Эрнст Мулдашев - В объятиях Шамбалы
— Шеф, отвлекись, посмотри-ка сюда! — сказал он.
— Сейчас, сейчас, дорисую.
Гигантское Зеркало
Через пару минут я заглянул в дисплей видеокамеры и обомлел — передо мной красовалось огромное вогнутое зеркало. Было видно, что оно начинается от монумента Гомпо-Панг и соединяется с Домом Счастливого Камня.
— Как же я его не видел?! — прохрипел я. — Ведь оно, пока мы шли, все время находилось по правую сторону от меня, а я… не повернул голову! Я же всегда, когда хожу, верчу головой! Получается, что и тогда, когда я рисовал Дом Счастливого Камня с двух позиций, я тоже не повернул голову направо, чтобы увидеть это громадное зеркало. Повернуть-то голову надо было чуть-чуть, а я… не повернул почему-то. Странно! Очень странно!
— Шеф, — обратился ко мне Селиверстов. — Помнишь, монах говорил, что на «Дом» надо смотреть с любовью? Ты, я сам видел, смотрел на «Дом» с любовью и восхищением.
— Ну и что?!
— А то, что это громадное зеркало тоже хотело, чтобы на него смотрели с любовью, а вся твоя любовь была направлена только на «Дом». Вот и то громадное зеркало… — Селиверстов засмущался…
— Что?!
— Громадное зеркало… отворачивало твою голову от себя… влюбленную в «Дом» голову… ревновало, может… В общем, ничего ты, шеф, в любви не понимаешь!
— М… да… А вы сами-то это громадное зеркало видели?
— Я не видел, — ответил Селиверстов.
— Я тоже нет, — сознался Рафаэль Юсупов.
— А я, как ни странно, увидел это громадное зеркало только на отснятой видеопленке! — вытаращил глаза Равиль. — Я ведь снимал не вслепую, не призрак же я снял!
— Любопытно… — почесал я затылок. — Так вот… отсюда это громадное зеркало не видно, оно за поворотом, должно быть, осталось! Пойдемте обратно, посмотрим на него глазами… наяву.
Мы бойко зашагали по тропинке.
— Настройтесь, чтобы смотреть на зеркало с любовью, — послышался голос Селиверстова. — А то зеркало рассердится и превратит нас в стариков. Время — оно, мне кажется, может сердиться, особенно — сжатое время!
Когда мы повернули за поворот, перед нами во всей красе предстало невообразимое по размерам вогнутое каменное «зеркало».
— Главное Зеркало Времени… — тихо проговорил я.
Мы все остановились. Душу бередила какая-то непонятная смесь восторга и страха. Я тут же принялся рисовать.
— Интересно, а это Зеркало… м-м-м… не повлияет на нас? — поежился Селиверстов. — Ведь Николай Козырев доказал, что вогнутые поверхности способны сжимать время, а эта поверхность такая большая, такая громадная, что степень сжатия времени, на верное, такая…
— Повлияет, — с сарказмом кивнул Рафаэль Юсупов.
А потом, прищурившись, он добавил:
— Посмотри, Сергей Анатольевич, фокус вогнутого Зеркала находится в небе, мы же находимся в безопасной зоне.
— А вдруг сжатое время отразится от облаков и повлияет на нас… — насупился Селиверстов.
— Не исключено, — хладнокровно заметил Рафаэль Юсупов.
— М… да…
Было хорошо видно, что Главное Зеркало Времени (так мы его и стали называть) начинается от монумента Гомпо-Панг, образуя с ним прямой угол, и простирается до Дома Счастливого Камня, составляя с ним опять же прямой угол. Высота Главного Зеркала Времени была около 500— 600 метров , ширина — около 1500 метров , общая площадь — почти 1 квадратный километр. Поверхность Зеркала была вогнутой, совершенно гладкой и выглядела абсолютно вертикальной.
Я с фотоаппаратом и полевой тетрадью в руках стал носиться по буграм и холмам, задыхаясь на высоте 5000 метров . Мне хотелось снять и зарисовать детали Главного Зеркала Времени.
Выяснилось, что «Зеркало» со стороны монумента Гомпо-Панг начинается с клювовидного отростка этого монумента, а с Домом Счастливого Камня соединяется на уровне перехода его нижней вертикальной стены в пологую стену. Около места соединения «Зеркала» с «Домом», прямо за ним, была видна еще и прямоугольная конструкция, состоящая из двух вертикальных каменных плит, установленных под прямым углом друг к другу.
— Для чего все это было создано? С какой целью произведен этот колоссальный объем монументальных работ? Как все это делали древние? — раз за разом задавался я вопросами и не находил на них ответов.
Полный мыслительный сумбур в голове, сопровождавший мои бесплодные попытки хоть что-то понять, начал нервировать меня. К тому же я заметил, что в процессе бесплодного мышления у меня, оказывается, нелепо шевелятся губы.
— Хорошо еще, что слюна не течет! — самобичующе подумал я.
Я со скрежетом почесал затылок, хотя насекомые вроде бы еще не завелись, и важно сказал:
— Пойдемте, подойдем ближе к «Зеркалу».
— А в зону сжатого времени не попадем?
— Постараемся.
Мы полезли по склону, приближаясь к Главному Зеркалу Времени.
— Мулдашев, перестань нервничать! Здесь нужен холодный ум, — успокаивал я сам себя.
Дойдя до какой-то мало-мальски ровной площадки, мы остановились. Громадное «Зеркало» как бы висело над нами. Я заметил, как Равиль с видеокамерой в руках, задрав голову, смотрел на Главное Зеркало Времени. Весь его облик говорил о преклонении перед мыслительной мощью древних.
Я еще раз окинул взглядом всю эту древнюю конструкцию. В глаза еще раз бросилось, что монументы Гомпо-Панг и Дом Счастливого Камня были когда-то покрыты чем-то наподобие штукатурки, следы которой в виде сохранившихся пластов резко бросались в глаза. Вызывало восхищение качество этой «штукатурки», способной сохраняться тысячелетия… а если учесть, что весь Город Богов, по одному из предположений, был построен примерно 850000 лет тому назад, то…
Было видно, что на северо-западной вогнутой стороне Дома Счастливого Камня «штукатурка» полностью сохранилась, придавая ей красно-рыжий цвет, на юго-западной стороне «Дома» остались лишь отдельные слои «штукатурки». Главное Зеркало Времени было абсолютно «голым» (вполне возможно, что оно и не покрывалось «штукатуркой»), а поверхность монумента Гомпо-Панг выглядела как бы облупившейся из-за сохранившихся участков «штукатурки».
Весьма примечательно выглядел центральный конусовидный выступ на монументе Гомпо-Панг — в бинокль можно было четко разглядеть, что конусовидный выступ сделан из цельного камня, но был когда-то «залит раствором», остатки которого сохранились до сих пор у основания конуса.
— Интересно, как же древние «штукатурили» монументы? Ведь на такую высоту леса не построишь, а сделать это, свешиваясь на веревке из окна, невозможно, потому что здесь… нет окон! Что они, древние-то, летали, что ли? — подумал я.
Клювовидный отросток монумента Гомпо-Панг, с которого начиналось Главное Зеркало Времени, на первый взгляд, не был покрыт никакой «штукатуркой», но при детальном рассмотрении в бинокль следы «штукатурки» были все же видны.
— Да что я все о «штукатурке» думаю, — вдруг рассердился я на самого себя. — Ничего особенного в том нет, что древние колоссальные монументы покрывались слоем «штукатурки». Вот если бы ответить на такие вопросы, как, например, — »Зачем нужен этот клювовидный отросток?», «Какова роль центрального конусовидного выступа?», «Какова роль монумента Гомпо-Панг?», «Какова роль Главного Зеркала Времени?»… «Какова роль Города Богов?», то можно было бы… можно было бы…
Я опустил голову, понимая, что мой слабый трехмерный разум не сможет ответить на эти вопросы. И мне почему-то от этой, далеко не самоутверждающей, мысли стало легко и просто, напоминая давно уже забытую простую детскую любознательность, когда ты, вытирая сопливый нос, заглядываешь в мотор папиной автомашины и ничего не понимаешь в нем, но с легкостью в душе чувствуешь, что когда-нибудь ты станешь взрослым и красивые слова «карбюратор» или «крышка трамблера» обретут смысл и для тебя.
Я еще раз взглянул на Главное Зеркало Времени и, неожиданно для самого себя, запел про себя припев известной песенки ансамбля «Любэ»:
Ах, время, время, времечко,
Жизнь не пролетела зря.
Трамвай «пятерочка»,
Вези в Черемушки меня.
Мне страстно захотелось еще раз спеть этот припев, да еще и вслух, да еще и в Городе Богов. Да еще и здесь — перед Главным Зеркалом Времени! Я повернул замерзшее лицо к ребятам, некрасиво открыл рот и, еле шевеля побелевшими от холода губами, запел:
Ах, время, время, времечко,
Жизнь не пролетела зря.
Трамвай «пятерочка»,
Вези в Черемушки меня.
— Ты, шеф, прямо как Николай Расторгуев смотришься на фоне Главного Зеркала Времени, — подметил хорошо понимающий в современной российской эстраде Селиверстов.
С легкой душой я сел на холодный камень, достал полевую тетрадь и, надев полотняные перчатки, сосредоточился, чтобы записать хоть какие-то, пусть даже самые шальные мысли, записать здесь — перед Главным Зеркалом Времени. Я ждал появления мыслей.
