Томас Балфинч - Всеобщая мифология. Часть I. Когда боги спускались на землю
Когда мальчик увидел его, наполненного ядом и угрожающего своими клешнями, мужество оставило его, и вожжи выпали из рук. Лошади, когда почувствовали, что их отпустили, понеслись, сломя голову, и, необузданные, вошли в незнакомую область неба, среди звезд, швыряя колесницу в непроходимые места, то высоко в небо, то вниз почти к земле. Потрясенная Луна видела, как колесница ее брата несется прямо под ней. Облака начали дымиться, а вершины гор загорелись; поля опалились жарой, равнины высохли, на деревьях загорелась листва, урожай был в пламени! Но это еще не все. Большие города погибли со своими стенами и башнями; целые народы превратились в пепел! Лесистые горы горели, Афос и Таурус, и Тмол, и Уте; Ида, раньше знаменитая своими источниками, но теперь совершенно высохшая; и гора Муз Геликон, и Хаем; и Этна с огнями внутри и наружи, и Парнас с его двумя пиками, и Родоп, вынужденный, наконец, расстаться со своей снежной вершиной. Его холодный климат не спас Скифию, горел Кавказ, и Осса, и Пинд, и Олимп, что выше их обоих; и Альпы высоко в небе, и Апеннины, покрытые облаками.
Фаэтон увидел мир в огне и почувствовал невыносимый жар. Воздух, которым он дышал, был, как воздух в печи и полон горящего пепла, а дым был черный, смолистый. Он рванулся вперед, не зная куда. Поэтому, считается, что с того часу весь народ Эфиопии стал черным от крови, которая внезапно выступила на поверхности их тел, а ливийская пустыня высохла до состояния, в котором она пребывает по сей день. Нимфы источников с растрепанными волосами плакали о своих водах, и реки не были спасены– под своими берегами дымилась Танаис, и Кайкус, Ксанф и Меандр; вавилонские Ефрат и Ганг, Тахо с золотыми песками, Кейстер, где жили лебеди. Нил бежал и спрятал свою голову в пустыне, где он остается до сих пор. Там, где он выпускал свои воды через семь русел в море, остались семь пересохших каналов. Земля треснула, открывшись, и через трещины свет проник в Тартар и напугал бога и богиню теней.
Подвиг Фаэтона символизировал безрассудное стремление человека к божественной силе и власти
Моря сжались. Там, где раньше была вода, стала сухая равнина; а горы, которые лежали под волнами, подняли свои вершины и стали островами. Рыбы искали глубин, а дельфины больше не рисковали, как обычно, резвиться на поверхности. Даже Нерей и его жена Дорида с нереидами, их дочерями, искали самых глубоких пещер для убежища. Трижды Нептун попытался поднять голову над поверхностью, но трижды уносился обратно в глубь моря от невыносимой жары. Земля, раньше окруженная водами так, что только ее голова и плечи были обнажены, закрывая лицо руками, посмотрела в небо и хриплым голосом позвала Юпитера:
– О, властелин богов, чем я заслужила такое с собой обращение? А если ты желаешь, чтобы я погибла в огне, почему не используешь для этого свои молнии? Дай мне, по крайней мере, пасть от твоей руки. Это ли награда за мое плодородие, за мою покорную службу? За то что, что я снабжала травами скот, фруктами – людей, а ладаном – твои алтари? Но если я недостойна твоего уважения, то что сделал мой брат Океан, чтоб заслужить такую судьбу? Если мы не можем вызвать твою жалость, подумай, молю тебя, о твоих небесах и посмотри, как обе опоры, которые поддерживают твой дворец, дымятся, и он непременно должен упасть, когда они разрушатся. Атлант устал, и едва держит свою ношу. Если море, земля и небо погибнут, то мы все вновь впадем в древний Хаос. Сохрани, по крайней мере, то, что осталось от пожирающего пламени. О, подумай о нашем спасении в этот ужасный момент!
Так говорила Земля, и, превозмогая жару и жажду, больше уж не могла и слова вымолвить. И тогда всемогущий Юпитер, призвав в свидетелей всех богов, включая того, кто одолжил свою колесницу, и, показав им, что без применения срочных мер все будет потеряно, поднялся на высокую башню, с которой он распылял облака над землей и бросал разветвленные молнии. Но в то время нельзя было найти ни облака, чтобы сделать щит для земли, ни единого дождя, оставшегося неисчерпанным. Юпитер прогремел громом и, размахивая стрелой молнии в правой руке, пустил ее в колесницу, и одним ударом лишил Фаэтона сидения и жизни!
Фаэтон с горящими волосами стремглав упал вниз, как подстреленная звезда, которая освещает небо своим светом при падении, и Иордан, великая река, приняла юношу и остудила его горящее пламя. Италийские наяды соорудили для Фаэтона гробницу и написали на камне такие слова:
Под камнем сим обрел покой несчастный Фаэтон,
Сын Феба лучезарного, дерзнул он колесницей
Пылающею править, но не совладал с ней,
Хотя стремленье было благородным.
Сестры Фаэтона, Фэтуса и Лампетия, которых прозвали Гелиадами[15], оплакивая его судьбу, сами превратились в тополя на берегу реки, и их слезы, которые продолжают течь, становятся янтарем, когда капают в поток.
Великий португальский поэт Луис Камоэнс в своей бессмертной поэме «Лузиады» рассказывает о прибытии португальцев в Индию:
И вскоре португальцы увидали,
Что паруса у лодок быстроходных,
На диво чужестранцам, состояли
Из листьев пальмы, мастерски сплетенных.
А лодками искусно управляли
Потомки Фаэтоном опаленных
Народов, обожженных при паденье
Возницы, потерпевшего крушенье.
Клития была водной нимфой и обожала бога-Солнце, который после короткого романа к ней так и не вернулся. И так она тосковала, сидя целый день на холодной земле, а ее распущенные волосы струились по плечам.
Девять дней она сидела, не ела и не пила; ее единственной пищей были слезы и прохладная роса. Она смотрела на солнце, когда оно вставало и проходило свой дневной путь до заката; она не видела ничего другого, ее лицо постоянно поворачивалось за ним. Наконец, говорят, ее тело приросло к земле, лицо стало цветком – подсолнечником, который поворачивается на своем стебле так, чтобы всегда быть обращенным лицом к солнцу на протяжении всего его дневного пути; ибо он в такой мере сохраняет чувство нимфы, от которой произошел.
Нимфа Клития обожала бога-Солнце, который после короткого романа к ней так и не вернулся.
Английский поэт Худ в своих «Цветах» так обращается к Клитии:
Безумная мне Клита не нужна,
За солнцем рабски следует она;
И не Тюльпан – угодливая девка,
Что угождать готова всем по слухам;
Ни Примула – простушка-замарашка,
И не Фиалка – постная монашка;
Я буду гордой розы добиваться,
С царицей кто осмелится равняться?
Подсолнечник – любимый символ постоянства. Великий английский поэт Томас Мур так использует этот образ:
Нет, не забудет сердце истинной любви;
Коль искреннее чувство, то до гроба
Взирает на него Подсолнух робко
И чувства прячет до утра свои.
Глава VII. Поощрение богов
Мидас был царем Фригии. Он был сыном Гордия, некогда бедного сельчанина, которого народ сделал царем своей страны, повинуясь приказу оракула, который сказал, что их будущий царь должен приехать в город на повозке. Пока народ на площади совещался, Гордий со своей женой и сыном как раз в этот момент въехал в повозке на городскую площадь.
Таким в древности представляли пьянчужку-Силена
Став царем, Гордий посвятил свою повозку божеству оракула и привязал ее на месте крепким узлом. Это был знаменитый «гордиев узел», и оракулом было возвещено, что тот, кто сможет его развязать, станет властелином всей Азии. Многие старались развязать его, но безуспешно, пока Александр Македонский не прибыл во Фригию. Он, как и другие, также безуспешно испытывал свою сноровку, пока от нарастающего нетерпения не вытащил свой меч и не разрубил злополучный узел. Когда впоследствии Александр достиг своей цели, получив во владение всю Азию, люди стали думать, что слова оракула исполнились в точности.
Однако вернемся к царю Мидасу, с личностью которого связаны не менее удивительные истории.
Однажды бог вина и виноделия Бахус потерял своего учителя и приемного отца Силена. Старик подвыпил и в таком состоянии ушел прочь, отсыпаться, но был найден некими селянами, которые принесли его к своему царю Мидасу. Мидас узнал его и оказал ему гостеприимство, занимая его десять дней и ночей нескончаемым веселым пиршеством. На одиннадцатый день он отвел Силена назад, и возвратил в целости и сохранности его ученику. После этого Бахус предложил Мидасу исполнить любое его желание. Тот, видать, нуждаясь в наличности, попросил его сделать так, чтобы все, к чему бы он ни дотронулся, превращалось в золото. Бахус согласился, хотя посожалел, что Мидас не сделал лучшего выбора.
