Борис Зайцев - На Афон
Трапеза в монастыре Иверон
Вот начало путешествия: 7 ч.[асов] утра, я предш.[ествующую] ночь говел и не спал вовсе, ни одной минуты, но чувствую себя отлично. Садимся в лодку. Погода райская, вода зеркальной голубизны, на руле о. Василий (Кривошеин)[224], с ним немец, дальше я и мой провожатый о. Пинуфрий (чудный человек, я искренно его полюбил за эти 5 дней). Лодка трогается, о. Пинуфрий поет «Христос Воскресе», я подтягиваю. Залив наш в этот час оч.[ень] напоминает Генисаретское озеро, и о. Василий, с нежн.[ыми] кудрями волос, раздвоенной слегка бородой, кроткостью и внутрен ним светом, тоже возводит к евангельскому рассказу. Здесь скрывался в уединении Патриарх, под видом простого рабочего (искал смирения). Когда однажды нес вязанку хворосту в монастырь, колокола сами зазвонили, его узнали. Таков воздух этого путешествия. Заезжали в Григориат[225] (тоже монастырь), т. к. о. Пинуфрий слышал, что ты оч.[ень] почитаешь святителя Николая. В древнем маленьком соборе прикладываемся к его образу – тоже древнему. Далее идет Каруля. Пристаем под отвесными скалами, подымаемся по крутизне. (Нигде по опасн.[ому] месту не шли, но смотреть жутко, где живут!) Есть места, где надо пролезать в дырку рядом с бездной, или идти по краю скалы, придерживаясь за веревку. Здесь живут пустынники, в маленьк.[их] хибарках. К одному из них, о. Феодосию, мы и приходим. Все встречным здесь говорят «Христос Воскресе» – отв.[ечают] «Воистину». Тут только христиане, и ничего другого не существует, кроме Бога. В кажд.[ом] домике – маленьк.[ая] церковь.
Б. К. Зайцев и И. Г. Бутникова. Афины. Май 1927 г.
К сожалению, у о. Ф.[еодосия], удивительнейшего (и образованного) отшельника, нам испортил дело немец своей нелепостью и ненужностью. Нет, вообще Афон только для русских! Иностранцам он непонятен. Если интересуются – снобизм.
Пока кончаю. Завтра буду продолжать, с дороги устал. Но вообще это путешествие будет, видимо, центром моего писания об Афоне. Поеду еще в Нов.[ую] Фиваиду, Дохиар и [1 нрзб.] – но это на 1–1 1/2 дня. Устал, ложусь спать. Завтра иду к литургии поздней, т. е. в 7 ч.[асов] утра, и пойду смотреть колокольный звон. Скажи А. И. Вот ему здесь бы подошло! За Вас уже молятся и здесь, о. Иосиф.
9
Воскресенье
22-го мая
Дорогая моя Тусенька, спасибо тебе за милые письма, наконец-то я получил от тебя вести, но как все это идет медленно! Последнее письмо от мамы лишь от 14-го. Завтра пароход, надеюсь, что Вы получите это мое письмо поскорее.
Не очень ли ты замучиваешься с учением? Боюсь я немного, чтобы ты опять не извелась как прошлой весной. Пусть мама за тобой следит, чтобы не переутомляться.
Теперь я продолжаю прерванное вчера. Сегодня был у поздней обедни (нач.[алась] в 7 ч.[асов] утр.[а], конч.[илась] в 91/2 -10, с акафистом св. Николаю). У меня комната прямо на море, два окна, сплошной балкон, по перилам кот.[орого] идет горизонтально старая виноградн.[ая] лоза, т.[ак] ч.[то] весь балкон украшен виноградн.[ыми] листьями. Сквозь них синеет море. В комнате висят портреты царей, наследников, архиереев, и т. п. Скромная и прекрасная икона Божией Матери (Покровительницей Афона вообще считается Богородица). Да, еще перед обедней был на колокольне, смотрел трезвон. Татушенька, это очень интересно. В нижнем этаже 4 колокола, из них один чуть не с мою комнату, в нем можно жить[226]. Язык его весит несколько пудов. При мне молодой монашек раскачивал очень, очень долго, а потом как бахнул, то воздух весь задрожал, и во мне все затрепетало, прямо насквозь прозванивает. Во втором же этаже десять колоколов меньших. Старенький звонарь нажимает ногой на педаль для самого большого, веревочки трех маленьких у него в правой руке, а левой он играет на натянутых струнах остальных шести средних, т.[ак] ч.[то] получается вроде оркестра. Удивительно хорошо. Но ни слова не слышно, если разговаривать, не только на колокольне, но и когда мы спустились вблизи здания.
Дальше – читал многотомный труд П. Успенского об Афоне[227], было 10 ч.[асов], вошел мой «гостинник» («фондаричный») о. Иоасаф, и доложил, что готов обед. Обычно меня здесь кормят между 9–10 ч.[асами] утра (ибо у них часы показыв.[ают] уже 2–3, это не астрономич.[еское] время, а они ставят стрелку на 12, когда заходит солнце). После обеда (кормят меня все обильнее и обильнее, вино теперь дают уже двух сортов. Это меня даже стесняет, ибо сами они питаются оч.[ень] плохо). Опять сидел за Успенским, потом лег поспать, ибо все-таки от путешествия осталась нек.[оторая] усталость, да и от почти трехчасов.[ого] стояния нынче. Вечером буду обедать с о. Пинуфрием, моим новым другом по монастырю. Мы с ним снимемся у о. Наума, фотографа, с которым у меня свидание чер.[ез] полчаса. Будет также сделан снимок с игуменом и знакомыми иеромонахами.[228]
Б. К. Зайцев и иеромонах Пинуфрий Ерофеев на Святой Горе. Фото иеромонаха Наума. Май 1927 г.
Поездка моя пятидневная настолько полна впечатлений, что трудно в письме передать, надо оч.[ень] много написать (что'я и сделаю для книжки). Пока скажу коротко: после отшельника мы поднялись еще в гору, и на ве ч.[ерней] заре пришли в келию св. Георгия; там ночевали у простых и милейших монахов (их 20 человек). Утром вышли пешком в Лавру св. Афанасия, это самый знаменитый греч.[еский] монастырь, пришли к вечеру. Неописуемой красоты внутренние дворики, столетние кипарисы, необыкнов. [енные] постройки, Собор, живопись, библиотеки, древности, и пр. Ночевали в комнате с 6-ю окнами, все на море, комната с колоннами, расписана голубым, кормили нас впервые козлятиной (русские не едят здесь мяса вовсе, греки же живут вообще роскошнее). Потом выехали на монастырск.[ой] лодке в Ивер, где знаменитая икона Б.[ожией] Матери Иверской, одна из величайших здешних святынь. Прикладывались. Опять залы, угощенье (подают гостям: по рюмке «раки», водки сладкой, по бокалу холодн.[ой] воды, варенье и турецкий кофе). Эти старики-монахи жили в Москве, и потому особенно любезно нас приняли. Опять дали лодку – до мон. [астыря] Пантократора. Тут ночевали. (Клопы, увы!) Утром осмотр библиотеки и Собора. Опять чудное путешествие на лодке в монастырь Ватопед.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
Зайцев Б. К. Вновь об Афоне // Возрождение, № 1655, 13 декабря 1929 г., с. 3. В записной книжке «На Афон» сохранился листок с перечнем изданий, просмот ренных Зайцевым при подготовке текста книги. По-видимому, книги эти были разысканы им в библиотеке Пантелеимонова монастыря.
2
Письмо матери от 3 (16) июля 1926 // Шаховской, архиеп. Иоанн. Биография юности. Установление единства. П.: YMCA-PRESS, Б.г. С. 110.
3
Письмо матери от 17 июля 1926 // Там же. С. 111–112.
4
Там же. С. 112.
5
Там же. С. 112.
6
Письмо матери от 24 августа ст. ст. 1926 // Шаховской, архиеп. Иоанн. Биогра фия юности… С. 115.
7
Письмо матери от 24 сентября н. ст. 1926 // Там же. С. 116–117.
8
Письмо матери от 2 декабря н. ст. 1926 // Там же. С. 118.
9
Письмо матери от 3 декабря ст. ст. 1926 // Там же. С. 119.
10
Н. Н. Берберова называет восемь человек из числа получавших денежное по собие – Мережковский, Гиппиус, Бунин, Ремизов, Зайцев, Тэффи, Куприн и Шмелев: «Мне известны 8 человек в Париже, которые получали его, но я полагаю, что немало людей в самом Белграде, а также вероятно в Праге, стояли в списке. Пособие составляло приблизительно 300 франков в месяц на челове ка. Другая сумма, тоже около 300 франков, приходила тем же лицам из Праги, из собственных фондов президента Масарика. На 600 франков в Париже в те годы прожить было нельзя, но они могли покрыть расходы по квартире, на электричество, газ, метро. Этого было немного, но это было хоть что-то. Сербская субсидия, насколько я помню, кончилась после 1934 г., чешская продолжалась до 1937 г.» (Берберова Н. Н. О переиздании политических дневников З. Н. Гиппиус // RUSICA-81. Литературный сборник. N.Y., 1982. С. 215–216).
11
Н. Н. Берберова называет восемь человек из числа получавших денежное пособие – Мережковский, Гиппиус, Бунин, Ремизов, Зайцев, Тэффи, Куприн и Шмелев: «Мне известны 8 человек в Париже, которые получали его, но я полагаю, что немало людей в самом Белграде, а также вероятно в Праге, стояли в списке. Пособие составляло приблизительно 300 франков в месяц на человека. Другая сумма, тоже около 300 франков, приходила тем же лицам из Праги, из собственных фондов президента Масарика. На 600 франков в Париже в те годы прожить было нельзя, но они могли покрыть расходы по квартире, на электричество, газ, метро. Этого было немного, но это было хоть что-то. Сербская субсидия, насколько я помню, кончилась после 1934 г., чешская продолжалась до 1937 г.» (Берберова Н. Н. О переиздании политических дневников З. Н. Гиппиус // RUSICA-81. Литературный сборник. N.Y., 1982. С. 215–216).
