Сергей Бурмистров - Брахман и история.Историко-философские концепции современной веданты
Если внимательно рассмотреть учение Шанкары о майе, то можно увидеть, что материальный мир иллюзорен не только потому, что он сотворен богом (собственно, из этого вовсе не обязательно следует иллюзорность). Он иллюзорен потому, что реальность не отвечает требованиям аксиологического характера, предъявляемым к ней. Брахман, как было замечено выше, – это творец не только и не столько мира, сколько нравственных образцов. «Индийская философия в сущности своей есть философия ценностей. Философ не поддается обаянию фактов как таковых, если только они не являются феноменами, в которых приоткрывается идея ценности», – писал Т. Махадеван[206]. По этим причинам и процесс познания в индийской философии всегда был жестко привязан к идее ценности. «Наши ценности не меняются; меняются пути и средства их выражения», – писал Радхакришнан[207], подтверждая еще раз идею о том, что ценности пребывают в особой сфере бытия, неизменной и привилегированной относительно всех прочих сфер.
Шанкара, следовательно, дал завершение и совершил полное осмысление аксиологического базиса индийской культуры, который был дан ему не через логические построения, а посредством интуиции, понятие которой было вообще одним из фундаментальных в индийской философии.
Интуиция, собственно, есть непосредственное, не требующее логического анализа поступающей информации на основе каких-либо постулатов или аксиом, априорно существующих в сознании, постижение объекта – постижение, следовательно, целостное, ибо оно лишено эгоцентрированности и по этой причине не уделяет преимущественного внимания одним аспектам объекта по сравнению с другими. Она, минуя логико-языковые структуры сознания, обращается к субъекту напрямую. Именно в этом Радхакришнан усматривал ее ценность и, более того, ее преимущество перед логическим сознанием.
Индийская культура для Радхакришнана построена на прямом общении с высшим – с тем, что сам этот мыслитель называет разными именами: God, the Absolute, the Supreme и т. д. Он отмечает, что религиозный опыт не есть явление человеческому сознанию реальности как таковой, чистой и незамутненной, но переживание подлинной реальности, преломленное через призму индивидуальных психических особенностей человека[208]. Тем не менее, он все же полагает, что индийская культура всегда была более духовна, чем прочие, и подлинная (то есть божественная) реальность открывалась в ней более полно. При этом реальность не могла быть открыта в объективном, феноменальном мире, ибо в нем не осуществлялись те ценности, которых требовал от него индиец, так что единственным местом в этом мире, где божественная реальность могла открыться, была собственная душа человека. Содержание этого познания, будучи невербальным, не может быть адекватно передано другому человеку, и отсюда – апофатичность понятия Атмана в индийской философии: описать его можно только негативно, указывая на то, чем он не является[209], и тем самым пытаясь намекнуть адресату сообщения, чем оно может быть.
Если говорить о способах постижения подлинной реальности, то веданта, с точки зрения Радхакришнана, оказывается наиболее эффективной, ибо все остальные системы предполагают использование в сотериологических целях материальных объектов (миманса с ее ведическими ритуалами) или интеллекта (санкхья, плюрализировавшая первоосновы бытия ради того, чтобы объяснить многообразие чувственного опыта[210]). Санкхья разделила материальный мир – пракрити и духовное начало – Пурушу, оказавшегося в этой ситуации абсолютно пассивным, но сознательным: «И проявление, и Непроявленное суть объекты – Пуруша не объект. […] И проявленное, и Непроявленное лишены сознания – Пуруша наделен сознанием: Пуруша осознает, воспринимает радость, страдание и уныние, а потому есть сознание. И проявленное, и Непроявленное обладают свойством порождения – Пуруша не обладает свойством порождения, ведь не порождается ничего Пурушей», – писал Гаудапада в «Санкхья-карика-бхашье»[211].
В итоге, рассмотрев все достоинства и недостатки различных философских систем Индии, Радхакришнан приходит к выводу, что наиболее адекватно отражает истину (как представляли ее себе индийцы) именно адвайта-веданта.
Собственно, монистическая тенденция всегда имела место в индийском мировоззрении. Примером одной из наиболее ранних попыток сформулировать монистический взгляд на мир можно считать известный гимн из Ригведы – X.121: «Вначале он возник как золотой зародыш. Родившись, он стал единственным господином творения. Он поддержал землю и это небо. Какого бога мы почтим жертвенным возлиянием?» и т. д.[212] В дальнейшем эта тенденция все больше развивалась, эволюционировала, пока в конце концов не нашла своего полного и законченного выражения в философии Шанкары.
Однако это движение не было самостоятельным. Единый бог вел индийцев шаг за шагом к осознанию того, что основа мира единственна и есть Īśvara, sat-cit-ānanda. Абсолют через множество богов, как бы прикрываясь ими, вел древних индоариев к постижению того, что в хаосе вещей и событий есть единый порядок, подчиняющийся единой же, благой и всеведущей воле, чтобы указать и самими индийцам, и всему вообще человечеству путь к освобождению от страданий – религию. Интересно, что от человека это освобождение не зависит: «Само “освобождение”… мыслимо в качестве скорее “спонтанного акта”, нежели “гонорара” за затраченные усилия: любая активность, согласно адвайта-веданте, ведет к страданию, как раз к тому, от чего необходимо освободиться»[213]. Человек же, при этом совершенно пассивен и ведóм. Он – объект деятельности Абсолюта, без каковой существовать не может. Свобода, следовательно, ограничена достаточно узкими рамками: человек может выбирать только между подчинением и неподчинением богу. Если же бог себя не откроет, сотворенные существа будут обречены вечно страдать в круговороте сансары. И тем не менее люди все равно молятся богу: «Апелляции к богу подпитываются неявными надеждами, что просьбы дойдут и будут услышаны, и может быть, даже удастся изменить, скорректировать что-то в своей жизни, в отношениях с другими людьми и т. п.»[214].
Вместе с тем откровение приводит к тому, что человек, восприняв какую-то часть духовного света, стремится приподнять завесу майи, чтобы лицезреть божество и причаститься вновь (уже по своей собственной инициативе) божественной мудрости.
В целом можно сказать, что идея интуиции в мировоззрении Радхакришнана имеет не только гносеологический, но и экзистенциальный характер: интуиция – это не столько способ познания, сколько способ существования в этой реальности, поэтому она охватывает собой не только сознание, но и все существо человека и отличается тем самым от обычного знания об объектах, которое содержит много информации, эмоционально и экзистенциально нейтральной для данного индивида. Интуиция стоит ближе к религиозной вере, которая «предполагает активное личностное отношение к своему предмету, которое неизбежно захватывает и волевые процессы и проявляется в той или иной степени в поведении личности»[215].
Интуитивность мировоззрения Шанкары – одна из главных идей Радхакришнана относительно этого великого мыслителя. «Ум может воспринимать внешний объект, когда ум видоизменяется в форме объекта или осознает самого себя»[216]. И далее: «Эмпирическое познание обнаруживает различия между познающим, познанием и познаваемым, тогда как реальное свободно от всех этих различий»[217].
Интерпретация философии веданты С. Дасгуптой отличается от ее интерпретации Радхакришнаном прежде всего в том, что Дасгупта пытается осмыслить эту философскую систему саму по себе, опираясь в первую очередь на собственные философские тексты ее последователей. Изложение Дасгуптой этой даршаны в значительно меньшей, чем у Радхакришнана, степени привязано к современности, здесь гораздо меньше компаративистики. Дасгупта не пытается сравнивать эту даршану, равно как и все другие, с европейскими философскими системами, предпочитая уделять большее внимание ее связям в первую очередь с собственно индийскими мировоззренческими системами.
Нелишним будет остановиться кратко на сравнении той манеры письма, которая свойственна Дасгупте и Радхакришнану. Радхакришнан, как мы видели, пишет о веданте в самых восторженных выражениях, не находя во всей мировой философии ничего, что могло бы сравниться с этим учением по глубине идей и общей значимости для духовной жизни человечества.
Дасгупта же гораздо более сдержан. В его текстах мы не найдем столько хвалебных эпитетов, прилагательных в превосходной степени, так характерных для Радхакришнана. Подход Дасгупты к проблеме – более сухой научный, более строгий и трезвый. Этот историк философии много более сдержан в оценке исследуемого материала, хотя и он приходит в итоге к выводу об исключительной роли веданты в индийской философии и в эволюции индийской культуры вообще.
