Серж Московичи - Век толп
Тотемическая гипотеза придает смысл работе идеализации. Она определяет прогресс, который происходит в культуре, как и в политике, от внешнего мира к миру внутреннему. С течением времени люди создают в самих себе как психическую инстанцию некое сверх-“Я”, отказ от инстинктов, навязанное им извне. Напротив, в экономике и технике прогресс идет от внутреннего к внешнему и выполняет работу материализации. Он всегда стремится воспроизвести во внешнем мире в виде физических протезов (роботов, инструментов, машин) части тела, руки, ноги, глаза, также как внутренние идеи и ощущения. С одной стороны, из мира вещей хотят сделать мир людей, а с другой, наоборот, — из мира людей мир вещей. Было бы слишком большим упрощением утверждать, что эта эволюция имеет своим источником отцеубийство, воспоминание о котором мы храним. Никто не помышлял построить на этом гипотезу и ввести ее в науку. Теперь это сделано.
Часть 8. ГИПОТЕЗЫ О ВЕЛИКИХ ЛЮДЯХ
Глава 1. ЧЕЛОВЕК МОИСЕЙ
I
Чтобы осветить дорогу, по которой мы двинемся, достаточно одного факта. Каждый раз, когда происходит крупное потрясение и рождается новый тип политической власти, доктрина и образ этой власти выражаются в мифе. Самая абстрактная мысль запечатлевается, таким образом, в живой материи культуры. Вспомним о «Левиафане» Гоббса или о «Государе» Макиавелли, которые и сегодня в глазах всех олицетворяют монолитность государства и вождя.
"Фундаментальный характер «Государя», — пишет Грамши. — не представляет собой систематическое изложение, но это «живая» книга, в которой политическая идеология и политическая наука сливаются в драматической форме "мифа"".
Нужен был бы миф и для нашего времени. Разумеется, вожди эпохи толп имеют общую черту с вождями всех времен — это люди властвующие и правящие. Но, чтобы увлекать и направлять современные народы, они должны обладать специфическими свойствами, которые отличают их от всех остальных. Мы знаем, почему: основное место их деятельности теперь не парламент, не канцелярия, церковь, кабинет или Двор. Они действуют на улицах, форумах и в публичных местах. Власть их не дана парламентом и не освящена церковью. Они получили ее не из рук верховной власти, а в соответствии с логикой идеи, разделяемой толпой. Союзники или враги, от которых все зависит для них, теперь не вожди, представители, монархи, министры, а массы, избирающие их или Нет. Почти все решается на встречах с массами. Так, власть вождей, даже если они находятся в господствующем положении, не может искусственно поддерживаться силой или законом, если только она не связывается с верованием, формирующим поступки, мысли и чувства. Если такое верование ослабевает или связь распадается, власть вождей не более жизнеспособна, чем лист, сорвавшийся с дерева.
Нужно, чтобы вождь был одновременно человеком власти, идеи и убеждения или веры. Только такое счастливое соединение в одной личности дает возможность триумфа. Что может значить для него такой триумф? В основном способность переплавить индивидов в массу, которая может предстать в форме партии или движения и, в более широком смысле, в наше время в форме нации. Он внушает им чувство принадлежности к особенной человеческой группе, имеющей определенную миссию и обладающей специфическим образом жизни. Он убеждает их, что каждый индивид может раскрыться только в лоне группы, характеризующейся общими обычаями и верованиями, языком, художественным и философским содержанием, включая родственные, классовые и этнические связи. Индивид существует, только если обладает этими признаками и чертами, если он разделяет ценности и цели группы. По мысли Ле Бона, в свое время мы ее приводили, всякий вождь должен сочетать страстную убежденность Робеспьера, человека, создавшего идею, с обольстительным могуществом Наполеона, человека, созданного идеей. Он — та душа мира, перед которой склоняются народы, объект восхищения в равной мере для философа и для старых солдат Империи.
Можно было бы добавить еще много других воодушевляющих или ужасающих примеров. Однако невозможно не видеть их родства с тем типом авторитета, который Макс Вебер связывает с харизмой. Харизматический лидер выпускает верования из их логова, чтобы с их помощью овладеть рассудком. Его способности сливаются с материей власти. И тогда мы можем безоговорочно заявить: вождь господствует. Но он господствует потому, что вера, его и масс, сделала его вождем. Все эти данные позволяют нам сформировать образ пророчества и пророка. Точнее, израильского пророка, который служит образцом, созданным немецким мыслителем на основе истории, подобно тому, как Микеланджело слепил его по памяти. И кто лучше, чем Моисей, послужил бы превосходной моделью, если, согласно Писанию, с тех пор "не рождалось пророка, подобного ему"? Традиции, относящиеся к его талантам и деяниями, теряются в неопределенности, и маловероятно, что обнаружатся новые документы. Впрочем, неважно, знаем ли мы о нем достоверно или нет. О нем, как и о других великих людях, нам достаточно узнать главное из легенд, кристаллизованных вокруг него. Основной факт состоит в том, что он никогда не сходил со сцены истории и культуры.
Ле Бону, Веберу и другим принадлежит заслуга создания в первом приближении концепции вождя применительно к веку толп. Труд необходимый, но недостаточный. Оставалась задача придать этой концепции живое лицо, драматическую достоверность, выраженные в какой-либо фигуре. Выполнить эту задачу было предназначено Фрейду. Я хочу остановиться на работе, которую он первоначально озаглавил "Человек Моисей". Как «Государь», шедевр Ренессанса, как все те книги, которые очерчивают взгляд на политику их эпохи, эта книга делает подобное для своей эпохи, эпохи толп. Таков ее фундаментальный смысл. Этим объясняются довольно странные на первый взгляд детали ее композиции. Выходящие за границы реального содержания отступления, которые кажутся нам лишними или ошибочными, на деле ясно свидетельствуют, что изучение великого пророка доведено до конца. Вместо того, чтобы недоумевать по поводу моего утверждения, что "Человек Моисей" — это, применительно к современной эпохе, версия «Государя», следовало бы его принять. Подобное сопоставление может показаться шокирующим, но оно имеет необычайные возможности.
Я не стал бы утверждать, что Фрейд избрал своего героя Преднамеренно. Его ум в течение всей его жизни занимали Другие персонажи. Но, углубившись в психологию масс и обнаружив в вожде разгадку их нищеты, он был с необходимостью подведен к Моисею самой логикой исследования. Изобразив его при помощи простых и достойных выражений, с цельной жизненностью, Фрейд сделался эхом исчезнувшего мира, который воскресает на страницах его труда. Огромная популярность Фрейда среди образованных людей, равно как и среди людей простых, происходит оттого, что он сумел выразить вечные реалии бытия, используя самые конкретные понятия, как это делали Декарт, Галилей, Макиавелли, Дарвин. Нет никакого сомнения: в наше время Человек Моисей Предстает как тип предводителя масс. Это объясняет, почему он возник из прошлого, почему стал внутренним тираном Фрейда. Фрейд обращается с ним, как со своей собственной тайной. И рискует в этом предприятии своей жизнью так же, кaк и репутацией.
Все элементы, которые входят в анализ и композицию этого типа предводителя, заимствованы у человека власти человека идеи и создателя народа: у пророка, но не только у высокочтимого религиозного пророка. Фрейд предупреждает нас:
"Мы не должны забывать, что Моисей был не только политическим лидером евреев, находящихся в Египте, он был также их законодателем, их воспитателем, и это он принудил их следовать новой религии, которая еще сегодня по его имени называется моисеевой".
Какой-то инстинкт вел Фрейда к великим основам, к фундаментальным проблемам. Оглядывая трезвым и беспощадным взором современную жизнь, где фигурирует столько лидеров наций и толп, он обнаруживает их суетность и недолговечность. Восходя к корням их психологии и ее искажений, которым она подвергается в исторической реальности, Фрейд создает блестящий образец, идеал, рядом с которым они — лишь плохие копии. И он дает пример этого идеала.
Он вовсе не становится в позу учителя нравственности или поборника справедливости. Слишком хорошо знающий, как жестоки сердца честолюбцев и сух их разум, Фрейд понимает, что обладание исключительной властью под оркестр одних приветственных возгласов, когда больше не слышен скрипучий смычок шута, которого терпели даже монархи, не приводит ни к справедливости, ни к уважению людей. Но он убежден, что действительные психические нужды масс вовсе не те, что предполагаются и эксплуатируются вождями. А Моисей — это зеркало, в котором массы могут созерцать свою истинную сущность.
