Блез Паскаль - Письма к провинциалу
— Да, это забавно! — сказал я.
— Нельзя оторваться от этой книги, — ответил он, — я провожу дни и ночи за чтением ее, это единственное мое занятие.
Добрый патер, убедившись, что и я нахожу удовольствие в нем, был в восторге и продолжал:
— Вот еще один пример из Филиуция, одного из упомянутых двадцати четырех иезуитов (т. 26, тр. 27, ч. 2, гл. 6, >6 143): «Обязан ли соблюдать пост тот, кто утомился от чего — нибудь, например, гоняясь за любовницей, ad in — sequendam amicam? Нисколько. Но если он нарочно утомился, чтобы благодаря этому быть освобожденным от поста, обязан ли он соблюдать его? — Если у него и было такое намерение, он все — таки не обязан поститься». Ну подумали ли бы вы об этом? — сказал он.
— По правде говоря, отец мой, — возразил я, — мне что — то еще не верится. Как же это! Выходит, что не ipex нарушать пост, когда можешь не нарушать его? Разве позволительно искать случаев ко греху, не вернее ли то, что мы должны избегать подобных случаев? Это было бы достаточно удобно.
— Не всегда, — сказал он, — Это смотря по тому, как…
— Смотря по чему? — спросил я.
— О! — возразил отец. — А что, если б получилось какое неудобство при избегании таких случаев, разве, по — вашему, обязаны к этому? По крайней мере, не таково мнение отца Бони, вот оно (стр. 1084): «Не должно отказывать в отпущении тем, которые находятся в положениях, подающих повод к греху, если они в таком состоянии, что не могут оставить упомянутого положения, не дав свету повода говорить о себе или же не получив сами от этого какого неудобства».
— Я очень рад этому, отец мой, остается только сказать, что можно искать таких случаев заведомо, так как позволительно не избегать их.
— Это тоже дозволяется иногда, — прибавил он. — Знаменитый казуист Василий Понс высказал подобную мысль, и отец Бони приводит и одобряет его мнение, которое находится вот здесь, в Трактате об епитимии (вопр. 4, стр. 94): «Можно прямо искать случая, ради его самого, primo et per se, когда духовное или временное благо наше или ближнего нашего побуждает нас к этому».
— Право, — сказал я ему, — мне представляется, что я пребываю во сне, когда слышу, что монахи говорят таким образом. И как же, отец мой, скажите мне по совести, разделяете вы это мнение?
— Конечно, нет, — сказал он.
— Вы говорите, стало быть, — продолжал я, — против своей совести?
— Нисколько,^ сказал он. — Я говорю здесь не по своей совести, но по совести Понса и отца Бони: и вы можете следовать им с полной безопасностью, так как они очень сведущие люди.
— Как! Отец мой, от того, что они поместили эти три строчки в свои книги, станет позволено искать случая согрешить? Я думал, что должно руководиться лишь св. Писанием и церковным преданием, но не вашими казуистами.
— О, мой Бог! — воскликнул патер. — Вы заставляете меня вспомнить этих янсенистов! Разве отец Бони и Василий Понс не могут сделать свои мнения вероятными?
— Я не довольствуюсь вероятным, — сказал я, — но ищу достоверного.
— Я вижу, — сказал мне добрый патер, — вы не знаете, что такое учение о вероятных мнениях: вы стали бы говорить иначе, если бы знали это, И в самом деле, надо мне посвятить вас в данный вопрос. Вы не потеряете зря времени от того, что пришли сюда; без этого учения вам нельзя будет ничего понять, это основа и азбука всей нашей морали.
Я был в восторге, ибо он как раз напал на то, чего мне хотелось. Высказав свое восхищение, я попросил его объяснить мне, что такое вероятное мнение.
— Наши авторы ответят вам лучше меня, — сказал он. — Вот как они все вообще говорят об этом, и, между прочим, наши двадцать четыре (в начале, прим. 3, № 8): «Мнение называется вероятным, когда оно основано на доводах, имеющих какое — нибудь значение. Отсюда вытекает иногда, что один ученый, пользующийся большим авторитетом.
может сделать мнение вероятным». И вот на чем это основывается: «Человек, специально посвятивший себя науке, не стал бы держаться мнения, если бы у него на то не было хорошего и достаточного основания».
— Итак, — сказал я, — один ученый может вертеть совестями и баламутить их по своему желанию и всегда безопасно.
— Не надо смеяться, — сказал он, — и нечего думать бороться с означенным учением. Когда янсенисты попытались это сделать, они только напрасно потеряли свое время. Данное учение слишком хорошо утвердилось. Послушайте Санчеса, одного из самых знаменитых наших отцов (5от… кн. 1,1, гл. 9, № 7). «Вы, может быть, будете сомневаться, делает ли авторитет одного хорошего и сведущего ученого мнение вероятным. На это я отвечаю: да. То же подтверждают Анхель, Сильвий, Наварр, Эммануил Са и др. И вот как сие доказывается. То мнение вероятно, которое имеет значительное основание. А авторитет человека ученого и благочестивого имеет не малое, а, скорее, великое значение: так как {хорошенько проследите этот довод), если свидетельство такого человека имеет большой вес для нас, когда нужно удостоверить, что то — то и то — то произошло, например, в Риме, почему же не иметь ему того же веса и при сомнении в области морали?»
— Забавное сравнение, — сказал я, — вопросов светских с вопросами совести!
— Имейте терпение: Санчес отвечает на это в следующих же строках своего рассуждения:
«И ограничение, делаемое некоторыми авторами: что авторитет такого ученого достаточен в вопросах человеческого права, но не в вопросах права божественного, не находит во мне сторонника, так как указанный авторитет имеет большой вес применительно к обеим сферам».
— Отец мой, — сказал я ему откровенно, — я не могу принимать в расчет этого правила. Кто мне поручится, что при той свободе, которую позволяют себе ваши ученые в исследованиях на основании разума, то, что покажется достоверным одному, покажется таким же и всем остальным? Разнообразие суждений так велико…
— Вы этого не понимаете, — прервал меня патер, — они действительно очень часто расходятся во мнениях: но это ничего не значит; каждый делает свое мнение вероятным и безопасным. Конечно, всем известно, что они не всегда одного мнения, но тем и лучше. Напротив, они почти никогда не сходятся во мнениях. Мало вопросов, где бы вы не увидали, что один говорит да, другой — нет. И во всех этих случаях и то и другое из противоречивых мнений вероятно. И поэтому — то Диана говорит по одному поводу (ч. 3, т. 4, рубр. 244): «Понс и Санчес противоположных мнений; но, так как оба они люди ученые, то каждый делает свое мнение вероятным».
— Но, отец мой, — сказал я, — тогда появляется большое затруднение при выборе?
— Нисколько, — ответил он, — нужно лишь следовать тому мнению, которое больше всего нравится.
— А как же, если другое более вероятно?
— Это ничего не значит, — сказал он.
— А если другое более безопасно?
— Это тоже ничего не значит, — повторил опять патер, — данный вывод в точности объясняется вот здесь у Эммануила Са из нашего Общества, в его афоризме De dubio[127] (стр. 183): «Можно делать то, что считаешь дозволенным на основании вероятного мнения, хотя бы противоположное и было более безопасным. А для этого достаточно мнения одного веского ученого».
— А если же мнение это одновременно и менее вероятно и менее безопасно, разрешается ли следовать ему, оставляя более вероятное и более безопасное?
— Да, — еще раз сказал он, — выслушайте Филиуция, этого великого иезуита из Рима (Мог. Quaest, тр. 21, гл. 4, Ms 128): «Дозволяется следовать мнению наименее вероятному, хотя бы оно и было менее всего безопасно. Таков общий взгляд всех новых авторов»[128]. Не ясно ли это?
— Какой перед нами открывается простор, ваше преподобие, — сказал я. — Благодаря вашим вероятным мнениям у нас прекрасная свобода совести. А у вас, казуистов, точно такая же свобода в ответах?
— Да, — сказал он, — мы тоже отвечаем то, что нам приятно, или, вернее, что приятно тем, которые нас спрашивают. Вот правила, заимствованные у наших отцов: Лаймана (Theol. Мог., Ι,Ι, тр. 1, гл. 2, § 2, № 8), Васкеса (DisL, 62, гл. 9, № 47), Санчеса (in Sum., I,1, гл. 9, Ms 23) и наших двадцати четырех (в начале, пр. 3, Ms 24). Вот слова Лаймана, которым следует книга наших двадцати четырех: «Ученый, у которого просят совета, может дать совет не только вероятный, по его мнению, но и противоположный его мнению, если таковой считается вероятным другими, когда это противоположное мнение оказывается более удобным и более приятным тому, кто с ним советуется. Si forte et illi favorabilior seu exoptatior sit. Но более того, я скажу, что будет вполне разумно, если он даст тем, которые спрашивают, совет, считающийся вероятным каким — нибудь ученым, хотя бы сам он и убедился, что данный ответ безусловно ложен».
— В самом деле, отец мой, ваше учение очень удобно. Еще бы! Отвечать да и пет по своему выбору; нельзя переоценить подобную выгоду. И я хороню вижу теперь, для чего служат вам противоположные мнения, которых держатся ваши ученые по каждому вопросу, так как одно всегда служит вам в пользу, а другое никогда не вредит. Если вы не находите расчета в одном направлении, вы бросаетесь в другое и всегда наверняка.
