Павел Михалицын - Православный храм и богослужение. Нравственные нормы православия
В этом блаженстве есть еще один интересный момент, который отчетливо виден только в греческом тексте. Смысл заключается в следующем. Грек говорит: «Я алчу хлеба». Значит, он хочет немного хлеба, какую-то его часть, а не весь каравай. Грек говорит: «Я жажду воды». Следовательно, он хочет выпить немного воды, он не всю воду, находящуюся в кувшине. На самом деле, в жизни нашей люди редко хотят восстановления всецелой правды, и довольствуются ее небольшой частью. Человек, например, может быть добрым в глазах других людей в том смысле, что, сколько бы и как бы ни искали, в нем все же внешне нельзя найти моральных недостатков. Его честность, нравственность и почтенность не подвергаются сомнению. Но вполне может быть, что в его душе нет места для того, кто ищет в нем утешения, кто мог бы прийти к нему и выплакать на его груди свою боль. Он содрогнулся бы, если бы кто-нибудь захотел сделать это. Существует добродетель, которая сочетается с жестокостью, со склонностью осуждать, с отсутствием сочувствия и любви. Это только внешняя добродетель, а в строгом смысле таковой не является.
Иной человек, может быть, и полон всевозможных недостатков и пороков. Он может пить, играть в азартные игры и выходить из себя, и в то же время, когда кто-нибудь окажется в беде или будет нуждаться в его заботе, он отдаст последнюю копейку из своего кармана и последнюю рубашку. Но и это так же не будет в подлинном смысле добродетелью. Поскольку полнота помощи, какую только может дать человек другому человеку, может излиться через очищенное сердце.
Чувство духовной жажды в человеке есть признак духовного его здоровья, также как чувство голода, при отсутствии пищи, есть признак физического здоровья. Поэтому кто не знает святого желания праведной жизни перед Богом, тот скорее всего тяжело болен по своему внутреннему человеку, если только он уже не духовно мертв. Болезнь эта именуется самооправдание, смерть – это безучастное равнодушие к жизни по правде Божьей или нравственное ожесточение.
Алчущие и жаждущие получат насыщение в оправдании через веру в Иисуса Христа. Кто исполняет эту заповедь, тот получает пищу духовную, необходимую для жизни души, а истинной пищей является Христос. Недаром Царство Небесное часто метафорически описывается как пир, где люди будут есть и пить за Божьим столом.
Наш голод будет полностью насыщен в жизни Будущего века. Как и все качества, включенные в заповеди блаженства, голод и жажда являются постоянными характеристиками учеников Иисуса Христа, такими же постоянными, как нищета духа, кротость и плач. Лишь когда мы достигнем небес – не будем «ни алкать, ни жаждать», ибо лишь тогда Христос, Пастырь наш, будет нас «водить… на живые источники вод».
Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут (Мф. 5, 7). В еврейской традиции милосердие всегда ставилось чрезвычайно высоко. Во-первых, милосердным называли Бога, который избрал себе народ Израиля не в силу его заслуг или достоинств, но по Своей великой милости. Именно поэтому люди должны подражать этому свойству Бога в своих отношениях с ближними. Это выражалось, прежде всего, в том, что Бог ожидал от них деятельной любви и помощи нуждающимся братьям. Обязанность делиться с неимущим, то есть раздавать милостыню, распространялась на всех. Милость – это центральная тема проповеди Иисуса Христа, Он призывал к любви и милосердию по отношению ко всем: к женщинам, детям, грешникам, изгоям общества, даже к врагам. В Его глазах самый страшный грех – это отказ человека, прощенного Богом, простить своего ближнего. Особенно важно, что это Блаженство следует сразу за Блаженством, в котором говорилось о жаждущих справедливости. Все мы хотели бы, чтобы Бог судил нас не по справедливости, а по милости.
Среди слушателей Христа, наверняка, было много и язычников, которые в своих нравственных стремлениях собственной мыслью не могли возвыситься к милостивому отношению и к состраданию своим братьям, а тем более к врагам. Поэтому-то мы вправе назвать эту заповедь, по преимуществу, христианской заповедью.
Древний мир, как известно из истории, всегда славил людей знатных. Эта знаменитость могла заключаться в героизме, в знании, в красоте, силе, богатстве. Бедные люди, кроме их эксплуатации со стороны привилегированных классов, не могли ничего лучшего и ожидать. Одним сдерживающим стимулом был закон правды: «Не делай другому того, чего себе сам не желаешь». Возвышенных идеалов христианства, предписывающих братскую, жертвенную любовь своего «я» ради ближнего, дохристианский мир не знал.
Христианская милостыня не рассчитывает на извлечение для себя корысти, она направлена на благо ближнего. Господь научил нас, что милостыня не должна быть совершаема на показ. Ничто не понуждает нас прощать, как любовь и милость, открывшаяся нам на Кресте и в откровении Господнем, возвещающем, что сами были прощены Им. Ничто более ясно не доказывает, что мы были прощены, кроме нашей готовности прощать. В этом смысле заповедь о милости тесно связана с заповедью о кротости, поскольку быть кротким – значит признавать перед другими себя грешником; быть милостивым – значит сострадать другим, если их порабощает грех. Думающий о нищем и бедном будет избавлен от горя. Еще в земной жизни Господь вознаграждает милостивого, а в небесной получит вознаграждение во всей полноте.
Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5, 8). Сердце человека начало и корень всех наших действий. Это – родник, из которого живым ключом истекает струя духовной жизни. Чист сердцем тот, кто вымещает из себя порочные мысли и желания, молитвой и благим размышлением.
Эта заповедь о чистоте сердца перекликается с евангельским отрывком о светильнике тела, которым является око. В библейской терминологии «око» нередко приравнивается к «сердцу». Сердце – это око, которым человек видит Бога и через которое проникает во все его существо свет Божественной, освящающей благодати. И насколько чисто сердце, настолько легче придти свету Божию, проникнуть и освятить нас. Если око замутнено грехом, то восприятие действительности будет искаженным. Свет, проникающий в нас – это свет, в котором мы истолковываем окружающий мир. От состояния, в котором находится окно, зависит, какой свет проникает в комнату. Если окно чисто, ясно и не разбито, свет заливает комнату и освещает каждый ее уголок. Если окно замерзло или застеклено цветным стеклом, грязно, разбито или темно, свету трудно входить, и комната не будет освещена, в ней будет обитать тьма. Количество света, поступающего в комнату, зависит от состояния окна, через которое он проходит. И потому Господь говорит, что количество света, попадающего в сердце, в душу и вообще в человеческое существо, зависит от духовного состояния сердца, через которое проходит свет, потому что сердце – это глаз, окно для всего тела. Впечатление, которое на нас производят люди, зависит от того, какой у нас глаз. Некоторые вещи могут ослеплять наш глаз и искажать взгляд, прежде всего – это грех, замутняющий сердце.
Прилагательное «чистый» очень часто употреблялось в обозначении нравственной чистоты, относительно безупречной жизни. Вообще под словом kafaros (евр. tahor) в данном случае необходимо понимать незапятнанность сердца ничем грязным, свободным от всего, что извращает и оскверняет ум, чувства, желания человека, так как сердце – центр всей духовной жизни. Чисты сердцем те, кого не обличает совесть. Сердце чистое тогда, когда человек свободен не только от нечистого греха или желаний, но скорее, когда он свободен от всяких даже греховных помыслов. Добродетель, если она не истекает из внутренней чистоты и благого помышления сердца, является показной, видимой. Это дерево с подгнившими корнями, с гниющей сердцевиной. Совершенное отношение к нашим ближним должно быть основано на любви абсолютно бескорыстной, проистекающей из чистоты сердца, не имеющего и тени вражды.
Господь любит чистых сердцем. Чистые сердцем чувствуют присутствие Бога в самих себе и в природе. Слово Божие для них – живой голос Божий в себе и перед собой, чистые сердцем живут в этом мире, как в доме Божьем. Они все делают так, как нужно делать, находясь в доме Божьем, перед Его всевидящим взором. Они во всех обстоятельствах жизни всецело предаются Ему и непоколебимо полагаются на Божественное отеческое попечение, они всегда носят в сердце своем крепкую любовь к Нему как всеблагому Отцу. Земное счастье их не ослепляет, несчастья не смущают, не повергают в уныние или отчаяние. Эта жизнь для них только приготовление к жизни будущей. Радости и скорби настоящей жизни – только утешения и трудности на пути к вечному отечеству, где они узрят Бога лицом к лицу. Награда, которой удостоятся люди с чистым сердцем, высочайшая: это то, что является главным устремлением всякого верующего, целью всякой религии – они увидят Бога. Мы только можем догадываться, каково по своему существу это состояние блаженства.[14]
