему нельзя было просто и прямо ответить? Господь делает так, чтобы законник сам дошел до ответа. Когда Христос после притчи спросил: «Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?» (Лк. 10: 36) – законник хотя и не смог заставить себя сказать слово «самарянин», так как иудеи считали самарян почти язычниками и гнушались общением с ними, но ответил правильно: «Оказавший ему милость». Иисус сказал: «Иди, и ты поступай так же» (Лк. 10: 37) – и тем самым перевернул вопрос о ближнем с головы на ноги: не «кто мой ближний», а как самому стать ближним любому человеку. Образ самарянина как главного героя притчи подчеркивает, что истинное представление о «ближнем» не должно быть связано с национальными и религиозными различиями.
Нередко Господь принимал приглашения фарисеев и обедал в их домах – несмотря на недоброжелательство и пристрастность приглашающих. Блж. Феофилакт объясняет эти встречи намерением Христа повлиять на улучшение нравов фарисеев и дать предупреждающий урок ученикам[195]. В одно из таких посещений, когда хозяин заметил, что Гость не омыл рук перед трапезой, Христос обличил фарисеев в неразумии и лукавстве: заботясь об обрядовом благочестии, они во внутренней жизни преданы грехам: «Ныне вы, фарисеи, внешность чаши и блюда очищаете, а внутренность ваша исполнена хищения и лукавства» (Лк. 11: 39). Думая угодить Богу внешними омовениями, а также десятиной, отдаваемой даже с мелочей (Лк. 11: 42), они сводят богопочитание к внешним формам, пренебрегают нравственным долгом милости, справедливости и любви к ближнему, культивируют страсть гордости и тешат свое тщеславие почтением со стороны народа (Лк. 11: 43). Но это внешнее делание делает их похожими на скрытые гробы, по которым люди ходят, не зная, что это гробы, полные костей и тления (Лк. 11: 44; ср.: Мф. 23: 27); так и душевное безобразие фарисеев лишь прикрыто лицемерием. Как видно, Господь, пытаясь вразумить фарисеев, не жалеет их чувства – сравнение с гробами должно было сильно на них подействовать: как от гробов все сторонились, так как прикосновение к ним считалось осквернением, так же, судя по словам Христа, людям следовало держаться подальше от них, фарисеев, считавших себя украшением нации.
Порицая правила жизни фарисеев, Господь обличил и близкую им группу законников, вина которых не менее тяжела: взяв «ключ разумения» Писания, то есть присвоив себе право толкования Закона и пророков, они сами не руководствуются словом Божиим и не исполняют закон («Налагаете на людей бремена неудобоносимые, а сами и одним перстом своим не дотрагиваетесь до них» – Лк. 11: 46), сами не входят и другим закрывают вход в Царство Небесное (Лк. 11: 52; ср.: Мф. 23: 13).
Совершенное в субботу чудо исцеления в синагоге скорченной женщины (Лк. 13: 10–17) и исцеление в субботу же больного водянкой в доме фарисея (Лк. 14: 1–6) стали для фарисеев новым поводом для недовольства Чудотворцем. В первом случае начальник синагоги, не решившись порицать Самого Христа, начал ругать народ за то, что приходит исцеляться в субботу. Не был ли он прав, когда сказал, что неделя большая, за исцелением можно подойти и в другой день, не нарушая субботний покой от дел? Сам Господь называет его лицемером, в очередной раз давая понять, что фарисейская логика имеет дефект – недобросовестность. Чтобы начальник синагоги сам это понял и устыдился, ему предлагается вопрос с очевидным решением: любой иудей в субботу отвязывает скотину, чтобы напоить ее у яслей, и не почитает этих действий нарушением субботы, на этом фоне может ли почитаться нарушением субботы освобождение дочери Авраама от уз, которыми ее связал сатана?
В толкованиях на эту историю отмечается, что Господь в своем вопросе подбирает близкий образ: женщина восемнадцать лет не ходила прямо, передвигалась как четвероногое животное. Но в отличие от скота, такое состояние женщины, тем более дочери Авраама (как называет ее Господь, чтобы подчеркнуть, что и она участница завета с Богом), ненормально, как ненормально и состояние всего человеческого рода, связанного после грехопадения узами греха. Здесь под узами подразумевается не только телесная немощь; сама душа представляется связанной бесовскими веревками, о чем так проникновенно говорится в покаянной молитве царя Манассии: «…Я согбен многими железными узами[196], так что не могу поднять головы моей, и нет мне отдохновения, потому что прогневал Тебя и сделал пред Тобою злое: не исполнил воли Твоей, не сохранил повелений Твоих, поставил мерзости и умножил соблазны. И ныне преклоняю колени сердца моего, умоляя Тебя о благости» (2 Пар. 36: 24). И от этих уз надлежит избавить человека как можно скорее, но разрешить от них может только Бог, за этим люди идут к Сыну Божию и через Него получают покой от греха и унизительного подчинения сатане; в этом и есть идея субботнего покоя.
На смысл субботы и искажение его фарисеями указывается и в случае исцеления больного водянкой (Лк. 14: 1–6). Это чудо произошло в доме одного из фарисеев. Фарисеи, как обычно, наблюдали за Христом, не сделает ли Он чего-нибудь предосудительного. Перед исцелением Господь спросил фарисеев: можно ли исцелять в субботу? Он не спрашивает у них разрешения; этим в общем-то риторическим вопросом Христос побуждает их вспомнить, в чем действительное достоинство и святость субботнего дня: «Ибо тогда, как Сам Бог благословил субботу, они возбраняют делать добро в оную и таким образом делают ее проклятою. Ибо не благословен тот день, в который не совершают никакого доброго дела»[197]. Фарисеям оставалось только промолчать, они прекрасно понимали, что смысл субботы подразумевает делание добра. Но, как и в предыдущей ситуации, Господь будит совесть этих людей, используя близкий бытовой пример и образ: как там был образ связанности (связанная жена, привязанное животное) и очевидная нужда в освобождении от уз, так здесь образ потопления и необходимость спасения утопающего. Милость к страдающему от избытка воды человеку сопоставляется с бытовой жалостью к скотам, упавшим в колодец: субботний день не препятствует самим фарисеям проявить жалость к попавшим в беду животным: «При сем сказал им: если у кого из вас осел[198] или вол упадет в колодезь, не тотчас ли вытащит его и в субботу?» (Лк. 14: 5).
