Фредерик Брюс - Документы Нового Завета: достоверны ли они?
Допустимо упомянуть один из нескольких случаев, в которых свет на Новый Завет проливают древние монеты. Историки много спорили о дате, когда прокуратор Фест заступил место Феликса (Деян. 24:27). Но вот обнаружилось, что на пятом году правления Нерона в Иудее были введены новые монеты (этот год завершился в октябре 59 г.), и самым естественным предлогом для такой'' перемены была бы как раз смена прокуратора. Благодаря вышеупомянутой надписи в Дельфах, указывающей дату проконсульства Галлиона в Ахайе (и, следовательно, время евангелизации Павлом Коринфа, описанной в 18 главе Деяний), а также этому нумизматическому свидетельству, определяющему прибытие Феста для исправления должности прокуратора Иудеи 59 годом, мы оказываемся в состоянии датировать некоторые из самых важных вех карьеры Павла. Результат согласуется с показаниями Деяний безукоризненным образом. Акуратность, обнаруживаемая Лукой в уже рассмотренных нами деталях, простирается также в более общую сферу описаний местной атмосферы и ее оттенков. Последнее удается ему неизменно. Иерусалим, с его легко возбудившимися и нетерпимыми толпами, резко контрастирует с оживлением сирийской Антиохии, где люди многих вер и национальностей притерлись друг к другу, так что не удивительно становится, что первая среди язычников церковь учреждается именно здесь, и евреи и неевреи встречаются в ней, обнаруживая братское дружелюбие и терпимость (Деян. 11:19 и дал.). А вот римская колония, Филиппы, с ее самодовольными чиновниками и гражданами, гордыми своим римским происхождением, или Афины, с их нескончаемыми спорами и неутолимой жаждой новизны - жаждой, за которую их упрекали собственные государственные деятели тремя-четырьмя веками ранее. [Деяния, 17:21; Фукидид, 3:38; Демосфен, Филиппики, 1:10.] И вот Эфес, с его храмом Артемиды, бывшим одним из семи чудес света, и множеством граждан, материально зависимых от культа великой богини, с его суеверием и магией, настолько прославленными в древнем мире, что обычное название для записанных заклинаний было "Эфесиа граммата" (Эфесские письмена). Несомненно, что именно эти "письмена" были публично сожжены эфесянами, обратившимися под влиянием проповеди Павла в веру, освобождающею человека от суеверного страха (Деян. 19:19).
Три части Деяний обычно называют "мы-частями", так как автор неожиданно переходит от повествования в третьем лице к первому множественному, обнаруживая таким образом, что в определенных случаях он сам присутствовал при описываемых им событиях. Из этих частей наиболее интересна последняя, содержащая замечательный рассказ о путешествии Павла и кораблекрушении на пути из Палестины в Италию. Этот рассказ называют "одним из самых содержательных документов, информирующих о древнем искусстве кораблевождения". [H.J. Holtzmann "Handcommentar zum N.T.", 1889 г., стр. 421.] Образцовой работой на английском языке, посвященной этому предмету, является книга "Путешествие и кораблекрушение Павла", опубликованная в 1848 г. (четвертое издание в 1880 г.) Джеймсом Смитом из Джорданхилла, который сам был опытным яхтсменом, отлично знавшим ту часть Средиземноморья, где плыл корабль Павла. Смит свидетельствует замечательную аккуратность отчета Луки о каждой стадии путешествия и оказывается способен установить, благодаря сообщаемым Лукой деталям, точное место у побережья Мальты, где произошло кораблекрушение.
В связи с рассказом Луки об их пребывании на Мальте Харнак замечает: "можно заключить с большой долей вероятности, что сам автор практиковал на Мальте в качестве врача", и после исследования языка отрывка утверждает, что "вся история пребывания автора на Мальте подана в медицинском свете". ["The Bearing of Recent Discovery", стр. 81.]
Все указанные свидетельства точности автора не случайны. Человек, чья аккуратность может быть продемонстрирована в вопросах, где мы способны его проверить, по всей вероятности будет аккуратен и там, где у нас нет возможностей для проверки. Аккуратность является одной из самых устойчивых привычек человека, и мы знаем по собственному счастливому (и злосчастному) опыту, что некоторые люди постоянно аккуратны, тогда как другие не упускают ни одной возможности быть неаккуратными. Все, что мы знаем о Луке, позволяет нам характеризовать этого автора как безукоризненно аккуратного.
Сэр Уильям Рамзэй, посвятивший многие плодотворные годы археологии Малой Азии, удостоверяет глубокое знакомство Луки с Малой Азией и греческим востоком в период, к которому относятся его работы. Когда Рамзэй впервые приступил к археологическим раскопкам, он был твердо убежден в справедливости модной тогда (в конце семидесятых годов прошлого столетия) тюбингенской теории, что Деяния были составлены не ранее середины второго столетия. Только постепенно был он принужден результатами собственных исследований к полному пересмотру своих взглядов.
Хотя позднее Рамзэй стал популярным защитником достоверности документов Нового Завета, его заключения были заключениями ученого археолога и специалиста по древней истории и литературе, а не человека желавшего польстить религиозной публике, когда он выражал точку зрения, что "Лука-историк никем не превзойден в отношении достоверности". [Лука-врач, стр. 177-179.] То было трезвое заключение исследователя, к которому он пришел, не взирая на то, что начинал с противоположного мнения об историческом авторитете Луки. Вердикт, произнесенный им в зрелые годы, гласит: "Лука является историком первого класса. Дело не только в достоверности излагаемых им фактов: он обладает подлинным вкусом историка. Он сосредотачивается на идее и плане, руководящих развитием истории, и уделяет каждому событию место, соответствующее его важности. Он выявляет важные и критические события и показывает их подлинное значение самым обстоятельным образом, и касается лишь слегка или вовсе опускает многое из того, что оказывается неважным для этой цели. Короче, этот автор занимает место в одном ряду с величайшим из историков". [Лука-врач, стр. 222.]
Согласимся, что не каждый ученый готов разделить эту оценку уровня Луки-историка, но его аккуратность в деталях есть нечто, подтверждающееся раз за разом. Исследования в области исторических и географических обстоятельств повествования Луки не остановились со времени, когда Рамзэй сделал упомянутое заключение, но наше почтение к достоверности Луки продолжает расти по мере накопления новых знаний в этой области. Что бы мы ни говорили о Рамзэе, никто не осмелится назвать христианским апологетом ветерана американской исторической науки, д-ра Генри Дж. Кэдбэри. Но когда д-р Кэдбэри после долгого и тщательного исследования произведений Луки прочитал в 1953 г. курс лоувеловских лекций на тему "Книга Деяний в истории", он при всей своей отменной объективности не мог не усилить восхищение своей аудитории достижениями Луки. Книга, которую он выпустил вслед за этими лекциями, может рассматриваться как достойное продолжение лучших достижений Рамзэя.
Далее, по мнению теперешнего профессора классической филологии в О клен деком университете в Новой Зеландии "Лука является тщательным историком, достойным быть поставленным в один ряд с великими греческими авторами". [Е.М. Blaiklock, "The Acts of the Apostles", Tyndale Press, 1959 г., стр. 89.]
Историческая достоверность Луки признается, в самом деле, многими библейскими критиками определенно либерального толка. Это заключение чрезвычайной важности для тех, кто рассматривает Новый Завет с точки зрения историка, так как написанное Лукой покрывает период жизни и смерти нашего Господа и первые 30 лет христианской церкви, включая годы грандиознейшей миссионерской деятельности Павла, когда было написано большинство его сохранившихся писем. Две части труда Луки связывают Новый Завет воедино, так как его Евангелие имеет дело с теми же событиями, что и другие Евангелия, а Деяния рисуют исторические обстоятельства, при которых были написаны Послания Павла. Картина распространения Христианства, которую дает нам Лука, в общем созвучна со свидетельствами других Евангелий и письмами Павла. И он помещает эту картину в контекст современной истории таким образом, что, будь он выдумщиком, он непременно был бы разоблачен.
Глава 8. Дополнительные археологические свидетельства
Археологические свидетельства, относящиеся к Новому Завету, не стоь впечатляют, как те, что относятся к Ветхому Завету, но при всем том не менее важны. Мы рассмотрели уже некоторые из них, почерпнутые из надписей на исторических памятниках и папирусов. Рассмотрим дополнительно еще несколько примеров прежде, чем перейти к свидетельствам иного рода.
Читавшие Деяния вспомнят, что во время последнего посещения Павлом Иерусалима в Храме произошло возмущение, так как распространился слух, что он осквернил священное место, введя в него язычников (Деян. 21:27 и дал.). Последние имели право вступать во внешний двор Храма, но им запрещалось следовать далее под страхом смерти. [Иосиф Флавий, Иудейская война, 5:5.] Римские власти были настолько озабочены умиротворением религиозных страстей евреев, что санкционировали казнь римских граждан на этом основании. [Там же, 6:2, 4.] А чтобы никто не мог заявить о незнании этого закона, внешний и внутренний дворы Храма разделили заграждением, на котором повешены были объявления на греческом и латыни, предупреждавшие о наказании язычников, нарушающих запрет. Одно из таких греческих объявлений было найдено в Иерусалиме в 1871 г. К. С. Клермоном-Ганно, и находится ныне в Стамбуле. Оно гласит: "Ни один иноземец не имеет права миновать заграждение, окружающее храм и внутренний двор. Всякий, схваченный при этом, сам будет виновен в своей смерти".
