Георгий Михайлов - Нравственный образ истории
Бедствия Отчизны нарастали. Вслед за Новгородом шведы взяли Ям, Ивангород, Копорье, Ладогу, Руссу, Гдов, Тихвин, Орешек. Кроме Псковского вора Сидорки, в Астрахани объявился ещё один самозванец, «царь Дмитрий», которого признало всё Поволжье. Наступила кульминация лихолетья.
Казалось, погибло всё. На людей надежды уже не было. Но надежда на Господа Бога никогда не угасала в сердцах Православных. Монастырским старцам являлись видения, одно другого чудеснее. Среди прочих, некоей Меланье, во граде Владимире, предстала дивная Жена «во свете несотворенном» и возвестила, чтобы люди постились, молились слёзно Спасителю и Царице Небесной. Час избавления близился, только требовалось общее покаяние.
Избрав, седмицу, подходящую для всех (в результате сообщения меж городами), Русские люди единовременно исполнили пост покаянный: «постилися три дни в понедельник, во вторник и в среду ничего не ели, ни пили, в четверг и пятницу сухо ели», а в субботу и воскресный день приступили к исповеди и причастию.
Примеры духовных подвигов русским людям подавали их современники, пострадавшие за Христа в лихолетье «смуты».
Кроме узников несгибаемых - Святого патриарха Гермогена, митрополита Филарета (с послами московскими), мученика Сергия (Святителя Смоленского), известность и любовь народную стяжали: Феоктист, архиепископ Тверской, удерживавший паству в верности Царю, и за это умученный поляками; Иосиф, владыка Коломенский, которого вор Лисовский приковал к пушке; сожжённый шведами Исидор, митрополит Новгородский. Преподобный Галактион Вологодский (сын князя Ивана Бельского) подвизался до того, что приковал себя к стене, чтоб не ложиться спать. Он предсказал разорение Вологды, и поляки его забили. Преподобный Евфросин Прозорливый из Устюжны не открыл ляхам, где спрятаны сокровища монастыря, и был убит. Наконец, затворник Иринарх, предсказавший Сапеге, что тот не выйдет из России живым.
Преподобного Иринарха ляхи боялись и обходили его келью стороной. Этот Святой подвизался в Ростовском Борисоглебском монастыре. Во спасение Отечества от супостатов он обвил себя цепью из медных крестов, которые нёс ему народ, и так молился денно и нощно. В 1611 году его цепь-верига из 142 крестов достигла в длину 9 сажен (около 15 метров) и весила 10 пудов, в старых мерах. Так вот, одним из крестов своих Святой Иринарх благословил на победу героев Козьму Минина и Дмитрия Пожарского. Благословение сие историки справедливо сравнивают с благословением Святого Сергия Радонежского, преподанным Димитрию Донскому перед Куликовской битвой.
После архимандрита Иоасафа, выдержавшего вместе с братией осаду Троице-Сергиевой Лавры, новым настоятелем обители стал архимандрит Дионисий. Он устроил в Лавре госпиталь для ратных людей, осаждавших Москву, занятую ляхами, и все средства монастырские пожертвовал для победы. «Дом Святой Троицы не запустеет, - повторял блаженный старец со слезами, - станем молиться Богу, чтобы дал нам разум». В келии архимандрита иноки писали грамоты и рассылали их по городам, призывая всех к очищению Русской Земли. Монастырские работники, и с ними женщины, приходившие помогать, собирали раненых по окрестностям Москвы, везли их в обитель, лечили, кормили, шили бельё живым и саваны умершим. Вокруг монастыря строили лазаретные избы. А те, кто был ловок и скор на ногу, пробирались даже в Кремль к томившемуся в застенке патриарху.
Святитель Гермоген не молчал. Его послания, проклятия врагам и благословения подвизавшимся за Святую Русь читала вся страна. Читал их и Земский староста, Нижегородский купец, Козьма Минин Сухорук, которому в августе 1611 года в тонком видении явился Святой Сергий Радонежский и повелел: «Казну собирать, ратных людей наделять ею и с ними идти на очищение Московского Государства». Сердце Козьмы Минина загорелось рвением совершить великий подвиг. Оскорбление Отечества общественным злом, насилием иноземцев и собственных воров глубоко задело душу Козьмы Минина. И он кликнул свой знаменитый клич, «что если, - как пишет историк И.Е.Забелин, - помогать Отечеству, то не пожалеть ни жизни, и ничего; не то, что думать о каком захвате или искать боярских чинов, боярских вотчин и всяких личных выгод, а отдать всё своё, жён, детей, дворы, именье продавать, закладывать, да бить челом, чтобы кто вступился за истинную Православную веру и взял бы на себя воеводство».
Этот клич по молитвам угодников Божиих, по чувству, глубоко сокровенно хранимому в Русских сердцах, вдруг неожиданно возымел силу и произвёл тот нравственный гражданский поворот общества, который вывел всех на прямой путь.
Нижегородцы по призыву Минина под звон колоколов сошлись в Кремле над Волгой и Окой и порешили миром: с каждого отдать на святое дело по пятой и даже по третьей части доходов, чтоб обеспечить содержание рати. Добровольцы же взялись за оружие. А воеводою постановили звать бескорыстного и мужеством доблестного князя Дмитрия Михайловича Пожарского.
Очистить Русь, разрубить «польский узел» Господь предназначил ему, князю Пожарскому, вместе с благочестным Козьмою Мининым, поставив их во главе ополчения не запятнавших себя изменою нижегородцев.
«Даждь державу Твою
отроку Твоему»
(Пс.85,16).Раненый в боях споляками на Пасху 1611 года, князь Дмитрий Пожарский лечился в своей вотчине, в сельце Мугреево Суздальского уезда. Было ему около 35 лет от роду. За пламенную веру в Бога и прямоту характера его невзлюбил ещё Борис Годунов. Во время «смуты» Дмитрий Михайлович показал себя беззаветно преданным Царю и Отечеству. Судя по его подписям на документах, он не шибко был грамотен, по в простоте души своей русской он смолоду берёг честь княжеского рода Пожарских.
От нижегородцев к нему пришли: архимандрит Печерский Феодосий, дворянин Ждан Болотин, «да из всех чинов лучшие люди». Стать воеводою князь Дмитрий согласился, но тотчас же заявил, что войсковой казною он заведовать не будет. Воры (Трубецкой, Заруцкий), наоборот, стремились именно к владению казной, жаждали личной наживы, потому и служили то одному самозванцу, то другому. Могли бы и польскому королю присягнуть. От того их действия под Москвою в лучшем случае не приносили пользы, а по большей части оборачивались злом. Пожарский знал об этом, и с самого начала командования Нижегородским ополчением постановил: «с казаками дел не имети», за исключением крайней необходимости. Казной же заведовать он поручил Минину, которому доверял народ, и с той поры их войско стало зваться ратью Минина и Пожарского.
В Нижний Новгород князь Дмитрий Михайлович приехал в конце октября; он был принят горожанами с большой честью и тут же начал составлять временное правительство России, чтобзаменить им думу бояр-изменников, служивших ляхам, засевшим в Москве. Ополченцев на время военной кампании он обеспечил жалованием от 30 до 50 рублей в год (по тем временам деньги немалые). Затем он стал сноситься с Поморскими, Заволжскими, Понизовскими городами, обсуждая в письмах, кроме дел военных, вопросы о выборах людей для «Земского Совету», чтобы потом избрать Московского Царя. При этом он всех предостерегал от сближения с казацкими атаманами: «Однолично быть вам с нами в одном совете и ратным людем на Польских и Литовских людей итти вместе, чтобы казаки попрежнему Низовой рати, своим воровством, грабежи и иными воровскими заводы и Маринкиным сыном не разгонили». И все, кому дороги были Святая Вера, Отечество, Земский порядок, откликались на призыв Пожарского. «Первое приидоша Коломничи, потом Резанцы, потом же из Украинных городов многия люди». Из понизовских городов первою откликнулась Казань, и образ Казанской Божией Матери стал чудотворным знаменем освободителей Москвы, так же, как Донская икона для участников Куликовской битвы.
«Понизовскими» назывались те города, что располагались по течению Волги вниз от Нижнего Новгорода, а те, что были вверх от Костромы, звались «Заволжскими». Так вот, в Заволжских землях, в Ярославле прежде всего, активно действовали эмиссары «Семибоярщины». Они тоже призывали не сноситься с казаками, но при этом агитировали за присягу королевичу Владиславу. Казаки же, стремясь унять посланцев боярских и одновременно не пустить в Заволжье людей Пожарского, послали туда атамана Просовецкого. Узнав о том, князь Дмитрий Михайлович переменил первоначальный план похода. Прежде чем двинуть рати через Суздаль на Москву, он направил передовой отряд своего родича, Лопаты-Пожарского, к Ярославлю, и тот занял город до подхода Просовецкого в марте 1612 года. Лёд на реках ещё стоял, зимние дороги не размокли. По правому берегу Волги Пожарский занял Балахну, Юрьевец, Кинешму и Кострому. Из Костромы он послал отряд в Суздаль, чтобы казаки «Просовецкие Суздалю никакие пакости не зделали». Первого апреля он был уже в Ярославле, где остановился надолго. «Надо было, - пишет А.Д.Нечволодов, - окончательно образовать свою рать, определить отношения с казаками и, наконец, создать прочную правительственную власть над всем Государством».
