Шэн-янь - Поэзия просветления. Поэмы древних чаньских мастеров
Юн-цзя также подчеркивает важность принятия обетов. Без искреннего принятия обетов последователь будет медленно добиваться успехов и достигнет немногого. Будды и бодхисаттвы достигли своих свершений благодаря тому, что все они принимали такие великие обеты, как Четыре Обета Бодхисаттвы.
Теперь давайте вернемся к самому сочинению. «Песнь о Просветлении» была написана в начале VIII века. Однако первый комментарий к ней появился только в XI веке, при династии Сун (906-1278). Есть четыре китайских комментария к «Песни о Просветлении», последний из которых был написан в XIV веке. Есть два важных японских комментария, написанных в XVIII и XIX столетиях, а на английском языке есть комментарий, написанный Чарльзом Луком.
Датировка и авторство «Песни о Просветлении» вызывают сомнение. Сравнивая «Песнь о Просветлении» с другими сочинениями Юн-цзя, ученые обнаружили ряд несходств, которые могут указывать на то, что песня была написана кем-то другим. Кроме того, «Песнь о Просветлении» не была включена в «Чань-цзун Юн-цзя цзи» наряду с другими десятью его трудами. Более того, в официальной истории династии Тан Юн-цзя и его сочинения упоминаются в главе об «Искусстве, религии и литературе», но о «Песни о Просветлении» там не говорится.
Сама песня также содержит несходства и противоречия. Две строчки «Песни о Просветлении» содержат упоминание о первых шести чаньских патриархах, символически передававших Дхарму вместе с одеянием от одного поколения к другому. Тем не менее, этот ритуал получил распространение только через какое-то время после смерти Юн-цзя.
В другой части песни Юн-цзя говорит о том, что важно заниматься уединенной практикой в горах. Однако из остальных сочинений Юн-цзя ясно, что обычно он придерживался противоположных взглядов. Скорее он выступал за практику внутри общества, чем за практику среди безлюдных гор. Вернувшись со встречи с Хуэй-нэном, Юн-цзя получил приглашение от Сюань-лана, будущего пятого патриарха школы Тяньтай. В приглашении Сюань-лан воспевал пользу медитации в горах. Юн-цзя ответил: «Наш мир не обращает внимания на правильный путь. Люди учатся у тех, кто не обладает ни практикой, ни знаниями. Мы не можем доверить распространение Дхармы тем, кто не обладает подлинным пониманием и реализацией и не занимается надлежащей практикой.
Тот, кто пребывает в горах, должен находиться на той стадии, когда отступление от Дхармы невозможно ни на один миг. Ошибочно думать, что проще заниматься практикой вдали от обычной жизни, так как там меньше отвлекающих обстоятельств. Если ваше сознание не спокойно, вы не найдете спокойствия в горах. Солнце, луна и туман – все это может нарушить покой вашего сознания. Тот, кто уже пробужден к восприятию Пути, неуязвим для любых отвлекающих факторов, и поэтому для него нет никакой разницы между тем, чтобы жить в горах и жить среди людей.
Каждый, кто считает, что в горах легче заниматься практикой, на самом деле защелкивает наручники у себя на руках. Первый наручник – это любовь, а второй – это неудовольствие».
Однако в «Песни о Просветлении» Юн-цзя побуждает последователей посвятить себя аскетической практике в уединении гор.
По этим причинам ученые полагают, что Юн-цзя мог и не быть автором «Песни о Просветлении». Впрочем, в конечном итоге знание о том, кто написал песню и когда это произошло, вовсе не так уж важно. Важно то, что наставники времен династии Сун подчеркивали большое значение этого сочинения, а чань-буддизм, последователями которого мы являемся сегодня, восходит к временам Сун. Методы хуатоу и гунъань (яп. коан) восходят ко времени Сун, и именно при династии Сун Чань получил распространение в Японии.
«Песня о Просветлении» бесценна, поскольку в ней повествуется о занятиях повседневной жизни, правильных методах практики и правильных подходах к практике как до, так и после достижения просветления. Наставник времен династии Сун Да-хуэй Цзун-гао писал, что «Песня о Просветлении» настолько почитаема среди последователей буддизма, что ее перевели на санскрит. Это свидетельствует о репутации песни.
Я предполагаю, что «Песня о Просветлении» была написана Юн-цзя при династии Тан. но не была оценена по достоинству. Последующие поколения чаньских наставников переписывали ее и при этом добавляли свои суждения и по-своему редактировали ее, так что она отклонилась от содержания первоначального текста. Тем не менее, взгляды, изложенные в «Песни о Просветлении», не противоречат наставлениям шестого патриарха.
В «Песни о Просветлении» выделяется одна тема: действительность определяется при посредстве двух терминов: подлинной природы, или дхармовой природы: и собственной природы, или природы Будды.
Подлинная природа – это природа пустотности. Это изначальная природа всех дхарм. Поэтому она также называется дхармовой природой. Все дхармы. как внешние, так и внутренние, возникают под воздействием причин и условий. Сами по себе дхармы лишены внутренней сущности. У них нет собственной природы. Собственная природа – это то, что присутствует в каждом живом существе. Именно благодаря обладанию собственной природой живые существа могут достичь состоянии Будды. По этой причине ее называют также природой Будды.
Юн-цзя строит свою проповедь в свободной манере. Он перескакивает от темы к теме: то он говорит о надлежащем поведении практикующего, то рассуждает о дхармовой природе и Татхагатагарбхе, то описывает Дао, подчеркивая, что Дао не обозначает действительный путь или направление, а скорее – методы практики.
В «Сутре Помоста» шестой патриарх Хуэй-нэн говорит о том, что если его ученики действительно постигли тридцать две противоположности, они могут без каких-либо затруднений распространять Дхарму. В «Песни о Просветлении» мы встречаем много противоположностей: грех и благословение, бедность и богатство, непосредственное восприятие и буддийское учение, рождение и смерть, форму и отсутствие формы, истину и заблуждение, пустоту и существование, неприятие и привязанность, молчание и речь, причину и следствие, истинное и ложное, ствол и ветви, палеи и луну. Песня заканчивается рассуждением о том. что «нет людей» и «нет Будд».
Продвигаясь по тексту, Юн-цзя подчеркивает важность сохранения подхода, которому равно чужды привязанность и неприятие. Он также подчеркивает, что, хотя важно знать и понимать учение сутр, нельзя полагаться лишь на записанные слова. Последователь должен посвятить себя практике.
«Песня о Просветлении» рассказывает нам о том, как заниматься практикой, как жить и как воспринимать мир. Она рассказывает о том, как мы можем помочь себе на буддийском пути и как мы можем помочь другим, после того как войдем во врата Чань. По всем этим причинам «Песнь о Просветлении» представляет собой классическое произведение. Она настолько же важна и влиятельна, как «Вера в сознание», «Песнь о самадхи драгоценного зерцала» и «Сутра Помоста».
Юн-цзя Сюань-цзюэ (665-713)
Песнь о Просветлении
Не видел человека Дао праздного, кому ни делать нечего, ни нечему учиться,
Кто ни бежит от мыслей отвлеченья, ни к истине стремится?
Неведенья действительная сущность – природа Будды:
Пустое тело иллюзорное – то тело Дхармы.
Когда обрел ты тело Дхармы, вещь ни одна не существует;
Своя природа изначальная – вот нам присущий Будда.
Пять скандх – пустые облаков блужданья взад-вперед:
Три яда – то случайное в воде вздуванье пузырей и их разрыв.
Когда реальность мы воспринимаем, ни личности, ни дхармы нет.
За миг способна карма Авичи иссякнуть.
И если лгу я, чтобы обмануть живые существа,
Пусть языка лишусь на много кальп, бесчисленных, как пыль или песок.
С внезапным пробужденьем к наставленьям чаньским Татхагаты,
Все шесть парамит, как и мириады средств искусных, вызрели внутри.
Во сне мы ясно видим шесть путей живых существ:
Проснувшись, наблюдаем пустоту тысячемирий.
Нет добродетели, как и греха; приобретенья, как утраты.
Не нужно в сущности Нирваны пытаться что-то обнаружить;
Сначала зеркало покрыто пылью было, никто и никогда его не чистил.
Сейчас его разделим мы на части и изучим.
Кто помыслов лишен? Лишен рожденья кто?
Коль нерожденное реально, нет нерожденной веши ни одной.
У куклы деревянной заводной спроси,
Когда ей практика подарит состоянье Будды.
Отбрось четыре элемента, не цепляйся ни за что;
Спокойно ешь и пей, прозрев нирваны сущность.
Непостоянны все явленья; все пусты.
Вот просветленье Татхагаты без изъяна.
Вот истинная колесница, без сомненья.
Кто не согласен, тот эмоциям поддался.
Стремиться только к корню самому – печать, наложенная Буддой;
Нет смысла листья рвать или за ветви взяться.
Не знают люди драгоценность мани;
Ее найдешь лишь в Татхагатагарбхе.
Деянья чувств шести пусты и не пусты одновременно, —
Одно сиянье совершенное, что формы лишено, хоть формой обладает.
Пятерку глаз очисти, чтоб пять способностей усвоить.
Лишь достижение дает нам пониманье.
Увидеть отраженье в зеркале несложно.
Как можно ухватить луну в реке?
Идут и действуют всегда одни.
Но вместе просветленные идут путем нирваны.
Мотив старинный, чистый дух и выдержанный стиль,
Суровое лицо, сухие кости; нет дела никому.
Буддийские монахи говорят, что обездолены они;
Пусть ничего и нет у них, но Дао – их богатство.
Их нищета – в их одеянье обветшалом.
Но в их сознанье – россыпи сокровищ Дао.
У их сокровищ драгоценных – множество задач;
Другим без колебаний помогают.
В их сущности – три тела, мудростей четверка;
Освобождений восемь, шесть сверхспособностей – в печати основания сознанья.
Для всех великих – всё в одном прорыве;
Для средних и для низших – чем больше знаний, тем сомнений больше.
Отбрось лишь одеянье грязное внутри;
Перед другими не кичись усердием своим.
Когда хулят тебя другие, пусть обвиненьями осыплют;
Они истратят силы все, пытаясь небо факелом спалить.
Когда я слышу оскорбленья, это амброзии подобно;
Расплавь ее, и в тот же миг непостижимого достигнешь.
Коль критику считать за добродетель,
Кто критикует, – нам надежный друг.
Не злись на тех, кто оболгал тебя;
Как можешь проявить еще ты нерожденную способность состраданья?
Если постигнуть без остатка глубинный принцип и ученье.
То мудрость и самадхи будут все совершенней и яснее, не прозябая в пустоте.
Не только я сейчас постигну это;
Ведь сущность Будд бесчисленных одна.
Ты говори без страха, словно лев рычит;
Услышав рев, все звери содрогаются от страха.
Бежит, теряя важность, слон благоуханный;
Дракон небесный с тихой радостью ему внимает.
Переходя чрез реки, океаны, горные потоки,
К учителям стремясь, чтобы постигнуть Чань,
Постигнув Дхарму Цаоци.
Знакомлюсь с теми я, кто не подвержен смерти и рожденью.
Чань в том, чтобы идти; в том, чтоб сидеть;
В словах иль тишине, в движенье иль покое – сущность неизменна.
Спокоен будь, хоть пред тобою острый меч,
И даже если яд тебе дают, покоя не теряй.
Лишь упражняясь много кальп в смиренье,
Учитель мой с Дипанкарой сошелся.
В кругах рождений и смертей вращаясь,
Сансара беспрерывна, бесконечна;
Постиг я нерожденное с момента, когда внезапно просветление обрел,
Теперь ни слава, ни позор со мной не совладают.
В обители высокогорной пребывая,
На горном пике, под огромною сосной,
Я радостно предамся созерцанью,
Покоен в мирной хижине монаха.
Не нужно после просветления стараться;
Все дхармы действия различны.
Когда привязанность к даянью побуждает, среди богов рожденье обретешь,
Как если б выпустил стрелу в пространство.
Лишившись силы, упадет стрела,
И в жизни новой ты всем будешь недоволен.
Разве сравниться может это с вратами недеяния святыми,
Через которые на землю Татхагаты путь лежит?
Когда достигнешь корня ты, не беспокойся о ветвях,
Подобно чистому кристаллу, в котором драгоценная луна сокрыта.
Поскольку камень исполнения желаний ты обрел,
Бессчетные блага к тебе, как и к другим, придут.
Луна в реке находит отраженье, колышет сосны легкий ветерок.
Что делать долгой благодатной ночью?
Природа Будды и алмаз обетов сокрыты в основании сознанья.
Туман, роса и облаков багрец – моя одежда ныне.
Молитвенная чаша, что дракона подавляет, и посох тот, что усмиряет тигров,
Звеня колец железных парой, —
Не подражанье соблюдению обетов,
Но тот же посох, что у Татхагаты, и тот же путь, который он прошел.
Ни к правде не стремясь, ни лжи не избегая,
Пойми, что обе формы лишены, пустотны.
Нет формы, пустоты, не-пустоты;
Вот истинная сущность Татхагаты.
Сознания зерцало отражает без помех;
Его сиянье и обширность в бессчетных расточаются мирах.
Различные явленья обретают плоть;
Для совершенно просветленных нет ни «снаружи», ни «внутри».
Стремленье к пустоте, причины отрицание и следствий
Сулят страдания без счета.
Один порок – существованья отрицанье, а также погружение в пустотность.
Как если б мы в костер шагнули, чтобы в реке не утонуть глубокой.
Если отбросишь иллюзорное сознанье и к истинному принципу приникнешь,
Сознание стремленья и отказа мудрее станет. Но, того не понимая,
Все в практике усердствуют иные.
Как человек, за собственного сына грабителя принявший.
Потеря совершенства Дхармы и истощение заслуг
Все вызвано поступками сознанья.
Вратами Чань приди к тому, чтобы отсечь сознанье,
И сразу же узри картину нерожденья.
Герой великий мудрости мечом сверкает;
Меч праджни лучезарен, как алмаз.
Не только губит тех, кто встал на внешний путь,
Но даже демонов небесных ужасает.
Пусть Дхармы гром гремит; бьет Дхармы барабан;
Пусть состраданья облака амброзией прольются.
Где царь слонов шагает, там нет меры благодати,
Три колесницы и пять сущностей наличны.
Трава пинодхи на вершинах снежных растет в уединенье полном;
Топленым маслом, ею порожденным, я наслаждаюсь часто.
Все сущности пропитаны лишь сущностью одной;
Сокрыты в Дхарме одинокой дхармы все.
Одна луна во всех блистает водах;
Все луны во всех водах суть одна.
В мою природу проникает всех Будд различных тело Дхармы;
Такое, как у Татхагаты.
Один этап содержит все этапы,
Не только форму, иль сознанье, иль деянье кармы.
Лишь щелкни пальцами – ты восемьдесят тысяч врат откроешь,
За миг три кальпы пролетят.
Что общего с духовным пробужденьем
У чисел, выражений, отрицаний?
Оно незыблемо и не нуждается в хвале,
Его природа бесконечному сродни пространству.
Не покидая местопребывание свое, оно всегда хранит прозрачность.
Когда ты ищешь, ты найти его не можешь.
Нельзя его схватить или отбросить;
И лишь в необретаемом его ты обретешь.
Молчанье разговоров, тишина бесед,
Врата деяния раскрыты без остатка.
Пусть кто-то спросит, что за принцип я толкую,
И я отвечу: «Силу Махапраджни».
Никто не знает, прав я или нет,
И даже боги не поймут, согласен я иль возражаю.
Я практике на много кальп предался;
Не лгу я вам, как ловкачи иные.
Воздвигнув знамя Дхармы, главный принцип указав,
Завета Будды Цаоци держался очевидно.
Светильник первым взял Махакашьяпа;
И двадцать восемь поколений в Индии его хранили.
К востоку Дхарма устремилась и проникла к нам,
Где первым патриархом Бодхидхарма стал.
Передавали одеяние друг другу шесть поколений, как известно среди нас,
А те, кто позже к Дао обратился, не могут быть сосчитаны никак.
Не остается истина сохранной, а ложь пуста всегда.
Когда мы устраним существованье с несуществованьем, то, что не пусто, сразу опустеет.
Все двадцать врат пустых провозглашают непривязанность.
Всех Татхагат – одна природа; и сущность их одна.
Сознанье – это орган чувств; его объекты – дхармы.
Подобны оба пятнам на зерцале.
Как только стерта пыль, блистает свет.
Когда забыты и сознание, и дхармы, то истинная сущность.
О, в этом мире злом, в век окончанья Дхармы,
Несчастливы живые существа и трудно усмиренью поддаются.
Спустя века от времени святых, ошибочные взгляды все сильнее.
Когда все демоны сильны, а Дхарма стала слабой, опасности и страхи возрастают.
Услышав Татхагаты слово о внезапном просветленье,
Они его разрушить помышляют, рассыпать на частицы.
Все действия сознанием вершатся, но тело получает воздаянье;
Не стоит в этом обвинять других.
Если желаешь кармы неуклонной избежать,
Не проклинай ты истинную Дхарму Татхагаты.
Других деревьев нет в сандаловом лесу.
В густых и тесных зарослях гуляет лев.
По тихим рощам он расхаживает чинно,
И звери все и птицы держатся поодаль.
Животных стаи устремляются за львом,
Который в возрасте трехлетнем рык издать способен.
И если Дхармы Властелину вызов бросит дикий лис,
Он чудищу подобен, пасть распахнувшему за сотни лет.
Не стоит принимать за одолженье ученье о всецелом просветлении внезапном.
Неразрешенные сомненья лишь спор решить способен.
Не то чтоб я, монах, в горах живущий, вдруг сделался самонадеян,
Но к совершенству устремленье тебя низвергнуть может в яму как постоянства, так и прекращенья.
Вся ложь – не ложь; и в истине нет истин;
И тысячами миль уводит в сторону мельчайший сбой.
Если все правильно, то станет Буддой сразу дочь дракона;
Если ошибка, Суракшатра в ад живым сойдет.
С лет юных знания копил я,
Читая сутры, шастры, толкованья.
Без перерыва различая имена и формы,
Я только утруждал себя подсчетом всех песчинок в море.
Меня сурово Татхагата упрекнул:
Зачем считать сокровища чужие?
Я понял, что бесплодны все метанья;
Так много лет растратил я напрасно.
Когда способности не обладают силой, а пониманье – истины бежит,
Внезапным просветленьем и всецелым никто и никогда не овладеет.
Монахи Хинаяны, хоть усердны, давно забыли о сознанье Дао.
Последователь внешнего пути умен, быть может, но о мудрости не слышал.
Невежды и глупцы все полагают:
Сам по себе кулак, сам по себе и палец, что указует нам на это и другое.
Не отличая палец от луны, они в бесплодной практике погрязли;
Лишь предаются созерцанию иллюзий из сферы ощущений и объектов.
Без восприятия единой дхармы Татхагата.
Лишь он Верховным Наблюдателем зовется.
Когда достигнут этот результат, иссякнет сила всех кармических препятствий.
Но если нет подобных достижений, с долгами кармы нужно расплатиться.
Даже охвачен голодом смертельным, ты не способен царской трапезы отведать.
Коль так, ты излечиться не сумеешь, пусть даже царь врачей тебя осмотрит.
В желаний сфере Чань осуществляя, ты пробуждаешь к жизни силу знанья.
Непобедимую, как тот упорный лотос, что вырос среди языков огня.
Пускай Прадханашура заповедь нарушил, он к нерожденному всецело пробудился;
Давно достиг он состоянья Будды, да и поныне пребывает в нем.
Когда бесстрашно проповедуем ученье, рычанью льва пытаясь подражать,
То лишь упорней мысли всех упрямцев.
Они по-прежнему обеты нарушают и против Бодхи действуют всегда,
Не будучи способны видеть тайну, которую откроет Татхагата.
Нарушили обеты два монаха – обет против разврата и убийства.
Упали, узким знаньем обладавший, преувеличил значимость греха.
Вималакирти же великий мгновенно их сомнения рассеял.
Подобно солнцу жаркому, в лучах которого растает снег и лед.
Непостижима сила тех, кто враз освободился,
Способности бесчисленные их несметны, что песчинки в водах Ганга.
Четыре подношенья совершат они Всем, в том числе и тем, кто десять тысяч унций злата получил.
Разбить все тело, кости в порошок смолоть – неравная расплата
За те слова, что к просветленью направляют за множество бесчисленных эпох.
Царь Дхармы – самый высший в этом мире;
Сознанье, что бесчисленные сонмы Татхагат тождественны друг другу.
Сейчас я покажу вам жемчуг всевершащий;
Кто верит, тот [от Дхармы] не отходит.
Он ясно видит: нету ничего,
Ни личности, ни Будд не существует.
Тысячемирия великого миры бессчетные подобны пузырькам на глади моря,
Святые все и мудрецы ударам молнии подобны.
Под страхом колеса железного, что в голову летит.
Нельзя всецело чистое самадхи и мудрость потерять.
Холодным солнце может стать, луна – от жара раскалиться.
Но над ученьем истинным все демоны не властны.
Когда степенно слон шагает.
Как может богомол его остановить?
Не ходит заячьей тропинкой слон:
Кто просветлен обычных правил не вершит.
Не клевещи на небо, наблюдая за ним через отверстие в тростинке.
Для тех, кто знанием еще не обладает, я ключ даю к дальнейшему пути.
Затворничество первое
