Андрей Десницкий - Сорок библейских портретов
При этом люди Давида совсем не похожи на пацифистов. Например, они защищают интересы состоятельных людей, рассчитывая в ответ на их благодарность. Один из таких богачей носил имя Навал (на древнееврейском языке, кстати, оно означает «дурак»; надо полагать, что он толковал собственное имя как-то иначе, но оно оказалось пророческим). Когда настало время стричь овец, Давид отправил ему следующее послание: «Пастухи твои были с нами, и мы не обижали их, и ничего у них не пропало во все время их пребывания на Кармиле; да найдем мы благоволение в глазах твоих, ибо в добрый день пришли мы; дай же Давиду, что найдет рука твоя».
Богач одарить посланных к нему людей Давида отказался, назвав его самого беглым рабом, и тогда отряд Давида выступил в поход. Судьба Навала, а с ним и всех мужчин в его доме, была бы незавидной… если бы не его сообразительная и миловидная жена по имени Авигея. Она сама собрала провизию для отряда Давида и вышла ему навстречу тайком от мужа. Мудрая женщина отправила своих слуг с дарами впереди себя, чтобы заранее расположить к себе грозного вождя, а когда приблизилась к нему, сошла с осла, пала на землю перед Давидом и молила его о прощении.
Повинную голову, как известно, меч не сечет, а тем более такую красивую. Ответ был воистину царским: «Благословен Господь Бог Израилев, Который послал тебя ныне навстречу мне, и благословенна ты, что ты теперь не допустила меня идти на пролитие крови и отмстить за себя». После этой встречи Авигея вернулась обратно, отряд Давида – тоже.
Но история на этом еще не закончилась. Авигея рассказала Навалу об ожидавшей его страшной участи и о своей миротворческой миссии, и его хватил удар – десять дней он пролежал в параличе, после чего умер. Когда Давид услышал о таком развитии событий, он вспомнил о мудрой красавице и отправил к ней послов… Так у него появилась еще одна жена.
А первая его жена, дочь Саула Мелхола, тем временем была отдана замуж за некоего Фалтия. Любили ли они друг друга? Вспоминала ли она о Давиде? Об этом мы ничего не знаем. Но Давид еще вспомнит о ней: незадолго до того, как окончательно взойдет на престол, он заберет ее у нового мужа, и тот с плачем будет провожать ее, пока его не прогонят прочь… О чувствах самой Мелхолы можно только догадываться, но, кажется, семейный мир так и не будет никогда восстановлен.
В Иерусалиме
Когда Саул вместе со своими сыновьями пал в битве с филистимлянами, Давид мог взойти на престол. Но свой собственный народ он любил больше своей карьеры, и потому он не радовался гибели врага и соперника, а оплакивал гибель своего царя Саула и своего верного друга Ионафана, сына Саула:
В любви и согласии жили Саул и Ионафан,
не разлучились они в смерти своей;
быстрее орлов, сильнее львов они были.
Дочери Израильские! плачьте о Сауле,
что в украшенный пурпур вас наряжал,
золотые уборы вам дарил.
Как пали могучие на войне!
Скорблю о тебе, мой брат Ионафан,
как ты был дорог для меня!
Превыше женской любви была твоя любовь.
Как пали могучие, оружие погибло!
Так Давид стал царем, и ему нужно было выбрать столицу. Он обратил внимание на небольшую крепость на границе нескольких племен – идеальное место для столицы государства, объединявшего разные племена, отношения между которыми не всегда были гармоничными. Эта крепость называлась Иерусалим, и в ней жило враждебное израильтянам племя иевусеев. Давид осадил город, но иевусеи насмешливо утверждали, что даже слепые или хромые смогли бы отразить его штурм – такими надежными казались им укрепления. Но крепость была взята, а первый, кто поднялся на ее стены – Иоав, – стал главным военачальником в войске Давида.
Иерусалим был перестроен. Для Давида, проведшего полжизни в походных палатках, а то и вовсе под открытым небом, был сооружен дворец из ливанского кедра (Хирам, царь ливанского города Тир, был союзником израильтян и снабжал их этим редким материалом, а для работы с ним присылал собственных ремесленников).
Со временем Давид перенес в Иерусалим и Ковчег Завета – главную святыню израильтян, которая выглядела как царский престол Бога, обитавшего среди Своего народа. Библия так описывает поведение славного царя при перенесении ковчега: «Давид скакал изо всей силы пред Господом». Это было время, когда религия не обязательно сочеталась с угрюмой серьезностью, и пляска могла оказаться самой благочестивой формой поведения перед святыней.
Но нашлись люди, которые сочли веселье Давида неподобающим. Его жена Мелхола упрекнула его, что он плясал, задрав одежду, «перед глазами рабынь рабов своих, как какой-нибудь пустой человек». Давид ответил ей: «Пред Господом играть и плясать буду! Я еще больше уничижусь, и перед служанками, о которых ты говоришь, я буду славен». А Мелхола навсегда осталась бездетной – в те времена бездетность считалась тяжелым наказанием от Бога.
Грех и покаяние
Библия, которая заботится об Истине больше, чем об имидже, не стесняется говорить открыто не только о славных, но и о позорных страницах истории Давида. Вот что повествует Библия: «Однажды под вечер Давид, встав с постели, прогуливался на крыше царского дома и увидел с крыши купающуюся женщину; а та женщина была очень красива. И послал Давид разведать, кто эта женщина. И сказали ему: “Это Вирсавия, дочь Елиама, жена Урии Хеттеянина”. Давид послал слуг взять ее; и она пришла к нему, и он спал с нею. Когда же она очистилась от нечистоты своей, возвратилась в дом свой. Женщина эта сделалась беременною и послала известить Давида, говоря: я беременна». Характерно, что повествователь ничего не сообщает о чувствах и мыслях самой женщины, она здесь – просто объект вожделения царя, который берет себе то, что ему приглянулось.
Так началась история, которую Библия описывает как главный грех Давида. Теперь перед ним стояла серьезная проблема. Муж Вирсавии, Урия, был одним из верных воинов Давида и в это время находился в походе. Беременность была бы обнаружена, женщине пришлось бы все рассказать мужу, а за прелюбодеяние, то есть нарушение супружеской верности, ее по ветхозаветному закону полагалось казнить…
Давид вызывает Урию из похода – якобы для того, чтобы разузнать о ходе военных действий. Дальше, казалось бы, все просто: конечно же, Урия, вернувшись домой, приласкает жену, и в будущем беременность Вирсавии не вызовет никаких подозрений… Ничего подобного. Верный воин даже не зашел домой. Как и многие воины древности, он, видимо, считал, что поход требует от воина полной концентрации сил, и даже краткое свидание с женой лишило бы его необходимой мужественности. Как мог он наслаждаться домашним покоем и любовью красавицы-жены, когда его товарищи ночевали в палатках и рисковали жизнью в бою?
На следующий вечер Давид напоил Урию вином. Но и пьяный он остался ночевать во дворце со слугами. Что оставалось делать Давиду? Раскрыть тайну и постараться примириться со своим верным воином? Приказать ему молчать? Казнить его? Но все эти варианты означали бы серьезную потерю лица, а что такое царь, которому не доверяет собственное войско? Тогда Давид пошел другим путем. На следующий день Урия отправился в обратный путь и вез секретный приказ полководцу: «Поставьте Урию там, где самое сильное сражение, и отступите от него, чтоб он погиб». Так и было сделано. Его гибель была списана на превратности войны, овдовевшая Вирсавия – взята в царский гарем, а чувствами женщины по-прежнему никто не интересовался.
На этом бы все и закончилось, если бы в Библии не было еще одного Действующего Лица – Бога. Он отправил к Давиду пророка Нафана, и тот, начав издалека, рассказал ему такую историю: «Были два человека, один богатый, а другой бедный; у богатого было много скота, а у бедного ничего, кроме одной овечки, которую он купил маленькой и выходил ее вместе с детьми; от хлеба его она ела, и из его чаши пила, и на груди у него спала. И пришел к богатому человеку странник, и тот пожалел взять одну из своих овец или коров, а взял овечку бедняка и приготовил ее для гостя».
Разгневанный царь немедленно заявил, что тот безжалостный богач достоин смерти. И тогда Нафан ответил ему: «Ты и есть тот человек». Ожидавшее его наказание было под стать преступлению: «Так говорит Господь: вот, Я воздвигну на тебя зло из дома твоего, и возьму жен твоих пред глазами твоими, и отдам ближнему твоему, и будет он спать с женами твоими. Что ты сделал тайно, Я сделаю явно пред всем Израилем».
Кроме того, новорожденный ребенок Вирсавии должен был умереть. Давид постился и молился, стараясь отвратить беду. Но ребенок все равно умер. Сегодня мы можем воспринимать это как несправедливость – ведь малыш не был ни в чем виноват. Но если задуматься, – каково было бы жить человеку, над которым с самого рождения тяготело бы это клеймо блуда и убийства? Возможно, уход на заре своей жизни был для него благословением. Дальнейшая история одного из сыновей Давида, Авессалома, словно показывает нам возможность другого исхода: иной сын и вырастает взрослым, но лишь на горе своим родителям, и все равно не доживает до старости.
