Евгений Сатановский - Котёл с неприятностями. Ближний Восток для «чайников»
Иранская армия и силы Корпуса стражей исламской революции вооружены в основном устаревшим оружием, однако многочисленны, мотивированы и имеют боевой опыт, полученный в войне с Ираком 80-х годов, борьбе с сепаратистами, террористами и наркоторговцами на собственной территории, в Сирии и в приграничных с Ираном районах Ирака, Афганистана и Пакистана. Помимо этого у Ирана есть опыт противостояния с Израилем и Саудовской Аравией.
Соответственно, как и в ситуации с Турцией, фактор ядерного сдерживания играет для России на иранском направлении ключевую роль. Получение ИРИ ядерного статуса в военной сфере снизит это преимущество. Появление у Ирана атомной бомбы обрушит режим нераспространения и спровоцирует гонку ядерных вооружений на БСВ и в мире в целом, осложняя отношения России с ИРИ.
Отметим, что в отличие от Турции, которая может только пытаться задействовать в случае конфликта с Россией потенциал исламистских радикалов, Иран имеет соответствующий опыт, включающий создание и поддержку военно-террористических структур, транспортировку для них вооружений и военной техники на дальние дистанции, реорганизацию после военных поражений («Хизбаллы» в 2006-м, ХАМАСа в 2009-м годах), теракты против посольств – в Аргентине, организацию массовых волнений – на Бахрейне и в Ливане, а также поддержку местных этнических формирований – в Ираке, Сирии, Ливане, Афганистане и Йемене. Этот послужной список заставляет серьёзно относиться к иранскому потенциалу «гибридной войны».
ИРИ, в случае принятия его руководством соответствующего решения, может за 4–6 месяцев создать в Дагестане и других регионах российского Северного Кавказа обстановку, близкую к ситуации в Южном Ливане. Не стоит забывать, что практика использования «шахидов-самоубийц» была широко распространена в Иране в годы иракской войны. Не случайно вооружённые силы ИРИ имеют в своём составе на случай «асимметричной войны» подразделения «камикадзе», в том числе в составе ВВС и ВМФ.
Террористическое подполье Иран в России не поддерживает, однако инфраструктура его влияния в стране создана (в том числе в Новосибирске, Казани, Астрахани, Санкт-Петербурге и Москве), включая сеть культурных центров, стиль работы которых напоминает Совзарубежцентры. Тегеран может использовать влияние в этнических диаспорах России для доступа к закрытой информации политического и военно-технического характера.
Ослабление государственной власти в Пакистане и возможная в среднесрочной перспективе дезинтеграция этой страны обострят для Москвы проблемы нераспространения оружия массового уничтожения, афганского наркотрафика и радикального исламизма, проникновение которого в Россию идёт через центральноазиатские диаспоры.
Неизбежное после вывода американских войск из Афганистана возвращение к власти там талибов означает вытеснение из афгано-пакистанского пограничья в страны Центральной Азии и Россию исламистских вооружённых формирований, включая «Исламское движение Узбекистана» и другие радикальные группировки, вплоть до ячеек «Исламского государства». Процесс этот в 2015-м году начался – афганское пограничье от Туркменистана до Таджикистана занято исламистами, что чревато дестабилизацией Центральной Азии и попытками смены правящих там режимов (в первую очередь в Узбекистане).
Ядерная программа Пакистана для поддержания режима нераспространения опаснее иранской: в случае потери правительством контроля над страной высока вероятность попадания в руки исламистов или «на свободный рынок» расщепляющих материалов, оборудования, ядерных зарядов и их носителей. Альтернатива – перемещение пакистанского ядерного комплекса за пределы страны, на территорию Саудовской Аравии или ОАЭ.
Политических инструментов, позволяющих контролировать Пакистан извне, не существует. Задача эта в перспективе может быть решена только Индией, военным путём, что означает ядерную войну и геополитическую катастрофу, или Китаем. Усиление КНР в постсоветской Центральной Азии и Афганистане, экономическое и военно-политическое партнёрство этой страны с Пакистаном дают Китаю шанс на успешное вмешательство в зоне АфПака после ухода оттуда войск США с минимальным применением силы.
«Арабская весна» на определённый период времени привела исламистов к власти в Тунисе, Египте, Ливии и других странах БСВ и Африки, где они пытались, интегрировавшись во властные структуры, получить доступ к ресурсам этих государств. Именно в этом направлении эволюционировали «Братья-мусульмане». Синтез политического ислама и государственных институтов должен был произойти за счёт исламизации этих институтов, включая вооружённые силы, и радикализации политики стран, в которых исламистам удалось стать частью государственной системы.
В то же время результат этих действий для исламских радикалов неоднозначен. В большинстве стран «Арабской весны» они потеряли власть и пытаются вернуться к ней, используя государства, патронирующие исламистов: Саудовскую Аравию, Катар, Турцию и Пакистан. Россия в Сирии вступила с ними в открытую войну, успешно встав на пути «террористической тройки»: Анкары, Дохи и Эр-Рияда.
Результативность экономических проектов России на БСВ, включая турецкое, арабское и иранское направления, сомнительна. Крупные совместные атомные и трубопроводные проекты, как правило, имеют политическую основу, и их реализация зависит от текущей конъюнктуры. Нефтегазовые и торговые проекты, рассчитанные на быструю прибыль, реализуются успешнее. В качестве компенсации проблем, которые Россия получает в рамках экономического сотрудничества с исламскими странами БСВ, можно рассматривать сотрудничество с Израилем, включая вопросы интеграции промышленности высоких технологий, борьбы с терроризмом и преодоления западных санкций.
Анализируя состояние дел в регионе, приходится признать провал большей части попыток мирового сообщества влиять на идущие там процессы. Происходящее в регионе не укладывается в принятые на Западе политологические теории. Степень влияния извне на идущие там процессы минимальна, последствия этого влияния контрпродуктивны. Проблема не только в том, что регион дестабилизирует международную политику и экономику, но и в том, что попытки сгладить это негативное влияние лишь ухудшают ситуацию. Международное сообщество на БСВ играет роль пресловутых семи нянек.
Российская политика, в отличие от советской, перестала использовать в каждом проблемном случае силовые сценарии и попытки финансового давления, исходя из ограниченности ресурсов и изменения внешнеполитических задач: Москва не претендует на статус сверхдержавы, чреватый непосильными расходами и перенапряжением сил страны, применяя военную силу за пределами своих границ в исключительном случае – в Сирии. Особый вопрос, может ли она без применения ядерного оружия противостоять Ирану или Турции в случае полномасштабного конфликта с этими государствами. Проблема и в эффективности её борьбы с исходящим из региона наркотрафиком и исламистским терроризмом.
Вследствие понимания руководством страны сложившейся ситуации, Россия, как правило, придерживается политики минимальных осложнений с соседями и «равноудалённости» от региональных конфликтов. Именно это заставляет её поддерживать отношения с Ираном, не входя с ним в антизападный союз, но сотрудничая в борьбе с афганским наркотрафиком и терроризмом в Сирии. Присутствовать в качестве наблюдателя в Организации исламского сотрудничества и ОПЕК. Противостоять свержению правящего режима в Сирии и куда осторожнее стран Запада вести себя в отношении «Арабской весны» и её организаторов.
Отсюда же решения Москвы участвовать в борьбе с сомалийскими пиратами, сотрудничать с Западом в химическом разоружении Сирии и попытки инициировать его активность в борьбе с производством и распространением афганских наркотиков. Сохранение военно-технического сотрудничества с Индией при налаживании политических контактов с Пакистаном. Последовательное противостояние попыткам радикализации российских мусульман. Усилия по поддержанию ровных отношений со странами арабского мира, позиционируя себя как страну, лояльную к исламу – в том числе за счет активной поддержки хаджа, а также голосование в ООН за создание палестинского государства при прочных отношениях в сфере безопасности и борьбы с терроризмом с Израилем.
Эта политика далека по своему уровню от долгосрочной глобальной деятельности Китая или энергичных действий Турции, Ирана и Катара. Связано это не только с нехваткой средств и нежеланием повторять ошибки Советского Союза, но и с элементарной нехваткой кадров. Ещё большей проблемой для России является слабая координация звеньев государственной системы. Формально российские госкорпорации и ведомства действуют согласованно, в рамках регламента и прописанных в канонах процедур. Де-факто слабая мобильность, медлительность, незаинтересованность в конечном результате, нежелание брать на себя ответственность, волюнтаризм высшего и фаворитизм среднего управленческого звена, системная и личная коррупция – отличительные черты российских проектов на БСВ.
