Иван Беленко - Регулирование миссионерской деятельности и определение проблемы прозелитизма и святотатства. Опыт зарубежных стран
«В России и других странах СНГ в условиях возникшей в 1990-е годы свободы религиозной деятельности прозелитизм является фактором, осложняющим межконфессиональные и межрелигиозные отношения. Русская православная церковь, рассматривая живущие в России народы, традиционно считающиеся православными, в качестве своей паствы, оценивает миссионерскую деятельность среди них протестантов и католиков как прозелитизм на её „канонической территории“. В официальных документах церкви указывается, что такая деятельность создаёт атмосферу межконфессиональной конкуренции, приводит к искажению смысла христианского благовестия, к попранию принципа христианской солидарности перед лицом мирских разделений, а также к разрушению национальной духовной культуры, поскольку православие составляет её ядро. При этом Русская православная церковь признаёт за инославными христианами право на свидетельство и религиозное образование среди групп населения, традиционно к ним принадлежащих. Католики и протестанты также в принципе отвергают прозелитизм, однако не в его расширительном толковании, из которого исходят представители православия».
Суждение по поводу этичности-неэтичности прозелитизма высказал судья Петтити в своём частично совпадающем мнении к Постановлению по делу Коккинакиса. Толкуя термин «прозелитизм» в самом широком смысле как «стремление распространить свою веру», он указал:
«Неподдающиеся проверке критерии толкования, а также деяния прозелитизма „хорошего или дурного тона“ или „неуместного“ прозелитизма не могут обеспечить правовой охраны. Прозелитизм неотделим от свободы религии; верующий должен иметь возможность распространять свою веру, говорить как о своих убеждениях, так и о своём мировоззрении. Свобода религии и совести — это основополагающее право, ею должны пользоваться все религии, а не только одна, даже если исторически сложилось, что эта религия стала национальной или „преобладающей религией“. Свобода религии и совести подразумевает также признание прозелитизма, пусть даже „дурного тона“. Верующий, равно как и философ-агностик, вправе выражать свои убеждения, пытаться рассказывать о них и даже обратить собеседника в свою веру. Единственными ограничениями, которым подлежит это право, являются те, которые необходимы для защиты прав и свобод других лиц в случае попытки принудить собеседника согласиться или в случае употребления махинаций. Другие неприемлемые действия, такие как промывание мозгов, посягательство на право на труд, причинение вреда здоровью населения, развратные действия, которые наблюдаются в некоторых так называемых религиозных объединениях, должны наказываться на основе действующего права согласно квалификациям общеуголовных преступлений. Нельзя прикрываться наказанием за такие действия, чтобы запретить прозелитизм вообще. Прозелитизм, разумеется, не должен быть связан с принуждением, обманом, злоупотреблением доверием несовершеннолетних или „недееспособных совершеннолетних“ в смысле гражданского права, тем не менее такие нарушения можно пресечь, применяя нормы общего гражданского и уголовного права».
Европейский суд в своём конечном выводе скорректировал эту позицию. Он закрепил за термином «прозелитизм» его узкое значение — обращение в веру силой — и отмежевал его от нормального «христианского свидетельствования». Вот к какому ключевому выводу пришёл суд:
«Прежде всего, необходимо провести различие между христианским свидетельствованием и неуместным прозелитизмом. Первое соответствует истинному евангелизму, описанному в отчёте, составленном в 1956 г. под эгидой Всемирного Совета Церквей, как существенная миссия и ответственность каждого христианина и каждой церкви. Последнее представляет искажение или деформацию его. Оно может, как следует из того же доклада, выражаться в деятельности, связанной с предложением материальных или социальных выгод с целью вербовки новых членов в церковь или в оказании неуместного давления на людей, находящихся в нужде или в бедственном положении; оно может даже повлечь за собою использование насилия или промывания мозгов; в более общем плане оно несовместимо с уважением к свободе мысли, совести и религии других»[7].
Руководящий совет Свидетелей Иеговы, которых, как видно, всё это касалось в первую очередь, в статье, адресованной возвещателям этой религии, выразил своё отношение к термину и стоящей за ним проблеме следующим образом:
«В греческом языке есть слово проси́литос, которое означает „обращённый“. От этого слова происходит слово „прозелитизм“, означающее „стремление обратить в свою веру“. Сегодня существует мнение, что прозелитизм приносит вред. В документе, опубликованном Всемирным советом церквей, говорится даже о „грехе прозелитизма“. Почему? В одном католическом издании поясняется: „Из-за нескончаемых жалоб Православной церкви под „прозелитизмом“ стало пониматься обращение в веру силой“ (Catholic World Report). Приносит ли прозелитизм вред? В каких-то случаях да. По словам Иисуса, прозелитизм книжников и фарисеев оказывался вредным для тех, кого они обращали в свою веру (Матфея 23:15). „Обращение в веру силой“, безусловно, неприемлемо. Так, историк Иосиф Флавий пишет, что, когда маккавей Иоанн Гиркан покорил идумеян, он „позволил им оставаться в стране, но лишь с условием, чтобы они приняли обрезание и стали жить по законам иудейским“. Если идумеяне хотели жить при иудейском правлении, им нужно было исповедовать иудейскую религию. По свидетельству историков, в VIII веке н. э. Карл Великий покорил язычников-саксонцев, живших на севере Европы, и с неимоверной жестокостью принудил их обратиться в христианство. Но насколько искренне приняли новую веру обращённые саксонцы и идумеяне? Насколько горячо желал придерживаться боговдохновенного Моисеева закона идумеянин царь Ирод, пытавшийся убить младенца Иисуса? (Матфея 2:1–18). А совершается ли принудительное обращение сегодня? В каком-то смысле да. Сообщается, что миссионеры христианского мира пытаются привлечь людей, предлагая им получить образование за границей. Или заставляют голодающих беженцев высиживать религиозную службу, чтобы получить еду. В документе, выпущенном съездом православных епископов в 1992 г., заявлялось, что „прозелитизм иногда осуществляется путём предложения материальных благ и иногда — с применением различных форм насилия“. Нельзя заставлять людей изменить религию. Свидетели Иеговы так не поступают. Следовательно, они не занимаются прозелитизмом в современном смысле этого слова. Они, как и христиане первого века, всем проповедуют благую весть. Каждый, кто откликается на неё по своей воле, приглашается получить больше знаний в ходе изучения Библии. Эти интересующиеся люди узнают, как можно обрести веру в Бога и его замыслы, — веру, прочно основанную на точном знании Библии. Это позволяет им призывать Божье имя, Иегова, чтобы спастись (Римлянам 10:13, 14, 17). Примут они благую весть или нет — личное дело каждого из них. Их никто ни к чему не принуждает. В противном случае их обращение было бы бессмысленным. Ведь чтобы поклонение было угодным Богу, оно должно исходить из сердца (Второзаконие 6:4, 5; 10:12)»[8].
С этой позицией согласился и Европейский суд по правам человека, постановивший, что деятельность Свидетелей Иеговы нельзя квалифицировать как «прозелитизм», но как «христианское свидетельствование», «истинный евангелизм», который есть «существенная миссия и ответственность каждого христианина и каждой церкви». Постановление ЕСПЧ посодействовало налаживанию отношений и дальнейшему мирному сосуществованию людей разных религиозных воззрений. Мало-помалу положение Свидетелей Иеговы в Греции нормализовалось.
Говоря об этичной стороне прозелитизма, нельзя обойти молчанием ещё одно правовое понятие, существующее в европейском законодательстве, — святотатство. Так, в 1697 г. в Англии был издан закон о святотатстве, призванный защищать религиозные святыни Англиканской церкви от профанации. О нелогичности этого закона всерьёз заговорили в конце 1980-х годов, когда оскорблённые представители ислама не смогли привлечь к британскому правосудию Салмана Рушди, автора фантасмагорического романа «Сатанинские стихи». После дополнительного правового осмысления стало ясно, что применение подобного закона поднимало бы ряд побочных вопросов и трудностей.
Например, привлекать ли к ответственности в светском суде по статье «святотатство» за традиционный у христианских богословов постулат, причисляющий Мухаммеда к лжепророкам[9], поскольку это задевает религиозные чувства сотен миллионов человек? Или считать ли святотатством то, что, согласно первым строкам Корана, иудаизм гневит Аллаха, а христианство впало в заблуждение? Как быть, когда одна религия пророчит другой Божью кару в Судный день или в загробном мире? Запрещать ли атеисту вслух высказывать мнение, что религиозный человек поклоняется лишь иллюзиям, — если это коробит глубоко верующих людей. Считать ли всё это преступлением в клерикальном, а тем более в светском государстве? Здравый смысл подсказывает, что коль скоро речь идёт о религиозной вере, о делах «небесных», — а по сути, о гипотезах, лежащих, как принято считать, за пределами научно доказуемого, — то и судить, кто прав, кто виноват в религиозных разногласиях, должен суд не земной, а Небесный. Общерелигиозная мораль, кстати, поощряет верующих как раз таки оставлять обиды на суд Всевышнего.
