Алексей Шибаев - Психоанализ. Среди Миров, Пространств, Времён…
Недовольство Герды мужем нарастало. Она начала провоцировать скандалы, завела любовника, но посмела развестись с мужем только после смерти матери. Смерть матери, подобно смерти брата, осталась не оплаканной ни в семье, ни в душе Г, будто матери никогда не существовало в реальности.
Повторяющийся сон: про Отечественную войну; она с солдатами стреляет в немцев. Последнее время снились ужасы.
Сексуальный анамнез: Menses с 13 лет. Coitus с 19 лет, первый половой партнёр – будущий муж. Она не помнила, сколько они вместе прожили… лет 11.
Секс с мужем её не прельщал, оргазм появился вне брачных отношений. Развестись Герда смогла только после смерти матери (та бы не одобрила). Ей было 29 лет, после развода она «вздохнула». Затем – множество кратковременных сексуальных связей. Почти все любовники были женатыми мужчинами. На момент начала анализа у неё был любовник грузин, более чем на 10 лет младше её, женатый. За пять лет до начала анализа Герда перенесла правостороннюю овариоэктомию.
Соматические страдания: хроническая экзема и полиартрит кистей рук с детства, периодические давящие и схваткообразные боли в нижних отделах живота с детства.
Психоаналитическое путешествие
Динамика аналитических процессов в начале путешествия
Исключая несколько первых сессий, когда пациентка периодически делала паузы, пытливо глядя мне в лицо, словно спрашивая – интересна ли она мне (учитывая её тревожность, я предложил ей лечь на кушетку примерно через месяц после начала наших встреч), Герда почти полгода была многословной и возбуждённой. На первую сессию Герда принесла сон, в котором она проходит по льду мимо веселящихся людей, за ней идёт какой-то мужчина, Герда проваливается в прорубь, но тот человек вытаскивает её. С её слов – этим человеком мог быть я. Я должен был её спасти и привести к веселящимся мужчинам и женщинам. В дальнейшем мы много времени потратили на прояснение её возможности действовать успешно лишь в экстремальной ситуации, на грани смерти. Экстремальная ситуация и страх смерти ассоциировались у пациентки с сексуальностью и с непониманием, кто такие мужчины и кто такие женщины. Герда проявила свою заинтересованность во мне как в Мессии, конечно бесполом («какое значение имеет Ваш пол?» – интересовалась она), который должен раскрыть ей глаза на существующий безумный хаотичный мир. Часто она подсмеивалась над собой, в желании меня задобрить, в пробных идентификациях со мной – агрессивным преследователем – частичным объектом. Скорее это была злобная ирония, высвечивающая мазохистский способ наполнения аффектами удовольствия. Г боялась меня, моего всемогущества и моих слов-заклятий = действий для неё. Она почти не давала мне возможности что-либо сказать. На пробные интервенции она никак не реагировала, пропуская их мимо ушей, либо спрашивала, что ей с этим делать. В то же время, разрушая мои мысли и смыслы во мне, она крала их, присваивала себе и наделяла присвоенное магией. Тогда она становилась всемогущей в своей борьбе с окружавшими её опасными и преследующими объектами, включая меня. Всё же, опасаясь возмездия с моей стороны, пациентка льстила мне и декларировала, будто именно я даю ей жизненно важные советы, чрезвычайно ей помогающие справиться с раздражающим отцом, шаркающим тапочками, ходящим по её следам в квартире, появляющимся по утрам с будильником в руках на пороге её комнаты (у неё не было ни собственных наручных часов, ни собственного будильника), или поливающему её водой, если она не вставала, а также часто наблюдающему её переодевания. Будто мои «советы» помогают ей справиться со злобой и яростью, вызванными поведением дочери, проявляющей самостоятельность и экспериментирующей своей сексуальностью. Герду бесило появление сына (на тот момент ещё учащегося на юриста в военном институте), который вечно подшучивал над ней и давал ей советы. Тут я тоже «помогал». Пациентку волновали отношения с любовником – женатым грузином, лет на 10 её младше. С её слов – она вступила с ним в сексуальные отношения, так как он её «преследовал». Чувство преследования было настолько непереносимым, что Г даже попыталась соблазнить отца любовника, дабы через сексуализацию, через манипуляцию монструозными частичными объектами, снизить уровень внутренней тревоги, натравив их друг на друга. Передо мной Герда изображала известный вариант проститутки – «несчастная жертва». Я не соблазнялся, и через некоторое время пациентка заговорила о желании завести для развлечения другой роман. Теперь она играла другую роль – «женщина-вамп». От меня она постоянно требовала советов и подсказок, как она «должна» себя вести в той или иной ситуации.
Пациентка уже через 3 недели после начала анализа устроилась главным бухгалтером в другую фирму, испугавшись, что её денежные ресурсы быстро иссякнут, и нечем будет оплачивать анализ. Там она и завязала роман с местным донжуаном, для «развлечения». Он был старше её примерно на 10 лет, женат, но жена чаще находилась за городом, и у него были «развязаны руки». На работе пациентка ощущала себя преследуемой другими сотрудницами и сотрудниками, но особенно – секретаршей директора фирмы. Ей виделись вокруг злобные интриги, направленные против неё.
Рассказы Герды о многочисленных прежних сексуальных связях демонстрировали её оральную ненасыщаемость и садистическую потребность не столько кастрировать мужчин, бросавшую её от одного мужчины к другому, сколько разрушить всемогущую преследующую грудь. Образ фаллоса совмещался с образом груди, накладывался на него. Её сексуальная активность как бы лишала мужчин магического фаллоса, но и не приводила пациентку к фалличности и к превращению в мужчину=брата=Ленина… ведь стать Лениным значило ещё – стать матерью. На самом деле, в своём внутреннем космосе пациентка только обнаружила, но ещё не приняла, свои пространства, в коих существует разделение мужского и женского. Сильный страх возмездия за принятие любой половой идентичности подталкивал пациентку скорее не к «деланью» = производству мощных защитных иллюзий бесполого мира, а к предпочтению жизни на узком мостке равновесия между границами параноидношизоидных пространств и пространств депрессивных. Причём, лицом Герда всегда находилась к параноидношизоидным пространствам, по которым часто прогуливалась, выныривая из них использовав сексу ализацию и маниакальность (негатив депрессии). Вдобавок к тому – она частично исполняла наказ «Партии и правительства» = своих родителей: жить за брата. Частично – потому, что полностью принять наказ значило убить отца или жить живым мертвецом. Не случайно Герду привлекали фильмы ужасов с расчленениями и мертвецами. Она могла жить в страшном, но знакомом парциальном мире. Другой, не менее мощный вектор её психической жизни – жизнь «на границах», собственно, на шатком мостке к амбивалентности – вёл её к стремлению разглядеть во мне мужчину и отыскать и раскрыть в себе женственность.
По мере развёртывания и углубления реакций переноса в пациентке раскрылось ещё одно внутрипсихическое пространство. Я стал как бы «смешанной» родительской фигурой. Контуры матери и отца в чудовищной совокупляющейся фигуре становились всё более чёткими и выпуклыми. Более рельефно начало проступать имаго отца, наряду с образом преследующей матери-инвалида пациентки (больной бронхиальной астмой, тяжёлой формой гипертонии и ишемической болезнью сердца), всегда дающей дочери советы и указания, как правильно готовить, встречать гостей и т. д., но старающейся всё делать самой, не подпускающей Г к женским домашним делам, постоянно критикующей. Когда Герда (рождённая левшой) в дошкольном и младшем школьном возрасте, пытаясь помочь матери, мыла посуду левой рукой – мать в бешенстве выбегала из кухни. Когда маленькая Герда, выражая сострадание матери или желая похвастать, рассказывала той придуманные ею истории, мать отвечала обычно: «Не может быть, чтобы это ты придумала, это тебе кто-то сказал, или ты где-то взяла». Со своими родителями пациентка никогда не говорила о своей сексуальности и о проблемах любовной жизни. Собственную сексуальность и интерес к сексуальной жизни родителей она воспринимала как свою «нехорошесть» и порочность. В анализе я начал чувствовать себя грандиозным и всемогущим отцом, контролирующим каждый шаг пациентки, претендующим на её сексуальность, соблазняющим, но эмоционально отстранённым и, более того, способным убить Герду, как он «убил» её брата. В аналитическом пространстве Герда испытывала жгущее любопытство к моей личной жизни, чувствовала себя отстранённой и исключённой из моих отношений с моей женой. Она злилась на меня и на мою жену за то, что мы не пускаем её в наши отношения. Пациентка вспомнила о своей ярости к родителям, когда те уединялись. Герда чувствовала себя исключённой из родительских отношений, а сами их отношения она воспринимала как извращённые, злонамеренные, направленные против неё.
