Вэй У Вэй - ОТКРЫТАЯ ТАЙНА
ὼ
Нам нужно перестать смотреть на объекты как на события, отдельные от нас самих, и познать их в их источнике — то есть в нашем воспринимании их.
ὼ
«Ты» — это «другой», нет никакого другого, который не был бы тобой.
ὼ
Пока мы не поймем,
Что мы не умозрительный феномен,
Которым себя считаем,
Мы не сможем познать беспредельность –
Наше ноуменальное не–бытие.
ὼ
Намерение может превратить тебя в святого,
Но также помешать тебе стать мудрецом?
Это лишь видимость: нет сущности, чтобы стать тем или другим.
ὼ
Любые практики — обучение искусству убивать драконов.
ὼ
«Ты похож на человека, едущего верхом на привязанной
лошади». — Чжуан–цзы, глава XIII.
Все мы так тратим наше время — «едем верхом на привязанной лошади».
Эту лошадь невозможно освободить,
Но каждый из нас может остановиться.
ὼ
Как может это или что–либо быть иллюзией? Что такое «это» или «что–либо»? Нет никакого «этого» или «чего–либо», чтобы быть иллюзорным! А раз ничто не может быть иллюзорным, не существует и никакой иллюзии.
И также нет чего–либо, чтобы быть чем–либо, и даже не быть — быть или не быть.
Это истинное видение.
ὼ
Неправильно говорить: «Не медитируй!» Надо говорить: «Не называй это «медитацией“, если это не она, а если она — не делай это!»
ὼ
Не мое дело — принимать твою концепцию, которую ты называешь «медитацией»: это твоя забота — давать тому, что ты делаешь, имя, которое указывает на то, что оно собой представляет, а не на то, чем оно не является! Только тогда будет возможным обсуждать это.
Слова должно использовать в том значении, которое согласуется с их этимологией, или, по крайней мере, в значении, принятом в словаре.
ὼ
Пока не узнаешь ненависть, не сможешь любить.
И наоборот.
30. «Живые, живые, о!»[8]
Несомненно, сейчас растет тенденция преувеличивать важность самого факта жизни — нашего видимого существования как индивидуальных феноменов. Фразы «у нас только одна жизнь» и «мы должны ценить ее» звучат почти как поговорки и понятны всем.
Откуда бы это ни пошло, это звучит как полный абсурд и совершенно дезорганизует. Во–первых, есть ли какое–то доказательство, не говоря уже о правдоподобии, что это факт? Разве не более вероятно, что у «нас» их, наоборот, слишком много? Несомненно, так считает восточное большинство человеческой расы.
И даже если бы это было очевидно не так, что такое «проживание жизни», подчиненной концептуальному «времени», и кто или что ее «живет»? Понятие «священности жизни» — конечно же, лишь человеческой! — неравномерно распределено по поверхности Земли.
Вздор и наваждение! Давайте выясним, что мы такое на самом деле, — и тогда окажется, что важность и видимая продолжительность этого феноменального восприятия на самом деле значат очень мало!
«Долгая жизнь, полная радости!» Конечно, почему бы нет? Но не все ли равно? Разве мы беспокоимся о долголетии, скажем, рыбы?
Замечание: «Жизнь» — лишь проявление, выраженное в пространственно–временном контексте, совершенно умозрительное. На самом деле нет никакой «вещи», которая могла бы начаться и закончиться, быть «рожденной» или «умереть», а наше восприятие — это психический феномен.
31. Говорят, это просто
Это звучит странно — и случается так редко! — но термин «феномены» означает именно то, что в нем заложено этимологически[9].Каждая вещь, любое вообразимое нечто, воспринимаемое нашими органами чувств и сознаваемое нашим умом (интерпретирующим воспринимаемое органами чувств), — это буквально «явление», то есть видимость в сознании, интерпретируемая как событие, растянутое в пространстве и длительности и объективированное в мире, внешнем по отношению к тому, что его воспринимает. И в то же время то, что его воспринимает, предполагает, что оно — субъект восприятия и, как таковой, — сущность, отдельная от воспринимающего.
Пока эти взаимные допущения сохраняются, связанное с ними предположение о «связанности» и болезненные ощущения, сопровождающие это предположение, неизбежно останутся нетронутыми.
Поэтому избавление от этой предполагаемой «связанности» может быть достигнуто только через понимание ложности этих допущений, ответственных за иллюзорную связанность, поскольку и «допущения», и «связанность» — лишь видимости, то есть чисто феноменальны.
«Явление» — это в точности то, что означает это слово, то есть нечто, что «является, кажется», а не «что–то, что есть».
Если понять это — и насколько это должно быть очевидным, если сами термины говорят именно это! — психологические элементы чисто психологической связанности отпадают, и остается только вызванная этой «связанностью» психологическая обусловленность, а она, как и любая обусловленность, исчезнет в результате процесса разобусловливания, состоящего в утверждении концепции «видимости» (феноменальности) вместо концепции «реальности».
Исчезновение того, что воспринимается как «реальное» и «отдельное», как события, растянутые в пространстве и времени, неизбежно влечет исчезновение предполагаемой воспринимающей сущности, и оба они затем видятся как феномены, или видимости, в сознании.
Когда эта настройка происходит, субъект и объект больше не существуют как таковые, и не остается никакой сущности, которую можно было бы представить «несвободной». Это значит — конец связанности.
И правда, как же это просто!
Замечание: «Тогда кто я?» Если бы кто–то мог сказать это тебе, то сказанное неизбежно оказалось бы бессмыслицей, поскольку являлось бы просто еще одним объектом, таким же феноменальным, как и все остальные. Однажды ты спонтанно узнаешь, кто ты: наставники имеют в виду именно это, когда часто повторяют: «Ты узнаешь о себе, теплая вода или холодная», — или ты просто будешь этим знанием.
32. Исчезновение субъекта.
Причина, почему неведение и знание — одно и то же, в том, что все объекты — это объективизации. Просветление и неведение тоже одинаковы, потому что оба — объективные концепции.
Тот, кто потерял свое объективное «я», лишился и своего субъективного «я», и нашел свою необъективность, которая есть отсутствие как субъекта, так и объекта.
Объекты не «пусты» и не «не пусты», не потому что они не являются тем или этим, а потому что сами по себе они вообще не какая бы то ни было «вещь», но только собственный источник.
Таким образом, причина для понимания пустоты объектов — это устранение их субъекта, невозможное до тех пор, пока объекты воспринимаются как реальные, и поскольку одно неотделимо от другого, у них нет независимого существования. Так что феноменально они являются одной концепцией, имеющей двойной аспект, а ее источник — ноумен.
Поскольку субъект не может быть устранен напрямую посредством себя самого, осознание его объектов как видимостей приводит лишь к не–видимости его самого как предполагаемого объекта, функционирующего как их субъект.
33. Давайте это обсудим!
Качество «пустоты» или «не–пустоты» объекта не оказывает непосредственного воздействия на эффективность процедуры, подразумеваемой использованием этих терминов, поскольку они указывают лишь на несуществование объекта как такового: объект не может быть ни «пустым», ни «не–пустым», ни каким бы то ни было еще, потому что там вообще нет ничего, чтобы быть чем–то или иметь какие–то качества. Утверждать, что объект пуст, — значит подменять доказательство спорными допущениями, поскольку в этом случае есть объект, который может обладать или не обладать этим качеством.
Такое понимание — шаг к дальнейшему пониманию, что видимый объект находится в своем источнике, а не в его проявленной видимости.
Индийская аналогия с глиной и глиняным кувшином, созданным гончаром, как и китайская аналогия с золотом и золотым изображением льва, отлитым золотых дел мастером, также несовершенны и даже ошибочны, потому что в них тоже содержится старая тщетная попытка представить в объективных образах и концепциях ЭТО, чья полная характеристика — это не–характеристика, чье единственное бытие — не–бытие, чье исключительное объективное существование лежит в абсолютном отсутствии как объективности, так и не–объективности.
