Михаил Кубланов - Иисус Христос — бог, человек, миф?
Обзор книги Михаил Кубланов - Иисус Христос — бог, человек, миф?
Михаил Кубланов
ИИСУС ХРИСТОС — БОГ, ЧЕЛОВЕК, МИФ?
Остерегайтесь… слепой веры, остерегайтесь этих первых и слепых впечатлений, которые вы восприняли со дня вашего рождения и, при вашем воспитании, воспринимайте вещи более глубоко… взвесьте как следует основания для того, чтобы верить или не верить тому, чему ваша религия учит вас… Я уверен, что если вы последуете за естественным светом вашего разума, вы увидите… что все религии мира суть только измышления людей и что все, чему учит вас ваша религия и во что она заставляет вас верить как в сверхъестественное, божественное, в сущности есть только заблуждение, обман, иллюзия и лицемерие.
Жан Мелье[1]Глава первая. Два «Слова» о Христе и христианстве
За полтора столетия до первого вселенского Никейского собора (325 г. н. э.), закрепившего союз христианской церкви с римской императорской властью, просвещенный римлянин Цельс написал сочинение, которое называлось «Правдивое слово». Книга Цельса до нас не дошла. Возможно, в период господства церкви она была уничтожена фанатически настроенными христианами, подобно тому как они уничтожали списки сочинений философов-эпикурейцев и другие «языческие» памятники античной культуры.
Однако, в отличие от многих других, сочинение Цельса не исчезло бесследно, и невольными виновниками этого оказались… те же фанатически настроенные христиане. В середине III в. н. э. некий дьякон Амвросий, богач и сеятель христианской «учености», поручил широко известному в то время христианскому писателю Оригену написать опровержение взглядов Цельса. Для ускорения работы ему были предоставлены стенографы, переписчики, каллиграфы, и таким образом было создано христианское полемическое сочинение в восьми книгах, получившее название «Против Цельса».
Стремясь наиболее полно опровергнуть аргументы своего опасного противника, Ориген прибегнул к приему, который оказался чрезвычайно благодатным для науки. Полемизируя, Ориген вначале выписывал цитату из сочинения Цельса, а затем уже давал пространный ответ. Таким образом значительная часть «Правдивого слова» оказалась переписанной Оригеном, и исследователи нового времени, выбрав все эти цитаты, сумели до известной степени восстановить само исчезнувшее произведение.
Цельс, как об этом свидетельствует его книга, был широко образованным для своего времени человеком. Он знал историю, художественную литературу, философию, имел представление о религиозных настроениях и вкусах своих современников и, кроме того, хорошо изучил Ветхий завет, христианскую и гностическую литературу. На этой основе он с позиций рационализма подверг рассмотрению христианское вероучение и в первую очередь учение о Христе. Предваряя идеи, которые пятнадцать столетий спустя будут высказаны французским священником Жаном Мелье, Цельс говорит, что прежде чем воспринять какое-либо учение, надо его подвергнуть суду разума, ибо иначе легко поддаться обману. «А именно, так, — пишет он, — обстоит дело с христианами. Некоторые из них не хотят ни давать, ни получать объяснения насчет того, во что веруют. Они отделываются (фразами вроде): „не испытывай, а веруй“, „вера твоя спасет тебя“, они говорят: „мудрость в мире — зло, а глупость— благо“»[2].
Цельс отвергает евангельский миф о непорочном зачатии и приводит версию, видимо, бытовавшую в его время, будто Иисус — плод тайной любовной связи пряхи Марии и солдата Пантеры. Он говорит, что миф о непорочном зачатии матери Иисуса сходен с целым рядом эллинских мифов о Данае, Меланиппе, Антиопе и совсем не оригинален. Цельс подчеркивает безосновательность перенесения ветхозаветных пророчеств на Иисуса. Почему на него, а не на кого-либо другого? — спрашивает он. Вообще, замечает он, такого рода пророчества, произносимые в состоянии экстаза, открывают возможность для различных толкований. Цельс отрицает божественную сущность Иисуса, доказывая это на примерах его евангельской биографии. К чему евангельский рассказ о бегстве родителей Иисуса с новорожденным младенцем в Египет? Ведь бог не может бояться, что его убьют. Он подчеркивает неправдоподобие и неоригинальность евангельских рассказов о чудесах. «Допустим на минуту, — пишет он, — (что правда) все то, что рассказывают морочащие (читателей) ученики твои насчет исцелений, воскресения, о нескольких хлебах, насытивших толпу, причем еще остались большие излишки, и о всем прочем; поверим, что ты все это совершил: (но ведь ничем не хуже) дела чародеев, обещающих еще более удивительные вещи, и то, что совершают выученики египтян, отдающие посреди рынка за несколько оболов свои замечательные знания, изгоняющие бесов из людей, выдувающие болезни, вызывающие души героев, показывающие призрачные роскошные пиры, трапезы, печения и лакомства, приводящие в движение не существующих в действительности животных, являющихся таковыми лишь для воображения. Так что же, если они проделывают такие вещи, нам придется считать их сынами божьими? Или нам надо сказать, что это проделка дурных и жалких людей?»[3].
Целый ряд евангельских несуразностей, привлекших внимание научной критики в Новое время, был уже подмечен Цельсом в его «Правдивом слове». Он отвергает евангельский миф о воскресении, показывая, во-первых, что аналогичные мифы существовали среди «язычников» еще до появления христианства и, во-вторых, что сами евангельские доказательства воскресения несостоятельны и покоятся на свидетельствах, взаимно друг друга исключающих. Цельс ставит перед своими читателями и такой вопрос: в чем смысл сошествия христианского бога на землю? Чтобы узнать, что делается у людей? Значит, он не всеведущ. Или он все знает, но не может исправить с высоты своей обители? Значит, он не всемогущ. Или, может быть, он сделал это из стремления приобрести популярность? Значит, он тщеславен. Автор «Правдивого слова» отмечает, что христиане наделяют своего бога чертами людей и приписывают ему дела и идеи, воспринятые из греческих мифов и неправильно понятых ими, искаженных постулатов античной философии.
С острым сарказмом говорит Цельс о претензиях христиан и иудеев его времени на преимущественное перед другими народами положение у бога. Он уподобляет их лягушкам или черням, которые, усевшись вокруг лужи, стали бы говорить, что они — главная забота бога и бог, оставив все остальное, не устает посылать к ним вестников и домогаться, чтобы они его не оставили. Цельс насмехается над их идеей божественной целесообразности. «Христиане, — иронизирует он, — подобны червям, которые стали бы говорить, что, мол, есть бог, а затем следуем мы, рожденные богом, подобные во всем богу; нам все подчинено — земля, вода, воздух и звезды, все существует ради нас, все поставлено на службу нам. Ныне, говорят черви, ввиду того, что некоторые среди нас согрешили, придет бог или он пришлет своего сына, чтобы поразить нечестивых и чтобы мы прочно обрели вечную жизнь с ними». И заключая, Цельс добавляет: «Все это более приемлемо, когда об этом спорят между собой черви и лягушки, чем иудеи и христиане»[4]. Стремясь просветить заблудших иудеев и христиан и вернуть их в лоно разума, Цельс с наивной убежденностью восклицает: «Иудеи и христиане! Ни один бог и ни один сын божий не спускался и не стал бы спускаться на землю»[5].
С рационалистических позиций критикует он также христианские учения о воскресении мертвых, о страшном суде и огненной геенне. Он отмечает расхождения среди самих христиан по многим вопросам вероучения — о гностических сектах, о многократных переделках евангелий, ввиду обнаружения в них уже в его время, в последние десятилетия II в. н. э., бесконечных несуразностей и противоречий.
Цельс не атеист. Развенчивая христианское вероучение, он призывает его приверженцев вернуться в лоно «отчих» богов и официального культа. Однако его наблюдения, относящиеся еще к тому времени, когда только шло формирование христианства, выявление им противоречий в христианском вероучении и попытка показать исторические корни некоторых евангельских мифов представляют в истории науки выдающийся интерес. До известной степени Цельса можно считать родоначальником того критического направления, которое спустя полтора тысячелетия породит целые школы научной критики новозаветных произведений.
* * *«Дорогие друзья, мне нельзя было при жизни открыто высказать то, что я думал о порядке и способе управления людьми, об их религиях и нравах, это сопряжено было бы с очень опасными и прискорбными последствиями; поэтому я решил сказать вам это после своей смерти… Цель моя — по мере сил моих открыть вам глаза, хоть и поздно, на те нелепые заблуждения, среди которых мы все, сколько нас есть, имели несчастье родиться и жить, на заблуждения, которые я сам имел неприятную обязанность поддерживать в вас. Говорю — неприятную, потому что эта обязанность поистине была мне тяжела…»[6].
