Александр Эткинд - Хлыст
Сопротивление Просвещению сочетало общий для романтической эпохи протест против рационализма со специфическим для России протестом против Запада. Позитивным выходом, соединившим обе эти критические интенции, стало открытие русских мистических сект. Начиная со Смутного времени и кончая Серебряным веком, отечественная мистика религиозного сектантства оказывала возрастающее влияние на русскую цивилизацию. Это влияние соответствовало не активности и распространенности сект, а позиции, с которой воспринимали их люди культуры. Экзотизируя секты, преувеличивая их статистику и радикализуя их мифы, русская этнография обещала революции огромные, тайные, нигде более не существующие ресурсы. Сакрализуя народ, проблематизируя социальные и гендерные отношения, приглашая читателя к Апокалипсису, русский символизм создал образцы для перехода от народнической утопии 19 века к идеологической утопии 20-го. Мистика сомкнулась с национализмом, поэтические открытия — с фантазией коллективного тела, ожидание вселенского Конца — с подготовкой местного переворота, защита дискриминируемых меньшинств — с беспрецедентной политизацией знания.
В истории литературы виднее, чем в политической истории, продуктивность этих взаимодействий, необычность образованных ими интеллектуальных продуктов, обманчивая близость архаизирующих мотивов народной мистики проектам позднего народничества и раннего большевизма. В наиболее ярких случаях взаимодействие между элитой и сектами воплощалось в историях встречного движения из сектантов в поэты и политики или, наоборот, из политиков и поэтов в сектанты. Не меньшую роль играли устойчивые союзы между выходцами из сект и людьми, стоявшими у вершин государственной и культурной власти, — союзы, порожденные господствующим дискурсом русского популизма и, в свою очередь, имевшие множество последствий.
Неонароднический мистицизм эволюционировал в разных направлениях. У одних он развился в 1920-х годах в направлении, которое мог бы предсказать на основе своей романтической модели Жирмунский — к принятию католицизма; у других воплотился в антропософии. Оба пути удовлетворяли мистическим потребностям, но заставляли отречься от народолюбия. Третьи — крупнейшие философы, но не писатели — вернулись к каноническому православию. Самые упорные продолжали ждать Преображения от большевистской революции, видя в ней давно предсказанное восстание сектантского народа против ненавистного государства. Возможным направлением радикализации этих идей был поиск нового порядка сексуальных отношений и его отображение в литературе. События первых пореволюционных лет показали значимость сектантской мечты для первого поколения большевистской элиты и ее нежизнеспособность в применении к реальной политике.
Революции производят катастрофическую перемену доминирующих дискурсов, но эти кандидаты на власть формируются до них. Не революции создают свои проекты; наоборот, в них осуществляются желания, которые десятилетиями снились, обсуждались и записывались в подполье. Революции текстобежны: тексты превращаются в жизнь, которая строится и перестраивается в соответствии с этими текстами. Речь создает говорящего и действующего субъекта — массы, лидеров, организации. Ход истории превращает литературную полемику в борьбу между интеллектуальными элитами, а потом между вооруженными формированиями.
Победа революции означает доминирование ограниченного круга текстов, которые, собственно, и признаются победившими. Сакрализация этих текстов означает репрессию других текстов. Между жизнью и текстами остаются огромной величины зазоры. Чтобы заполнить их, авторы продолжают писать, а революционеры — переделывать жизнь. При своей перманентной вражде, литература и революция соединены отношениями родственными и, более того, кровосмесительными. Реальность, конструируемая письмом, и есть та, в которой и над которой производятся революции.
Сколь бы абстрактной или фантастической ни казалась потомкам активность интеллектуалов, она имеет исторические последствия первостепенной важности. Авторы и тексты заполняют эпоху утопическими проектами и их историческими обоснованиями; знаниями, в которых воплощается революционное желание, и ролевыми моделями, в соответствии с которыми оно удовлетворяется; а также художественными приемами, посредством которых все предыдущее обретает понятность и действенность.
В революционную эпоху шансы проекта на власть зависят от качества его интеллектуальной и художественной проработки. В эпоху пост-революционную от того же зависит уровень понимания произошедшего. Отсюда следует не цинический вывод об условности текстов и маргинальности интеллектуалов, свойственный более спокойным временам, а, наоборот, патетическое утверждение их роли и ответственности.
Указатель имен
Абрамов Я. В.
Аввакум, протопоп.
Августин.
Аггеев К. М.
Адорно Т. У.
Адамович Г. В.
Азадовский К. М.
Айвазов И. Г.
Аксаков И. С.
Александр I.
Александр II.
Александр III.
Александра Федоровна.
Алексей Михайлович.
Алексей Петрович.
Алексий (Кузнецов), архимандрит.
Алексий, епископ сумский.
Амелин П.
Амори.
Амфитеатров А. В.
Андерсен X. К.
Андреас-Саломе Л.
Андреянов И.
Аничков Е. В.
Анненский И. Ф.
Анри Лозанский.
Антоний (Булатович А. К.), иеросхимонах.
Антоний Волынский, архиепископ.
Анфимов Я. А.
Апулей.
Аракчеев А. А.
Ариадна Родионовна см. Яковлева А. Р.
Арсеньев К. К.
Асеев Н. Н.
Афанасьев А. Н.
Ахматова А. А.
Баденкова Ал.
Баденкова Ар.
Баженов Н. Н.
Байрон Дж. Г.
Бакунин М. А.
Бакунины.
Балтрушайтис Ю. К.
Бальмонт К. Д.
Барсов Е. В.
Барсов Н. И.
Бахтин М. М.
Бебель А.
Безверхий П.
Бейлис М.
Бекетова М. А.
Белецкий С. П.
Белинский В. Г.
Белый А. (Бугаев Б. Н.).
Беме Я.
Бентам И.
Бенуа А. Н.
Беньямин В.
Беньян Дж.
Берберова Н. Н.
Бергавинов С. А.
Бердяев Н. А.
Бехтерев В. М.
Бирюков П. И.
Биценко А. А.
Блаватская Е. П.
Блейк У.
Блок А. А.
Блок А. Л.
Блок Л. Д.
Блум X.
Боборыкин П. Д.
Богораз-Тан В. Г.
Бодлер Ш.
Бодрийяр Ж.
Болотов А. Т.
Болотова Ю.
Бондарь С. Д.
Бонч-Бруевич В. Д.
Бонч-Бруевич М. Д.
Боровиковский В. Л.
Борхес X. Л.
Босх И.
Бочаров С. Г.
Брандес Г.
Брентано К.
Брешко-Брешковская Е. К.
Брики.
Брихничев И. П.
Брюсов В. Я.
Брюсова Л. Я.
Брюсова Н. Я.
Бугаев Н. В.
Бугров Н. А.
Буденный С. М.
Буй А., епископ.
Булгаков М. А.
Булгаков С. Н.
Булгарин Ф. В.
Бунин И. А.
Буткевич, протоиерей.
Буркхардт Я.
Ваганов К. К.
Вагнер Р.
Валентин, философ-гностик.
Валентин, св.
Валентинов Н. (Вольский Н. В.).
Вебер М.
Вейнингер О.
Венгеров С. А.
Венгерова З. А.
Вернадский В. И.
Вильсон В.
Витте С. Ю.
Вишняк М.
Волохова (Анциферова) Н. Н.
Волошин М. А.
Волошина (Сабашникова) М. В.
Вольтер.
Восторгов И. И.
Воронский А. К.
Врубель М. А.
Вырубова А. А.
Гаккель С.
Гакстгаузен А.
Гегель Г. В. Ф.
Гейне Г.
Геллнер Э.
Георг из Флоренции.
Георге С.
Георгий, о.
Гераклит Эфесский.
Гермоген (Долганов Г. Е.), епископ.
Герцен А. И.
Гершензон М. О.
Гершенкрон А.
Гете И. В.
Гийон.
Гиляров-Платонов Н. П.
Гинзбург К.
Гинзбург Л. Я.
Гиппиус З. Н.
Гиппиус Т. Н.
Гладков Ф. В.
Гнедич Н. И.
Гоголь Н. В.
Голицын А. Н.
Голлербах Э. Ф.
Головин Е. А.
Гомер.
Городецкий С. М.
Горький М.
Грибоедов А. С.
Григорьев А. А.
Григорьев И. Г.
Гройс Б.
Гросс К. К.
Гроф С.
Гуковский Г. А.
Гуль Р. Б.
Гумилев Н. С.
Гус Я.
Гусев В.
Гусева X.
Гучков А. И.
Гюисманс Ж. К.
Даль В. И.
Данила Филиппович.
Данилов В. А.
Д’ Аннунцио Г.
Данте А.
Дарвин Ч. Р.
Дейч Л. Г.
Денисов А.
Державин Г. Р.
Деррида Ж.
Дерютин В.
Десницкий В. А.
Джемс У.
Джойс Д.
Дзержинский Ф. Э.
Диксон У. X.
Дилке Ч. У.
Дмитрий Ростовский.
Добролюбов А. М.
Добролюбов Н. А.
Добролюбова М. М.
Досифей, архимандрит.
Достоевский Ф. М.
