Джеймс Твайман - Эмиссары любви. Новые Дети говорят с миром
— Тебе нужно не меня, самого себя спросить, — слышу я слова Марко. — «Чего я хочу на самом деле?» Вот о чем ты должен спросить у себя. Хочешь развлекать людей раз ными выкрутасами? Да, это будет выглядеть круто, и все будут в восторге, не спорю. Но, может, есть и что-то еще, больше психологических фокусов, как ты думаешь? Ты можешь получить у Дара все, что хочешь, но будь готов к тому, что на себе почувствуешь и результат просимого. Если тебе хочется, чтобы люди выделяли тебя из числа прочих, тогда после каждого раза тебе будет плохо, не сомневайся. А если решишь, что сможешь приносить пользу людям своими способностями, — результат тоже не замедлит сказаться.
— А как я могу этим помогать людям?
— Сначала реши, чего ты хочешь, а там Дар сам покажет тебе.
— Значит, обладание психической силой — это плохо? Ты хочешь сказать, что мне не стоит развивать ее?
— Ничего плохого в ней нет, и я тоже охотно ею пользуюсь. Но это не самоцель, понимаешь? Цель — это любовь, и порой можно обратиться к Дару, или к этой силе, чтобы открыть эту любовь в себе. Но если будешь обращаться к силе с другой целью — что ж, тогда в тебе откроется не любовь, а нечто совсем другое. Темное.
— Скажем, головная боль.
— Головная боль — только начало, — его слова звучат очень серьезно. — Если будешь пользоваться силой ради того, чтобы самому стать сильнее других, тогда будь готов к очень большим проблемам. Ты должен определиться, чего ты хочешь, и затем позволь Дару открыть это в тебе.
— И все же почему ты решил дать это мне? — спрашиваю я.
— Придет время, и ты сам поймешь. Пока что я не могу тебе этого сказать.
— Почему?
— Еще не время. Для тебя сейчас важней всего сделать выбор, без этого ничего не будет. Единственное, что я могу тебе сказать сейчас, — у нас есть послание для людей, и ты должен найти его, затем передать людям это послание.
— Кто это «мы»? — спрашиваю я у Марко. — Есть еще люди с такими способностями?
— Да, много… и все они — дети… Дети Оз — так нас называют. У детей, обладающих Даром, есть послание, которое поможет людям. Вот почему я пришел к тебе.
* * *В дверь постучали, и от неожиданности, еще не до конца проснувшись, я даже подпрыгнул на диване. Что-то в этом сне было такое, чего нельзя было упустить, пока оно еще не выветрилось окончательно, но я никак не мог за него ухватиться. Наконец я встал и подошел к двери.
— Джоан? Ну и ну… входи… Ты-то как здесь?
— Приехала послушать твое выступление, дуралей! — она вошла в комнату и села на диван. — Итак, что мы намерены делать? Только петь и говорить — и больше ничего?
Я сразу понял, что ее на самом деле беспокоит. Она хотела узнать, в самом ли деле я намерен устроить демонстрацию своих новообретенных способностей на людях. Именно с этой целью, по правде говоря, я сюда и приехал, но внезапно, без всякой видимой причины, я почувствовал, что у меня пропала всякая охота к демонстрации психических трюков, что это — далеко не самое важное, с чем я мог обратиться к людям.
— Нет… то есть да. Именно это я и собираюсь делать. Петь для тех, кто пришел, и говорить с ними. Сенсации отложим на потом, тем более что голова у меня как болела, так и продолжает болеть.
— Рада это слышать, — сказала она, поднимаясь с дивана. — То есть не то, что у тебя голова болит, а что ты раздумал насчет своих фокусов.
И это было действительно так. Что-то изменилось за тот промежуток времени, когда я задремал на диване и когда я открыл дверь Джоан. Нет, все-таки что-то было такое в этом сне, хотя я так и не мог пока вспомнить, что же именно.
Тот день в Палм-Спрингс выдался не только жарким, но еще и душным. Не ошибусь, если скажу, что тротуары раскалились, как сковородка, на которой шипела пара-тройка яиц, а ветер по этим тротуарам гнала вытяжка из огнедышащей духовки. До тех, кто прибывал на «Конференцию Пророка» из мест с более мягким климатом, наверное, доходили слухи, что нестерпимая жара — основное блюдо в меню этого города. Но слышать — это одно, а с головой окунуться в эту жару самому — совсем другое. Люди с полным комфортом добирались сюда из Сан-Франциско или Лос-Анджелеса в удобных автомобилях с кондиционерами, юркими маленькими самолетами местной авиакомпании прибывали в аэропорт Палм-Спрингс и немедленно попадали в жгучие объятия Калифорнийской пустыни. А ведь до лета было еще несколько месяцев! Те же, кто еще жаловался на жару, в ответ от местных жителей слышали: «Это еще что, вот приезжайте-ка к нам в августе! Даже ящерицы и скорпионы прячутся по щелям, а про туристов наподобие вас и говорить нечего. Так что закругляйтесь поскорей с вашими пророчествами и быстренько по домам, если не хотите и в самом деле зажариться».
Среди всех конференций, на которые я имел честь быть приглашенным, эта моя самая любимая. Уже в четвертый раз мое имя оказывалось в списке выступающих рядом с такими замечательными людьми, как Джейн Хьюстон, Эдгар Митчелл, Грег Брейден и Хэнк Весслеман. Да и само это собрание, на которое люди съезжались из разных мест, скорей походило на праздник: странствующий цирк приезжает в городок, ставит шапито, воздушные акробаты парят под самым куполом, срывая бешеные аплодисменты зрителей. Уже то, что меня включили в число гостей, само по себе было очень почетно. Надеюсь, что я не обманул ожиданий ни устроителей, ни слушателей и в моем выступлении они нашли мысль-другую, интересную для себя.
Я решил построить свое нынешнее выступление по принципу «не столько говори, сколько улыбайся». Но самое главное, не слишком принимай себя всерьез, иначе это выступление станет и твоим последним. Какими бы ни были те чудеса, что я успел заготовить, они бесследно исчезнут под соусом самолюбования. И тогда — «благодарность организаторов», и прощай навсегда возможность получить приглашение еще раз. Что ж, этот сон, пусть даже он по-прежнему в моем уме оставался неясным эхом, пришел как нельзя кстати.
Я спустился в фойе отеля, где в ожидании начала прогуливалась публика. Лотки и столики, на которых была разложена всякая нью-эйджевская всячина, выстроились один за одним, как настоящие торговые ряды: на выбор были амулеты, курительные палочки, различные бусы и браслеты, медальоны с восточной символикой, а также книги и компакт-диски. Одним словом, конференция в самом разгаре. Со своей стороны, и я тоже был в полной готовности.
В зале как раз проводили настройку звука, и я подошел к звукооператору. Мы обменялись шутками, что микрофон, как всегда, зафонит в самый неподходящий момент. Оставалось всего несколько минут до моего выхода. Люди, успевшие купить все приглянувшееся им на лотках, занимали места в просторном зале, и я быстренько зашел за кулисы, чтобы еще раз настроиться на выход. К моей великой радости, сверлящая головная боль превратилась в тупое нытье, и я был уверен, что и вовсе забуду о ней, когда окажусь на сцене.
Наконец объявили мой выход, и зал дружно захлопал, приветствуя меня. Вот и пришла моя очередь обратиться к ним со своим словом. Но что именно я буду сейчас говорить, было загадкой даже для меня. Голова у меня была забита моими недавними достижениями, и места для чего-то другого в ней почти не осталось. Я окончательно утвердился в том, что о них не будет сказано ни слова, и та часть меня, что еще сохраняла способность трезво мыслить, похвалила меня за умное решение. Так что в моем распоряжении оставалась только моя «обкатанная» тема, с которой я выступал уже не одну сотню раз.
Главным образом, я говорил о моей встрече с Посланниками Света, которую я описал в своей первой книге. Выступление шло довольно гладко, но я сам чувствовал, что в нем все же недостает той искры, того накала, который довелось испытать мне самому при той памятной встрече. Что ж, мне не оставалось ничего другого, как выехать на знакомую дорожку и жать на газ в надежде, что остальное сложится как-нибудь само собой.
Когда объявили мой выход, я сделал несколько шагов на сцену, да так и продолжал стоять на краю, почти у самых ступеней. Глаза заливало потом, и я чувствовал, как от волнения начало бухать в висках. «Не сейчас», — едва слышно приказал я сам себе. Время для отступления от темы было неподходящим, я это явственно чувствовал. Так эпилептик ощущает приближение приступа, стараясь не упасть и не забиться в конвульсиях. Не давай ей воли. И сам не поддавайся. Ты способен ее контролировать. Но тигр уже вцепился в меня, и непохоже было, что у меня хватит сил стряхнуть его со своей ноги. Его зубы впились в мою плоть, словно рыболовные крючки, и отломить их можно было разве что щипцами.
Я слышал, как публика хлопала мне, но звук, словно приглушенный ватой, едва доходил до меня. Наконец я прошел на середину сцены и занял место перед микрофоном. Не торопясь, сделал глубокий вдох, не спеша выдохнул — ну вот, наконец я готов начать.
