Нина Мечковская - Язык и религия. Лекции по филологии и истории религий
Для многих фидеистических текстов (в первую очередь таких, как заговор, молитва, церковная служба) характерна высокая степень клишированности: они не порождаются каждый раз заново, но воспроизводятся в качестве готовых словесных произведений (с небольшими вариациями, обычно композиционно предсказуемыми), существующих в памяти социума в качестве устойчивых знаков с заданными функциями.
Общей чертой всех устных фидеистических жанров является их самая органическая связь с невербальной (паралингвистической и поведенческой) коммуникацией[59]. Фидеистическое слово зарождалось как вербальная часть ритуала, и естественно, оно сохраняет эту близость. Достаточно указать на такие семиотически значимые телодвижения, позы и жесты, как поклоны, воздетые к небу глаза и руки, определенные позы молящихся, особые жесты благословления, в некоторых христианских обрядах – крестное знамение, омовение рук священником, ритуальное целование руки, каждение и т.п.; ср. также строго определенное одеяние клира и значительные ограничения в одежде мирян, приходящих в храм.
С древнейших времен и отчасти до наших дней фидеистическое слово произносилось особым образом: заговоры шептали[60], гимны пели, молитвы смиренно возносили, проклятия – выкрикивали; гадания, шаманские камлания иногда исполнялись особым «нутряным» голосом («чревовещание»); тексты Писания в православном храме до сих пор читаются в особой распевно-речитативной манере.
Таким образом, своеобразие фидеистической коммуникации обусловливает некоторые сходные черты в тех речевых произведениях (устных и письменных), в которых такая коммуникация реализуется.
Это позволяет видеть в конфессионально-религиозных текстах определенную «сверхжанровую» общность.
29. Жанры «вещего» слова
Первичные (т.е. не сложные и не гибридные) жанры фидеистического общения могут быть систематизированы по их преобладающей модальности[61]. Общая модальная направленность высказывания находит свое выражение в ряде обязательных для таких текстов смысловых компонентов.
1. «Просьбы-пожелания» (в широком смысле – с разной долей категоричности или настойчивости волеизъявления, с различиями в обещании того, что будет дано или сделано «в обмен» на выполнение требуемого или просимого). Это заговоры, заклятия, заклинания, вызывания мертвых, благословения, проклятия, церковные проклятия (анафема[62]), экзорцизм[63] (изгнание злых духов), некоторые виды молитв.
2. «Обещания» (с характерным наличием в своем составе глаголов, само употребление которых означает совершение соответствующего интеллектуального действия: клянусь, обещаю, присягаю). Таковы клятва, обет, присяга.
3. «Предсказания», характеризующиеся предположительной (гипотетической) модальностью: ворожба, гадание, волхвование, пророчество, прорицание, эсхатологические[64] видения и т.п.
4. «Славословия» (есть также и синонимический термин, заимствованный из греческого, – доксология). При всем жанрово-коммуникативном разнообразии хвалебных молитв и фидеистической гимнографии, такие тексты обычно содержат, во-первых, возвеличивающие характеристики Бога (его могущества, мудрости, справедливости, красоты и т.п.) и, во-вторых, специальные формулы восхваления – такие, как возглас Аллилуйа! (древне-еврейск. ‘Восхваляйте Господа!’) в ряде псалмов Ветхого Завета и в Откровении Иоанна Богослова (19, 1, 3–4, 6), а также в христианской литургии; возглас Осанна! – грецизированное древнееврейское восклицание со значением ‘Спаси же!’, позже ставшее «приветствием ликующего народа, равнозначное нашему „да здравствует, ура!“ (Мень, 1991, 186); заключительная часть в православном „Отче наш“, ср. в русском переводе: „… потому что Твое Царство, и сила, и слава вечны“. К жанру славословия относятся также некоторые молитвы-гимны (например, псалмы библейского пророка и израильско-иудейского царя Давида); православные молитвы Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! или Слава Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне и присно и во веки веков!
5. «Заповеди Бога», адресованные человеку (народу в целом или его отдельным представителям), с характерными запретами-императивами: Не убивай. Не прелюбодействуй. Не кради (Исход 20, 13–16) или императивами-предписаниями: Помни день субботний, чтобы святить его. Почитай отца твоего и мать твою… (Исход 20, 8, 12).
6. «Божественное Откровение». Это прямая речь Бога, содержащая истины о мире, его будущем и путях спасения человека. Откровение дано самим Богом и записано для людей, «транслировано» через пророков.
В различных религиях Писания (иудаизм, христианство, ислам) неодинакова м е р а «аутентичности» Писания по отношению к божественному откровению. В Ветхом Завете, основной объем которого составляют книги пророков (т.е. вестников Яхве, им призванных и «богодухновенных»), прямое слово Бога («от 1-го лица»), звучавшее в его обращении к Ною, Аврааму, Иакову и в заповедях, которые Яхве дал на горе Синай Моисею, – только цитируется. В Новом Завете прямая речь Иисуса Христа присутствует в евангелиях также в цитатном виде – в поучениях и притчах Нагорной Проповеди Иисуса.
Иначе в Коране: на всем его протяжении Аллах говорит непосредственно, от 1-го лица, обращаясь иногда к пророку Муххамаду, иногда к людям (т.е. о Муххамаде и о людях в Коране говорится в 3-м или 2-м лице). Ср.: Скажи [т.е. ты, пророк, скажи им, людям. – Н.М.]: «Кто сохранит вас ночью и днем от Милосердного?» Да, они уклоняются от поминания своего Господа! Разве у них есть боги, которые защитят их от Нас? Не могут они помочь самим себе и не будут от Нас избавлены (Сура 21, 43–44); Клянусь звездой, когда она закатывается. Не сбился с пути ваш товарищ [пророк. – Н.М.] и не заблудился. И говорит он не по пристрастию. Это – только откровение, которое ниспосылается (Сура 53, 1–4).
Коммуникативной установке жанра Откровения соответствуют начальные и/или финальные формулы вроде Так говорил такой-то Бог. Исследователь шаманизма у енисейских остяков в начале XX в. В.Т. Анучин отмечал подобного рода концовки в особо значимых шаманских текстах (речь идет об откровениях великого кетского шамана Доха, которому «приписывается создание правил енисейского обычного права и многих правил философской и житейской мудрости»): «В большом ходу у енисейцев полупесни-полупритчи, которые речитативом поют шаманы, и каждая, так сказать, глава такой притчи неизменно заканчивается словами: Тон Доh даскансihа! ‘Так Доh говорил (рассказывал)’» (Новик, 1984, 272). Эту жанрово-стилистическую особенность Откровения использовал Ф. Ницше: его философско-романтический трактат «Так говорил Заратустра» (1884), имеющий подзаголовок «Символическая поэма», написан в форме Откровения – как бы от лица легендарного пророка древних «огнепоклонников» Заратустры. В основной части книги каждая глава, написанная ритмической прозой, изобилующая метафорами и афоризмами, заканчивается рефреном: Так говорил Заратустра.
Роль Откровения в формировании жанровой системы конфессиональной литературы в религиях Писания будет показана в §59–89. Сложные фидеистические и конфессиональные жанры (миф, молитва, Св. Писание, Св. Предание, Символ веры, проповедь, толкования священных книг, учительная литература) представляют собой соединение или переплетение ряда элементарных жанровых структур.
III. Фидеистическое общение и история фольклорных жанров
Мифы и фольклор
30. Различие между мифологией и фольклором
Мифология (мифологические представления) – это исторически первая форма коллективного сознания народа, целостная картина мира, в которой элементы религиозного, практического, научного, художественного познания еще не различены и не обособлены друг от друга. Фольклор – это исторически первое х у д о ж е с т в е н н о е (эстетическое) коллективное творчество народа (словесное, словесно-музыкальное, хореографическое, драматическое). Если мифология – это коллективная «предрелигия» древности (см. §4.2), то фольклор – это искусство бесписьменного народа, в такой же мере коллективно-безавторское, как язык.
Фольклор развивается из мифологии. Следовательно, фольклор – это явление не только более позднее, но и отличное от мифологии. Главное различие между мифологией и фольклором состоит в том, что миф – это священное знание о мире и предмет веры, а фольклор – это искусство, т.е. художественно-эстетическое отображение мира, и верить в его правдивость необязательно. Былинам верили, сказкам – нет, но их любили и прислушивались к их мудрости, более ценной, чем достоверность: «Сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок».
Эти различия между мифологией и фольклором принципиальны, однако существенна и их генетическая общность: 1) фольклор развивается из мифологии и обязательно содержит в том или ином виде мифологические элементы; 2) в архаических социумах фольклор, как и мифология, носит коллективный характер, т.е. принадлежит сознанию всех членов определенного социума.
