Александр Бриллиантов - Лекции по истории древней церкви
Вопросу о «трех главах» посвящены были следующие три заседания(12,17 и 19 мая). На основании указанных в послании императора и прочитанных теперь данных Феодор был признан еретиком, заслуживающим анафемы; цитатами из отцев (блаж. Августин о Цецилиане Каре: «Мы сами анафематствовали бы его уже по смерти, если бы он оказался предателем») и разными примерами (гностики, Евномий, Аполлинарий, антипапа Диоскор) подтверждена была возможность приговора и над неосужденными на соборах при жизни лицами уже после их смерти, в частности, прочитано было донесение поместного собора в Мопсуэстии от 440 г., производившего по повелению Юстиниана особое о том дознание, что имя Феодора давно уже исключено из диптихов Мопсуэстийской церкви и вместо него поставлено в них имя Кирилла Александрийского. Прочитаны были отрывки из «нечестиво написанных» сочинений Феодорита. Послание Ивы подвергнуто тщательному разбору и сличению с догматическими постановлениями III и IV Вселенских соборов и найдено «во всем противным» (per omnia contraria) Халкидонскому οροσ'у и подлежащим анафеме, хотя на Халкидонском соборе и были высказаны один — два голоса в его пользу лицами, которые, однако, тоже, подобно другим, приняли Иву лишь после анафематствования им Нестория (имеются в виду голоса папских легатов и Максима Антиохийского).
Прежде чем собор сделал окончательное постановление, Вигилий отправил к императору 25 мая составленный им Constitutum de tribus capitulis, датированный 14 мая и подписанный кроме Вигилия еще 16 епископами. Ввиду присланных ему от императора выписок из сочинений Феодора он вполне признает еретический их характер и осуждает их, но он не соглашается осудить самого Феодора: прежде он не был осужден и теперь лучше предоставить его, как умершего, суду Божию. Осуждать какие — либо несторианские положения с именем Феодорита теперь излишне, так как Феодорит сам же отверг несторианство на Халкидонском соборе, и это было бы оскорбительно для памяти собора, потому что вело бы к предположению, что некоторые члены его (тот же Феодорит) держались на деле несторианских заблуждений, которые на словах отвергали. Против признания Ивы православными римскими легатами, а также Анатолием Константинопольским и Максимом Антиохийским, и именно — между прочим — на основании его письма, на Халкидонском соборе не возражали и другие епископы, да и на деле Ива одобряет в письме единение между восточными и Кириллом; не должно и в этом пункте отступать от сказанного халкидонскими отцами. Папа запрещает в заключение учить о «трех главах» иначе, чем предписывает он в этом документе, а если кем — либо уже сделано что — либо несогласное с этим, он отменяет это властью Апостольского престола.
Юстиниан даже не принял папского посла, с которым прислан был ему этот документ, и велел передать папе, что он приглашал его к совместному с другими епископами обсуждению вопроса, папа же хочет теперь давать особое письменное его решение; если написанное содержит осуждение «глав», то в таком документе император не имеет нужды, потому что у него уже есть не одно подобное заявление папы от прежнего времени; если же в новом писании папа отказывается от прежних заявлений, он осуждает этим самого себя. На 7–м заседании (26 мая) об этой попытке папы сообщил отцам посланный от императора квестор Константин и передал для прочтения ряд документов, показывающих, как относился папа прежде к вопросу о «главах» (письма к императору и императрице, послание к Рустику и к Севастиану с их низложением за непринятие judicatum'a, послания к епископам Валентиниану и Аврелиану, записка с клятвой Вигилия при возвращении ему judicatum'a и, сверх того, ввиду ссылки на Юстина, документ из времени царствования последнего, свидетельствующий о его несочувствии несторианству). Собор с похвалой отозвался о заботах императора об охранении православной веры. Квестор Константин предъявил еще записку императора об исключении Вигилия из диптихов, как защищающего мудрование Нестория и Феодора, сделавшегося чуждым веры. Собор согласился с этим, заявив о своем желании сохранить, несмотря на это, союз с Римом. На последнем, восьмом заседании (2 июня) прочитано было окончательное постановление собора (του μεγάλου Θεοϋ), с подробным его обоснованием. «Три главы» были анафематствованы; анафема объявлена и тем, кто защищает их нечестие именем св. отцев или Халкидонского собора. Истинное учение и осуждение учения еретиков (несториан и частью монофизитов) изложены при этом еще в виде 14 анафематизмов, сходных большей частью буквально с теми, какие находились уже во втором эдикте Юстиниана о «главах» (551 г.).
На Востоке решение собора было принято без особых протестов. На Западе с ним согласились далеко не сразу, и оно вызвало там долго остававшееся не устраненным разделение. Находившиеся в Константинополе противники собора, Рустик и Феликс, выступавшие с сочинениями против собора, а затем и Вигилий с некоторыми епископами и клириками подверглись ссылке в разные места. Но уже 8 декабря 553 г. Вигилий в письме к Евтихию признал свой протест против осуждения «глав» неосновательным и 23 февраля 554 г. повторил это признание в Constitutum de damnatione trium capitulorum, предназначенном, скорее всего, для западных епископов (в последнем документе осуждение письма Ивы он хотел оправдать, отвергнув его подлинность). Ему позволено было возвратиться в Рим (летом 554 г.), но дорогой он умер в Сицилии. Преемник его Пелагий (556–561), действовавший вместе с Вигилием в Константинополе, тоже оказался теперь сторонником V Вселенского собора. Но на Западе ему пришлось все время иметь дело с протестами против собора. Фронтипа Салонского в Западном Иллирике константинопольское правительство в 554–555 гг. сослало в Фиваиду и заменило новым епископом (вероятно, за ту записку в защиту «глав», которую опровергал в обширном трактате сам император). Африканские епископы только в 559 г. вступили в общение со своим примасом, Примасием Карфагенским, получившим некогда (550 г.) кафедру за согласие на осуждение «глав» и стоявшим на стороне собора. Некоторые епископы, однако (между ними Виктор Туннунский), предпочли и теперь принятию собора лишение кафедры и ссылку. В Северной Италии центрами особенно упорной и продолжительной оппозиции был Милан, в Истрии — Аквилея. Еретиком считали Пелагия и тосканские епископы; франкские также сомневались в его православии. Разделение продолжалось и после Юстиниана. Милан удалось привлечь к общению с Римом лишь Григорию Великому. В истории схизма существовала до конца VII в.
Монофелитский спор и Шестой Вселенский собор
Завершительной стадией в истории христологических споров был спор о волях и действиях Богочеловека. В борьбе с монофизитством в предыдущее время утвержден и выяснен был факт двойства природ во Христе при единстве Его божественной Ипостаси; было признано, что божественная Ипостась является ипостасью и для не имеющей своей особой ипостаси Его человеческой природы (поэтому эта природа ένυπόστατος с первого момента бытия, но не ανυπόστατος). Далее нужно было поставить вопрос о точнейшем определении того, в каком отношении находятся к ипостаси и к природе различные проявления богочеловеческой жизни Спасителя.
С одной стороны, при этом можно было сосредоточить особое внимание на единстве субъекта личной жизни Богочеловека, каковым является только божественная ипостась Логоса. Так как этот субъект является единым носителем всех и божественных, и человеческих определений, то представляется возможным, имея в виду единство деятеля, характеризовать деятельность Богочеловека и в целом, и в ее отдельных актах как «единую» (θεανδρικη ενέργεια). Предполагая, сверх того, что импульсы ко всем этим актам имеют конечным исходным пунктом божественное самосознание, так как и для проявления человеческой природы требуется соизволение Логоса, можно было прийти к мысли отнести вообще волевые функции на долю лишь божественной Ипостаси и ввести понятие о воле ипостасей, которая должна быть единой, как едина и ипостась в Богочеловеке. В сущности, мнение об единой божественной воле и энергии Богочеловека высказывали и отстаивали уже ранее монофизиты (Севир). Лишить актуальности человеческую природу им необходимо было для того, чтобы оправдать и объяснить свое μία φύσις. Но возможно было и признавая δύο φύσεις согласиться с ними в указанном пункте. Но и монофизиты в данном случае воспроизводили лишь основную тенденцию Аполлинария, устранявшего человеческий ум (νους — дух) в Богочеловеке именно ввиду его «самоподвижности» (αύτοκίνητον).
Иные выводы давало последовательное проведение учения о двух цельных природах Христа. Природа каждой вещи в ее отличии от других вещей познается по свойственным ей действиям. И человечеству Христа, если оно сохраняет свою реальность и по соединении с Божеством, должно быть свойственно особое действие, так что нужно различать в проявлениях Его жизни на земле, как Богочеловека, Его действование как Бога и действование как человека, т. е. два рода действий (δύο ένέργειαι). Что же касается воли, то воля составляет неотъемлемую принадлежность человеческого естества и как природная сила, свойственная одинаково всем людям, должна быть относима не к ипостаси, а именно к природе. Поэтому, кроме божественной воли во Христе, при двух природах Его необходимо признавать и человеческую волю; что воля является сопутствующей природе, а не ипостаси, это очевидно из общепризнаваемого учения о Св. Троице: при троичности Ипостасей в Божестве исповедуется единая воля Отца, Сына и Св. Духа по единству Их существа или природы. Отрицать во Христе человеческую волю, относя Его волю к божественной лишь ипостаси Его, значит признавать в Нем только неполную человеческую природу и не допускать исцеления или восстановления Им в нормальное состояние основной силы человеческого существа через ее восприятие.
