Савва (Тутунов) - Епархиальные реформы
Признавая определенную справедливость этой критики, следует, однако, учесть, что решение внутренних вопросов церковной жизни не могло относиться к ведению Комитета министров, к которому была обращена настоящая записка. В компетенцию Комитета, в рамках проводимых тогда консультаций о веротерпимости, входили обсуждение и подготовка пересмотра связи церковного управления с государственным, к чему и была направлена записка митрополита Антония. Это касается и епархиального строя, который, как мы видели, наравне со строем других уровней церковного управления, во многом может быть охарактеризован как бюрократический, отвечающий государственным юридическим нормам. Если в записке митрополита Антония мы действительно не находим духовно-нравственного пафоса работы протоиерея A. M. Иванцова-Платонова, то, темнеменее, нельзя забывать, что эта работа, вчи еле других, вводилась запиской митрополита Антония в оборот официальных дискуссий.
Наконец, следует подчеркнуть тот факт, что одним из двух приведенных примеров необходимых преобразований в епархиальном управлении являлась реформа епархиальных съездов, их прав и полномочий, введение в их состав мирян. Возможно именно это замечание привело к тому, что в мартовском всеподданнейшем докладе Синода о созыве Собора при перечислении вопросов, подлежащих рассмотрению на Соборе, вопрос о епархиальных съездах выделен из общего вопроса о епархиальном управлении[190]. Впрочем, это выделение съездов в особую статью, возможно обусловлено тем, что на то время съезды не были частью епархиального управления, но имели скорее хозяйственный, в лучшем случае – пастырско-совещательный характер. Вместе с тем, при постановке этого вопроса митрополит Антоний включает епархиальные съезды в число «некоторых сторон епархиального управления» и, кроме того, ссылается на «литературу», в которой, как мы видели, предполагалось введение съездов в состав епархиального управления, хотя бы и с совещательным характером.
Краткую записку митрополита Антония трудно сопоставлять с запиской Витте. Первая в основном акцентирует проблему государственной опеки над Церковью, не выявляя развернуто внутренних последствий такого положения для Церкви[191]. Записка Витте, имея своим основным выводом необходимость созыва Собора, подчеркивает «современный упадок церковной жизни», в том числе, «отчуждение [паствы] от своих духовных руководителей», «слабость пастырской деятельности духовенства»[192]. Причину такого положения Витте видел в отсутствии соборности.
Религиозное начало есть по преимуществу начало общественное; оно развивается и крепнет там, где общественной жизни предоставлена некоторая свобода. Естественно, поэтому, что «соборность» была основным началом церковной жизни и главным принципом церковного управления[193].
Записка Витте подробно описывает, каким представлялся ее автору древний церковный строй: при епископе состоял собор пресвитеров, в их совещаниях часто участвовала вся община. Затем, при увеличении численности каждой общины и числа общин, зависящих от одного епископа, присутствие всех членов на соборе при епископе было заменено представительством. «Таким публичным, общественно-совещательным было церковное управление апостольских времен и вообще первых веков христианства»[194]. По мнению Витте, эта соборность была Петром I подменена коллегиальностью, которая «есть лишь система внутренней бюрократической организации». Этой системе автор записки противопоставлял определение соборности, очевидно взятое им у П. В. Тихомирова: сущность соборности в том, что «каждое из лиц [составляющих правление – и. С] является представителем целой общины»[195]. В частности, «в епархиальном управлении, в замену древнего собора пресвитеров, учреждены так называемые «консистории», представляющие бюрократические коллегии». То есть, указывал Витте, ныне уже нет и мысли о представительстве. Более того, если консисторию и считать «собором», то это – «собор безглавый»[196], ибо его глава – епископ – никогда не присутствует в нем, сносясь с ним через канцелярию:
В настоящее время, наше церковное управление носит замкнутый канцелярский характер: иерархия сносится с народом через посредство бумаг, редко входя с ним в непосредственное живое общение[197].
В связи с этим Витте развивал тематику соборности как общественного церковного союза, как выражения «лучших сил» Церкви (пафос Заозерского, которого он и цитировал)[198]. Как отмечал еще в 1906 году Н. Д. Кузнецов[199], «записка оказывается сшитой на живую нитку из разных обрывков, фактов, положений и выводов, в известном направлении заимствованных у разных лиц»[200]. Судя по всему, составитель записки не совсем ориентировался в тех постулатах, которые выставлял, стремясь защитить определенную идею церковной реформы. По мнению священника Георгия Ореханова, хотя записка Витте глубже записки митрополита Антония, однако она дальше от церковной жизни. А именно, пишет отец Георгий, «идея соборности в записке Витте прямо связывается с идеей представительства, более того, утверждается, что в этом ее сущность». По мнению Ореханова, Витте, стремясь сродниться с запросами Церкви, пользуется идеями «либерально-демократического лагеря», не понимая, что такой подход для Церкви неприемлем – он подменяет коллегиальность синодальной системы коллегиальностью парламентского характера. Не комментируя здесь данное мнение, заметим, что пафос Витте в этом случае совпадает с идеями П. В. Тихомирова[201]. Именно этот пафос, наряду со стремлением упразднить (или уменьшить) полномочия обер-прокурорской власти[202], является, очевидно, тем «известным направлением», в котором была составлена записка.
Обер-прокурор вскоре ответил на обвинения в сторону той системы, представителем которой он являлся. Основа его записки – возражение на обвинения церковно-государственной системы в том, что она является причиной существующих недостатков в церковной жизни, а также указание на далеко не идеальное состояние Церкви в досинодальный период. Относительно епархиального управления, оправдывая существование консистории, Победоносцев объяснял: это учреждение вызвано крайним усложнением переписки по делам того же церковного управления в соприкосновении их с делами общего гражданского управления, [которая] доходит в иных консисториях до 20 000 исходящих бумаг в год[203].
Победоносцев признает, что консистория имеет все недостатки присутственного места, но – как без нее обойтись? Ведь бумага необходима, ибо «физические условия жизни затрудняют непосредственное общение иерархии с народом». При этом Победоносцев несколько противоречит себе, утверждая затем, что епископ может «в бумаге не забывать человека и иметь по мере возможности живое общение с паствой». Наконец, снимая всякие нарекания с секретаря консистории указанием, что он лишь «занимает служебное положение при епископе», Победоносцев и здесь перекладывает вину на плечи архиерея. По мнению обер-прокурора,
от епископа во многом зависит вдохнуть жизнь своим личным отношением и участием в собрании пресвитеров, состоящих членами консистории и приходящих туда обычно лишь для подписания протоколов, которые затем представляются епископу.
Примечательно, что здесь Победоносцев, едва ли не наиболее подчеркнуто из всех трех составителей записок, говорит о необходимости живого общения, «живой жизни» епархиального управления. Но, в отличие от протоиерея A. M. Иванцова-Платонова, он не хочет увязывать это с борьбой против бюрократической формы правления, полученной от государства. «При чем же тут стеснение от государственной власти?» – вопрошает он. Конечно, в синодальный период бюрократический строй Церкви, связывающий архиерея во многом, неизбежно вытекал из связи Церкви с государством, предполагающей фактически включение системы церковного управления в систему государственного аппарата. Однако в определенном смысле замечание Победоносцева справедливо. Упразднение государственной опеки, равно как и создание соборности в виде «представительства», вовсе не предполагало непременного упразднения бюрократии в Церкви.
Итак, официальные дискуссии о реформах в Церкви, в том числе и в епархиальном управлении, начались с трех рассмотренных нами текстов. По мнению Ореханова, в записках Витте и Победоносцева были обозначены позиции и аргументы, которые потом будут воспроизводиться во всех статьях и книгах, посвященных реформе[204]. Следует, однако, заметить, что до 1906 года записка Победоносцева не была опубликована[205], поэтому нельзя говорить о прямых причинно-следственных связях между этой запиской и последовавшими публицистическими дискуссиями. Двумя первыми, «реформаторскими» записками поднимается вопрос о формах самоуправления Церкви, то есть правления, независимого от государства, в том числе и на епархиальном уровне. В записке митрополита Антония последний вопрос, впрочем, не оговаривается, говорится лишь о децентрализации управления, изменении отношений центра и епархий и необходимости реформирования некоторых сторон епархиального управления, в том числе епархиальных съездов. Записка Витте указывает на необходимость введения, в том числе и на епархиальном уровне, соборности, понимаемой им в смысле представительства паствы и мирян. Витте также указывает на проблему бюрократичности церковного управления. В частности, он считал консисторию подлежащей упразднению при восстановлении соборности-представительства. Однако Витте не дает указаний на то, как эта замена позволит устранить бюрократичность и при этом сохранить стабильность управления в епархии. И нельзя сказать, что Победоносцев полностью неправ, указывая на необходимость существования консистории. Ведь элемент формальности в любом случае присущ управлению, причем указанная им проблема («физические условия жизни») – реальна (размер епархий). Но, конечно, здесь Победоносцев уходит от факта чрезвычайной формализации канцелярских отношений и широко применявшейся им самим практики перемещений епископов, препятствовавшей развитию того личного отношения, к которому он призывает.
