Василий Ефремов - Иисус Христос — Homo sapiens. Тацинский апокриф
А церковные власти не дремали: первосвященники, книжники и старейшины народа, собравшись в доме первосвященника Каиафы на совещание, решили взять Иисуса хитростью и убить [Мф, 26: 1–5; Мк, 14: 1; Лк, 22: 1–2]. Долго ли, коротко, но Иисус был схвачен. У Иоанна он сам сдался, у других евангелистов его выдал Иуда Искариот — казначей общины, единственный иудей среди его учеников. Как знают все, даже не читавшие Библии, — за тридцать сребреников. Нет смысла пересказывать детали, но после чтения документов складывается впечатление, что Иисус был готов к непосредственному диалогу с властями и даже сознательно или подсознательно шел на это. Во всяком случае, у него была масса возможностей скрыться, уйти в Галилею. Явно ему хотелось поговорить на равных с иерархами в плане идеологическом. Истории известны суды, на которых подсудимые прославились. И он решился. Однако разговора не получилось, дело приняло не религиозный, а простой и скоротечный уголовно-политический порядок. Наверное, это ошеломило Иисуса. Он переоценил первосвященников, которые оказались просто ограниченными трусами, суетящимися поскорее с ним покончить. Возможно также, что он надеялся на течение процесса по типу недавнего суда над Иоанном Крестителем. Иоанн довольно долго содержался Антипой Иродом в крепости Махерон, напористо с ним разговаривал, позиций своих не уступал и, если бы не злокозненная Иродиада, может быть, и остался бы цел. Сам Антипа уважал умного и влиятельного узника. Кстати, Антипа Иисуса так же не счел опасным преступником, как и Понтий Пилат. Но окосневшие умом в своей беспредельной власти первосвященники гнули свою линию. Иисус смешался. На допросах он большей частью молчал. И совсем уничтожили его, конечно, бесчинства простых евреев, противников предхристианских идей, а также завистников, недоброжелателей и прочего базарного иерусалимского сброда (иерархи специально согнали хулителей). Вся эта хула вскоре вылилась на него, стоящего перед толпой. А он предполагал словопрения в синедрионе или хотя бы, как было с Иоанном, — в крепости. Заключение дало бы долгое время для таких разговоров. Неплохие идеи, которые он присовокупил к блоку предхристианских установок, — все это и в самом деле заслуживало внимания, хотя бы как дополнение к уже слишком древнему Моисееву Закону (Штраус отмечает существенный радикализм идей Иисуса в отношении культа Моисея, впоследствии заметно выхолощенный учениками). Хорошо видны реформаторские намерения Иисуса и в фразе: «Не нарушить пришел Я закон, а восполнить», — по тексту Талмуда на арамейском языке (в евангелиях «восполнить» позднее заменено на лояльное «исполнить»). В этой связи вспомним сцену в храме, когда законники привели на суд к Христу женщину-прелюбодейку. По Моисею она должна была бы быть побита камнями безоговорочно, но ее в конце концов отпустили. Иисус просто пожурил ее и наказал больше не грешить. Налицо послабление Закона. Но первосвященников устраивало и то, что есть, и что позволяло им процветать. Закоснелая, сытая тупость (типичная поведенческая норма почивания на лаврах) подавляющего большинства из них не оставляла шансов для реформаторства в аппарате синедриона. Отмечены среди них лишь единицы сочувствующих Христу — члены Совета старейшин Никодим и Иосиф Аримафейский и «некоторые из начальствующих». Однако надежда умирает последней. Он — личность, его признали Мессией, не убивают таких, — возможно, пытался успокоить он себя. К тому же хотя Ренан и представлял его человеком не от мира сего, но он был скорее наоборот — в миру и вполне представлял процедуру осуждения: сносную доказательность, вторую, апелляционную инстанцию в лице римской власти. Не посмеют, надеялся он, не пройдет.
Возможно, Иисус лихорадочно пытался выработать какой-то план действий, но не прекращающиеся грубость и побои выбили его из колеи, появился страх. Возможно также, что он надеялся на какое-то содействие со стороны Понтия Пилата, с которым он имел продолжительную беседу с глазу на глаз и который, по всем текстам, явно не хотел кровавой расправы («Ибо знал, что предали Его из зависти» [Мф, 27: 18]), а может, он ожидал каких-то действий от Никодима или Иосифа Аримафейского.
Существует также версия об Иисусе-мятежнике, попытавшемся поднять восстание в Иерусалиме, которую обосновали многие видные исследователи-библеисты. Идея хоть и привлекательна, все же выглядит слишком экстравагантной, искусственной: судьба главарей восстаний складывается совсем по-другому, и весь евангельский эпос был бы героическим, а не царствонебесным, превозносящим терпение и надежду. И мы знаем, чем заканчиваются мятежи: римляне массово (цифры поражают) казнят всех попавших под руку мятежников, и виноватых и правых, без суда и следствия. Иисус же попал на крест лишь в обществе двух простых разбойников, третьего отпустили (по сведениям, как раз зелота).
Косидовский развивает свою версию, несколько отличную от вышеприведенной. После скрупулезного анализа текстов (похожего на реставрацию иконы) Косидовский делает вывод, что Иисус был казнен как политический, прямым распоряжением Понтия Пилата без каких-либо колебаний, сомнений и умывания рук. Евреи же, патриархи сделали все, чтобы представить Иисуса как политического преступника, но не религиозного, ибо в таком случае они должны были сами, своей властью и законом побить его камнями, получив лишь разрешение. В числе прочих доказательств-крупиц Косидовский приводит малозамечаемые высказывания первосвященников: «Если оставим Его так, то все уверуют в Него, — и придут Римляне, и овладеют и местом нашим и народом; Лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» [Ин, 11: 48, 50]. Суда синедриона как такового, обосновывает Косидовский, не было вообще (да так оно и есть). Получается, что Иисуса на всякий случай, чтобы избежать осложнений и репрессий, схватили свои и выдали Пилату как подстрекателя, а Пилат, особо не разбираясь, на всякий случай, во избежание лишних хлопот, его казнил, — велико ли дело, один из миллионов рабов. И на этих «всяких случаях» возникла мировая религия, а Империя этой казни даже и не заметила. Спустя три века, став христианской, Империя кое-что подчистила в текстах евангелий. Константин даже издал около полусотни экземпляров дорогих в то время евангельских манускриптов на телячьей коже для рассылки в провинции. В этих евангелиях Понтий Пилат начисто реабилитирован, и благодарные Константину ранние христиане, забыв обиды, посвятили Пилату хвалебные апокрифы и затем, в том же припадке, канонизировали прокуратора, как и Константина.
Упомянем также версию К. Еськова. Он тоже считает Иисуса полностью аполитичным, но в своем «Евангелии от Афрания» раскручивает, как он считает, «внутренне не противоречивую» (а внешне?) детективную версию, где Иисус разыгрывается как христианская карта в политической борьбе-игре между агентурой Рима, Пилатом, Иродом и синедрионом (да еще и Иуда зарисован как римский суперагент). Рим как бы прикидывал расколоть крайне религиозную Палестину (но она и так была не едина в религиозном плане) для облегчения управления, а разыгранный Иисус между тем смотрел еще дальше, видя Рим христианским (подскажем Еськову). Все это внутренне, может, и непротиворечиво, но, конечно, беллетристично. Начнем с того, знал ли Пилат (не говоря уже о Риме) до суда вообще о существовании опасного или полезного пророка — Иисуса? При том при всем, что одновременно с Иисусом по стране бродило несть числа пророков, от мелочи до именитых, включая Иоанна Крестителя. Было ли время Пилату разбираться еще и в этой каше? Римские бесконечные властные интриги занимали его куда больше. Как всякому власть имущему, ему, безусловно, кто-то «дышал в затылок» из Рима. Голова болела от отчетности, гарнизонных забот, добавим тягучее стремление к наживе да и желание хоть немного пожить спокойно. В этой провинции имелись социальные слои и потревожнее. Ничего он не слышал и об Иоанне Крестителе, если только не пьянствовал на злополучном пиру у Антипы Ирода.
Вряд ли можно со всей серьезностью говорить о наличии спецслужб как таковых в Иудее времен Христа. Не согласимся с Еськовым и В. П. Илларионовым в этом определении. Похоже, авторов путает детективный образ мышления. При сильном желании эти специальные структуры можно разглядеть и во времена доисторические, полудикие. Складывались те же самые социальные отношения: племенные и групповые контакты, союзы, постоянно распадающиеся и возникающие в других сочетаниях, третирование и проч., при какой-никакой информационной поддержке. В современных политических отношениях (особенно на постсоветском пространстве) также можно видеть всех уровней спецслужбы, а можно видеть и мышиную возню (прекрасен пример Еськова с шестиконечными снежинками, автокомпромат). Именно отсутствием рьяных спецслужб и можно объяснить служебные просчеты в ходе «разработки», ареста и дознания, которые перечисляет в своем исследовании «Синедрион и кесарь против Иисуса Христа» Илларионов. То же можно объяснить и малым (не в пример нашему) вниманием властей к Иисусу и его компании. Кто ж знал!
