Валерий Гиндин - Психопатология в русской литературе
На фоне нарастающего соматического неблагополучия в ночь на 12 сентября возник «raptus melancholicus» – взрыв тоски, повлекший принятие яда («царской водки»), а сознание тяжких предсмертных мук для облегчения страданий и попытку зарезаться.
Иного, учитывая клинические показатели болезни Радищева, ожидать и не следовало, ведь за 19 лет своей болезни Радищев пронес мысль о самоубийстве, и даже в межприступные периоды.
А. Н. Радищев оставил в памяти потомков восхищение своим патриотизмом, ненавистью к рабству и угнетению, он до конца исповедовал свои принципы и даже в минуты человеческой слабости, оставался верен своим высоким идеалам.
Прав был И. С. Тургенев говоря: «В человеческой жизни есть мгновения перелома, мгновения, в которые прошедшее умирает и зарождается нечто новое».
Это о А. Н. Радищеве писателе и человеке.
Литература
1. Бабкин Д. А. Н. Радищев в последний год жизни. Ж. Русская литература, 1966 г. № 1, с.125–140.
2. Граглин Н. Последний день о семье Радищева. Ж. Советская женщина, 1989, № 11, с.26–40.
3. Даль В. Словарь живого великорусского языка. Репринт. изд. М., 1994 г. т.1.
4. Зеньковский В. История русской философии. М., 2001 г.
5. Игнатьев А. В. С былым наедине. М., 2001 г.
6. Ключевский В. О. Сочинения в 9 томах. М., 1989 г. т.5, с.284–285.
7. Лотман Ю. М, Собрание сочинений т.1 Тарту, 2000 г.
8. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в 10 т. 1951 г. т.7, с.350.
9. Радищев А. Н. Избранные сочинения. М., 1952 г.
10. Радищев Н. А., Радищев П. А. Биография Радищева. М., 1959 г.
11. Русские портреты XVIII–XIX вв. М., 1999 г. т.3. с.510.
12. Луначарский А. В. Радищев А. Н. – первый пророк и мученик революции. Петроград, 1918 г.
13. Степанов Г. День у Шешковского М, 1987 г.
14. Светлов Л. Б. А. Н. Радищев. Критико-биографический очерк. М, 1958 г.
15. Макогоненко Г. П. А. Н. Радищев и его время. М, 1956 г.
16. Форш ОД. Радищев. Трилогия М, 1987 г.
17. Чхартишвили Г. Писатель и самоубийство. М, 2001 г., с.204.
18. Шторм Т. П. Потаенный Радищев. М, 1968 г.
19. XVIII век. Сборник АН СССР Ленинград, 1977 г.
Глава II
Загадка жизни и смерти «Императорского безумца»
Я странен?
А не странен кто ж?
Петр Яковлевич Чаадаев – «первый русский философ» умирал. Умирал странно и загадочно. Он просто не захотел больше жить, и сам заказал свою кончину. Так, в старину, делали святые старцы, правя себе домовину, ложась в гроб и умирая в назначенный срок.
Петр Яковлевич Чаадаев родился 27 мая 1794 г. Воспитывался в семье князей Щербатовых вместе с братом. Воспитанием занималась их тетка старая дева княжна Щербатова Анна Михайловна.
Салон, который она держала, охотно посещался видными общественными деятелями, дипломатами и писателями.
Здесь велись различные чтения, дискуссии и споры. Братья Чаадаевы получили блестящее домашнее воспитание, владели в совершенстве европейскими и древними языками. В 1808 году братья были определены в Московский университет.
Но вот настал 1812 год. П. Я. Чаадаев оставляет учебу в Университете и, как приписной Семеновского лейб-гвардии полка выезжает в действующую армию.
С самого начала и до конца войны он сражается под Бородином и на Березине, под Кульмом и Лейпцигом.
За проявленную недюжинную храбрость Чаадаев награждается орденами Анны IV степени и Железным Крестом.
Вернувшись после победоносного похода «по Европам», Петр Яковлевич с головой окунается в водоворот светской жизни.
Федор Глинка писал о нем:
«Одетый праздником с осанкой важной смелой,
Когда являлся он пред публикою белой
С умом блистательным своим
Смирялось все невольно перед ним».
В Петербургском, особенно, в дамском окружении он производит неизгладимое впечатление изысканной одеждой и манерами. Непревзойденный щеголь в маске презрительного равнодушия и особой значимости, он вызывал бесчисленные пересуды о своей личности и «тайной» жизни. Дочь Н. Н. Раевского Екатерина Николаевна писала в письме: «… Петр Чаадаев был чрезвычайно заметен в Петербургском обществе. Будучи адъютантом командира гвардейского корпуса, он находился в постоянном общении с великими князьями Константином и Михаилом Павловичами, оказывал ему расположение и будущий царь великий князь Николай Павлович».
Он отличался в высшем свете не гусарскими, а какими-то байроническими манерами. «Он человек своего времени, – русский барин – помещик, избалованный, изнеженный, ленивый и праздный, весь в долгу, как в шелку, смолоду красавец и щеголь, до конца дней заботится о своей наружности». «Современная кокетка, по часам просиживал за туалетом, чистил рот, ногти, притирался, мылся, холился, прыскался духами», – вспоминает А. И. Тургенев. L beau Tchaadaef (красавчик) – называли его гвардейские офицеры.
Чаадаев пользовался ошеломляющим успехом у дам высшего света, они между собой называли Петра Яковлевича «розаном».
Он же любил похвастать интрижками, которых вовсе не имел. Ф. Вигель писал, что «никто не замечал в нем нежных чувств к прекрасному полу: сердце его было преисполнено обожания к сотворенному им из себя кумиру. Когда изредка ему случалось быть с дамами, он был только учтив».
«Он имел одно виденье,
Непостижимое уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему
С той поры, сгорев душою,
Он на женщин не смотрел»
так отзывается о нем его любящий друг А. Пушкин. О каком виденье идет здесь речь? Ну, естественно, о спасении России. Но об этом в нашем повествовании далее.
А пока экзальтированные, писанные, по видимому, в полуобморочном состоянии, письма влюбленных дам: «…провидение вручило вам свет, слишком яркий, слишком ослепленный для наших потемок…как бы Фаворское сияние, заставляющее людей падать лицом на землю», – писала одна из них.
А другая – Авдотья Сергеевна Норова, признавалась Чаадаеву в любви: «Я хочу просить вашего благословения… Мне было бы так отрадно принять его от вас коленопреклоненной…Не удивляйтесь и не отрекайтесь от моего глубокого благоговения – вы не властны уменьшить его».
Чаадаев не разделял чувств молодой прекрасной женщины. Неразделенная любовь свела ее в могилу. Но двадцать лет спустя Чаадаев вспомнил об этой любви и завещал похоронить себя рядом с Норовой.
А пока в круговороте светского вихря, в нескончаемой череде балов, дружеских попоек летело и приближалось к краху время, отпущенное провидением блестящему флигель-адъютанту, и надежды на должность адъютанта императора разбились в прах.
Почему вдруг на высоте карьеры Чаадаев в 1820 году подает прошение об отставке, и разгневанный Александр I немедленно подписывает прошение гвардейского ротмистра даже без пожалования следующего чина? Вот эта жгучая тайна не давала покоя современникам Чаадаева, да и нам, исследователям, живущим в нынешнем времени, тоже небезынтересна эта загадка, явившаяся неким водоразделом в ипостасях личности Петра Яковлевича, неузнаваемо изменившим его внешний и внутренний облик.
Одни историки говорят, что Чаадаев, посланный гонцом к Александру I в Тропау, где проходило совещание глав государств Священного союза, с известием о восстании в Семеновском полку, будто бы опоздал и царь получил это известие от австрийского министра Меттерниха. Другие считают, что виной этому явилось само восстание в Семеновском полку, в котором был замешан брат Чаадаева Михаил, третьи утверждают, что причиной явилась некая беседа Чаадаева с русским императором в которой, якобы, Чаадаев высказал Александру I мысли, впоследствии опубликованные в злосчастном «Философическом письме № 1».
В 1821 году полиция провела обыск в имении братьев Алексеевском. Искали бумаги, могущие пролить свет на волнения в Семеновском полку.
Эти обстоятельства произвели гнетущее впечатление на братьев.
К 1823 году душевный кризис Чаадаева усилился – его терзает скука, разочарованность. Появляются различные «болячки». Несмотря на череду развлечений, Чаадаев часто остается дома из-за желудочных болей, мучительных колик. Его донимают запоры, так что без слабительного обходиться было невозможно. Петр Яковлевич сознает, что причиной хворей является его «нервическое воображение», обманывающее в собственных чувствах». Он лечится у знаменитого френолога Галла от «гипохондрии».
Узнав о глубоком духовном кризисе и тяжелой ипохондрии перед заграничным путешествием, А. Пушкин просил П. Я. Вяземского «оживить его прекрасную душу».
Да, все это так и было! Но было и другое, была одна, мягко говоря, странность, которая может нас, навести на определенные размышления о том, почему Петр Яковлевич был так непроницаемо холоден с женщинами. М. О. Гершензон утверждал, что Петр Яковлевич имел «атрофию полового чувства».
