Валерий Гиндин - Психиатрия: мифы и реальность
Рихард фон Крафт-Эбинг, знаменитый психиатр, нам более известный как автор книги «Половая психопатия», в своем «Учебники психиатрии» в главе, посвященной судебной психопатологии, осветил деятельность религиозных и политических маньяков с психиатрической точки зрения: «… некоторые из этих личностей хотя и лишены общего гармонического развития умственных способностей, свойственного истинному гению, обладают, однако же, каким-нибудь недюжинным односторонним дарованием, и тогда возникает опасность, что малорассуждающая толпа, увлеченная мишурным блеском неожиданных умозаключений, сочтет такого сумасброда за гениальную голову и примет его проповедь как новое Евангелие.
Множество этих ненормальных людей остаются всю жизнь на ступенях низкого политиканства и теоретических мечтаний об усовершенствовании человечества, но эта ступень служит уже у них прологом к тяжелой и неизлечимой душевной болезни… под влиянием общего брожения умов, охватывающего массы в смутное время, теряют последний остаток самообладания,… они начинают чувствовать непреодолимое стремление поступать в смысле своих идей и являются народными фаворитами, вожаками восстаний, основоположниками новых политических партий или новых вероучений, делая тем и себя и других несчастными…».
Неправда ли этот великий австрийский прозорливец, предсказал еще в 1897 г. все те революционные потрясения, случившиеся в России в конце XIX и в XX веке, нарисовал, замечательный обобщенный психопатологический портрет руководителей этих потрясений от народовольцев, эсеров, большевиков к диссидентам средины 70—80-х годов XX века?.
Крупнейший отечественный психиатр – директор ГНЦССП им. В. П. Сербского академик Т. Б. Дмитриева (интервью Российской газете 20 ноября 2001 г.), сообщает, что среди диссидентского контингента диагноз вялотекущей шизофрении звучал чаще, чем среди других. Эти люди чаще признавались невменяемыми, чем в среднем за эти годы по другим преступлениям. Но надо учесть и такой момент. Объективно среди тех, кто оказывался в диссидентском движении, были люди с различными психическими особенностями, иначе заболеваниями. Это было подтверждено при выезде некоторых диссидентов за рубеж, где они попадали в психиатрические больницы и потом годами лечились. Практика показывает, что в любом диссидентствующем движении есть здоровые идеологи, а есть примкнувшие к ним люди, которые не всегда психически здоровы. Однако это не мешает им проповедовать и исповедовать определенные идеологические нормы… Среди людей с психическими расстройствами много талантливых, интересных, нестандартно мыслящих, которые полезны обществу, государству. Диагноз есть диагноз.
Можно лечиться, но при этом быть блестящим художником, композитором, поэтом и так далее. Одно другому не должно мешать…
Ох уж этот диагноз – вялотекущая шизофрения! Кто только из правозащитников не пытался опорочить академика А. В. Снежневского и «полковника КГБ» профессора Д. Лунца, будто бы специально в угоду КГБ, создавших концепцию «вялотекущей шизофрении». Опять ложь. В следующих главах я подробно остановлюсь на истории возникновения этого диагноза.
Теперь, чтобы меня не обвинили в очернении диссидентского движения, перейдем к свидетельствам самих диссидентов и им сочувствующих.
М. Буянов, психиатр считает, что «…среди борцов за разные идеи всегда имеется много лиц с теми или иными бросающимися в глаза особенностями, которые далеко не всегда могут быть расценены, как аномальные; эти особенности могут рождаться или усиливаться вследствие неблагоприятных жизненных ситуаций (в том числе расовых, политических и иных преследований), соматических болезней, сексуальных проблем…».
«Архитектор» Перестройки А. Яковлев характеризует диссидентство, как явление биполярное. На одном полюсе – творцы, мыслители, художники. На другом – местные правдоискатели, «чудаки».
С одной стороны, считает А. Яковлев, «чудаки» есть везде, а есть «чудаки» иначе думающие. Они с риском для себя и своей семьи высказывали свои убеждения (отличались способностями, знаниями и гражданской активностью). Они были «чудаками», но и патриотами своей Родины (не из сказок ли это про Ивана-дурака, который был умнее не только своих братьев?). И опять возникает национальный бренд «горе от ума».
Петр Вайль, известный журналист и писатель, примыкавший к диссенту и эмигрировавший в 1977 в США, так характеризует диссидентов: «Советские психиатры были, в общем-то, правы, утверждая ненормальность этих (диссидентов – В. Г.) людей. Они в той же мере психически отклонены от нормы, как поэты или религиозные подвижники. Не является и не может являться нормой творчески насыщенная жизнь, достигающая пика в привлекательном мученичестве подвига». «Я ждал этого суда, как праздника», – говорил Владимир Буковский. «То был самый жуткий момент моей жизни (суд – В. Г.), но это был мой звездный час», – восклицал генерал Петр Григоренко.
Вам читатель ничего не напоминает такая позиция?
А костры инквизиции, а мученический фанатизм девы Иоанны, Яна Гуса, Джордано Бруно, а двуперстие боярыни Морозовой, а изуверская гибель Зои? Все это было в истории. Это были смертные подвиги отдельных личностей во имя своих идеалов. Диссиденты, как и «народники» и эсеры, сознательно шли на мучения и моральную гибель во имя Идеи. Конечно, некоторые их них были фанатиками с образованием сверхценных идей реформаторства.
Психиатр Михаил Турецкий, ныне живущий в Израиле, в книге «Легенды и мифы советской психиатрии», свидетельствует о том, что среди обитателей психиатрических больниц было немало диссидентов, среди них по настоящему душевнобольных, протестующих против советских порядков по соображениям бредовым, так и не мало вполне психических здоровых.
Но разве все диссиденты были «маленечко того»? Конечно, нет.
Все-таки большинство людей, разделявших взгляды диссидентов, были психически здоровы.
Ю. Даниэль, один из первых диссидентов 60-х годов, пишет в 1995 году, что к диссидентам было двойственное отношение, не только со стороны реформаторов из Политбюро, но и со стороны многих руководителей демократической общественности. Открытая конфронтация с властью – это ненужная бравада одиночек. «В среде диссидентов задают тон безответственные честолюбцы, склонные к экстремизму и риторике. Может быть, эти люди обладают личным мужеством, но это мужество непрактично и не в состоянии породить ничего положительного».
Далее Ю. Даниэль проводит мысль о том, что диссидентство было бесплодным. Ограничившись только декларациями, оно не создало, в отличие от Польской «Солидарности» или Чехословацкой «Хартии-77», ставших впоследствии политическими партиями, никакой платформы. А какая может быть общая платформа у либерала А. Сахарова, почвенника-антисемита И. Шафаревича и генерала-коммуниста П. Григоренко, а ведь они вместе со своими единомышленниками прошли все круги диссидентского ада, устраиваемого КГБ. Значит, прав был А. Сахаров, определивший диссидентство как «способ общественного поведения в условиях несвободного общества». А как проявился творческий потенциал диссидентов, эмигрировавших за границу? Как там проявилось их общественное поведение в условиях свободного общества? Об этом чуть позже. А пока снова свидетельство Петра Вайля о том, как возникало диссидентство.
Он пишет: «Несогласие с уродствами социальной гаммы требований реакции, творческая личность противопоставляла несовершенному миру свои ценности. И высшая российская ценность легла в основу зарождающегося общественного мнения. Что может быть увлекательнее, чем в компании остроумных, подвыпивших друзей ругать Советскую власть?»
Дружить с остроумными, талантливыми и смелыми людьми – само по себе достижение и честь. Дома известных диссидентов показывали девушкам в качестве аттракциона вечерних прогулок. Вхожесть в такую квартиру ценилась выше, чем пропуск в Дом кино.
А дружба обязывала держаться на уровне. «Было очень трудно не подписать письмо: это значило признать, что я боюсь, что молодым людям всегда неприятно, или показать, что я не так уж озабочен судьбой своих заключенных друзей», – вспоминал Андрей Амальрик.
Желание быть не хуже, высокая стоимость дружеских отношений обменивалась на утраты комфорта и даже свободы.
По сути каждый диссидент 60-х годов – отдельная драма, иногда трагедия. Естественно, что эти люди заметно возвышались над толпой… Тогда диссидентство еще существовало как локальные акты отдельных личностей, когда самой развеселой организационной формой была веселая компания с неразделенным единством пения под гитару, выпивки, чтения стихов и сочинения писем протеста. Но эти компании нарушили закон молчания». Диссидентское движение, как выразился известный правозащитник Сергей Ковалев: «…Это “Ноев зоосад” – сообщество разномыслящих, отрабатывавшие в условиях несвободы модель будущего гражданского общества».
