Надежда Чеснокова - Христианский Восток и Россия. Политическое и культурное взаимодействие в середине XVII века
Мы используем понятие реликвии в самом широком смысле слова как аналог термина источников святыни. К ним относятся мощи святых, иконы, в том числе панагии с мощами («панагия, а в той панагии мощи святаго великаго мученика Меркурия»[404]), сакральные предметы, связанные с Христом, Богоматерью, отцами церкви; мера Гроба Господня[405], вода из святых источников[406], вода из Иордана[407] и многое другое. Особенно часто в документах упоминаются кресты: кресты-мощевики («крест золот с каменьи, в нем часть Древа Честнаго и Животворящего креста Господня»[408]), наперсные («Честный и Животворящий крест золотой велие достоин ради помочи и победы на врагов»[409] [410]), резные напрестольные и выносные: «крест древян резной», а также распятие в натуральную величину голгофского креста[411].
Нередко святыни и их хранилища были оправлены серебром и золотом, украшены драгоценными камнями и выполнены как истинные произведения искусства. Например, кровь Христова[412] и кровь великомучеников и мучеников[413], частицы Животворящего Древа Господня[414] заключались в специальные сосудики или панагии, имеющие художественное обрамление[415]. Крест вырезался не только из дерева, но и из камня Гроба Господня («образ распятие Господне, резан на камне, камень от Гроба Господня, обложен серебром»[416]). Среди привезенных святынь нередки были кресты-мощевики[417] и иконы, в том числе и чудотворные, в золотых и серебряных окладах[418].
Из Иерусалима чаще всего привозили мощи младенцев, убитых по приказу царя Ирода, воду Иордана и других святых источников, а также реликвии, связанные с Гробом Господним: свечи, зажженные на нем, его меру, масло от кадила из кувуклии храма Воскресения[419]. Члены царской семьи одаривались реликвиями, которые приносили с собой и обычные паломники в память о своем пребывании на Святой Земле. Свечи, зажженные на Гробе Господнем, почитались наравне с другими святынями. Их закладывали в драгоценные мощевики, изготовленные уже в России[420].
Среди реликвий в материалах Посольского приказа упоминается и печать Александра Македонского, которой были запечатаны мощи Феодора Тирона, присланные архимандритом Макарием, бывшим поверенным иерусалимского патриарха Феофана (1608–1644)[421]. После смерти патриарха, в 50-х гг. XVII в., Макарий продолжал информировать русское правительство о политической ситуации в Высокой Порте. Он же предлагал московским властям некие соборные постановления: «грамоты, приходящие ко отцу моему (патриарху Феофану. – Н. Ч.), писаны патриархом на утверждение догматом их»[422]. К сожалению, сведения о получении в Москве названных соборных постановлений пока не обнаружены. Неизвестно также, что стало и с печатью Александра Македонского. Связь же имени Александра Великого и Иерусалима не случайна. Согласно сирийской традиции V–VI вв., Александр знал о будущем пришествии Мессии и хотел сделать Иерусалим столицей своей империи[423]. Имя Александра Македонского было хорошо известно просвященной русской аудитории по переводным литературным памятникам, бытовавшим в Москве. Изображения Александра Македонского, в том числе как императора ромеев, были широко распространены в миниатюрах византийской и поствизантийской эпохи. Образ Александра Великого помещался на рельефах храмов св. Софии (Константинополь), Сан-Марко (Венеция), Успенского и Дмитровского соборов (Владимир) и многих других. Он выражал идею торжества царской власти, входил в число сюжетов, охраняющих от сил зла[424]. Наряду с реликвиями было привезено немало рукописных книг и печатных изданий, в первую очередь Евангелия. Например, в 1655 г. антиохийский патриарх Макарий преподнес государю «Евангелие греческое»[425], а в 1657 г. из янинского Успенского монастыря привезли «напрестольное Евангелие, листы харатейные»[426].
Информация о происхождении реликвии, а главное, о ее чудотворной силе была, по-видимому, необходимым условием для представления ее царю. Однако собственно «свидетельствованных грамот» в фондах Посольского приказа сохранилось немного. Нередко описание реликвий и творимых ими чудес находится в грамотах, содержащих какую-либо другую информацию. Вот один из примеров подобного акта: «В нынешнем 165-м (1657) году генваря 24 приехал с назарецким митрополитом Антонием архидиакон Иаким и привез к государю от антиохийского патриарха Макария мощи св. апостола Филиппа… А в грамоте антиохийского патриарха Макария, какову прислал к великому государю с ним, архидиаконом Иакимом, написано: «Были де те мощи во Царегороде у некоторого знатного человека Лазаря. И у ево де двора взяли турчанина убитого человека, и за то посадили ево в тюрьму, и вымучили на нем 4 000 ефимков. И он… заложил жену свою и детей, и как де он свободился и приехал с теми мощми в молдавскую землю. И он де патриарх взял у него те мощи, послал к великому государю с тем архидиаконом Иакимом, и чтоб великий государь пожаловал того греченина милостынею и на окуп, как ему, великому государю, Бог известит»[427].
В апреле 1641 г. греческий купец Константин, родной брат Фомы Остафьева и племянник известного политического агента Ивана Петрова (Тафрали), передал в Посольский приказ грамоту александрийского патриарха Никифора и письмо от Ивана Петрова с политической информацией и свидетельством о панагии бывшего константинопольского патриарха Кирилла Лукариса. Любопытно, что Константин Остафьев вез два письма от Ивана Петрова, содержание которых совпадало почти буквально, очевидно, на тот случай, если одно из них попадет в руки врагов[428]. Панагия, с которой служил патриарх Кирилл, содержала «менший перст руки святого Василия»[429]. Его преемник на константинопольской патриаршей кафедре Кирилл Веррийский заложил панагию «во иноплеменных агарянских руках» за две тысячи пятьсот ефимков[430]. Это – одно из нечастых упоминаний о мощах, находящихся в закладе у турок. Скорее всего, турки оценили золото и камни, которыми была оправлена панагия. Мощи были специально выкуплены для русского государя и привезены к царю Михаилу Федоровичу. Другая «панагея золота с каменем хрусталем», преподнесенная Константином Остафьевым царю, видимо, не содержала останков святых и не заинтересовала Михаила Федоровича. По его указу она была отослана назад к Константину.
До начала церковных реформ в России посланцы Восточной церкви нередко привозили к царскому двору вместо реликвий предметы из разряда посольских даров. Например, в январе 1640 г. севастийский митрополит Иосиф[431]преподнес Михаилу Федоровичу, царице и царевичу драгоценные венецианские ткани, чарку из яшмы, оправленную золотом, и опахало из «индейского перья» с рукоятью из яшмы, украшенной также золотом, яхонтами, изумрудами и жемчугом[432]. При патриархе Никоне иконы, кресты, мощи святых становятся главными среди подношений на царском приеме в Кремле, хотя привозились, особенно греческими купцами, и другие предметы.
Центральное место среди реликвий, попавших в Россию в середине XVII столетия, занимают Крест царя Константина, Иверская[433] и Влахернская иконы Божьей Матери, а также глава Иоанна Златоуста и глава Григория Богослова. Их роль в идейной и политической жизни русского государства была яркой, отмеченной в документах и свидетельствах современников. Они почти сразу заняли почетное место в соборах Кремля, использовались в богослужении, во время торжественных процессий по случаю государственных праздников и в военных походах.
Эти памятники неоднократно описаны в исторической литературе[434]. Интерес ученых к нескольким сакральным предметам эпохи, с одной стороны, выделяет их из большого числа остальных реликвий, с другой – дает возможность считать какую-то одну из прославленных святынь наиболее значимой. В поле зрения историков попали, в основном, те реликвии, на которые обратили внимание ученые XIX в., первыми использовавшие архивные документы. Однако основным оценочным критерием должно быть отношение к священным реликвиям современников анализируемых событий, в первую очередь – русского правительства.
По документам можно проследить особое внимание русских государей к вполне определенным афонским святыням, прежде всего, Иверской иконе Богоматери Портаитиссы, Кресту царя Константина и главе Иоанна Златоуста. Этот интерес стимулировал появление в России множества других священных памятников православного мира.
