Ирина Черепанова - Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного
Молитва-2
Я знаю, что все в мире живет, движется и создается единой силой, все в мире подчинено одному закону. Закон — это Бог и я — часть этого мира, малая частица этой силы я.
Боже милостивый, я знаю, что ты есть и я часть тебя и обращаюсь к тебе. Дай здоровья и благополучия нашему миру, всем людям, верящим и не верящим тебе. Прошу, дай здоровье и благополучие сыну и мне. Благодарю тебя за то, что ты есть. Спасибо, Господи! Спасибо, Господи, за то, что я — живая частица тебя и что сбываются мои желания. И да будет так! Я отпускаю это к тебе.
Молитва Адели о даровании милости
Господи Боже, я ведаю, что ты есть.
Ты — это Мир, и я — частица твоя.
С благодарностью следуя воле твоей
в заботах и радостях молю тебя:
дай силы и уверенности, знаний и
возможностей творить Добро
во благо твоя и людей
и даруй благодать и миру,
и России, и Адели.
Аминь!
В таблицах приведены параметры трех указанных текстов в сравнении с аналогичными параметрами универсальных суггестивных текстов.
Заметим, что в групповом варианте безликая молитва сменилась романтичным названием «Молитва Адели» (основной фоносемантический признак — прекрасный (8.40). Сравнение же фоносемантики всех трех вариантов с показателями универсальных суггестивных текстов свидетельствует о наибольшей близости «группового» варианта универсальным текстам в целом (Молитва-1 нейтральна, Молитва-2 обладает меньшим набором суггестивно значимых признаков верхней части шкалы). Звукобуквенный состав текстов указывает на некоторую преемственность и подтверждает гипотезу о том, что человек сам пишет текст мифа, находясь в измененном трансовом состоянии. Голубой цвет молитвы Адели вполне соответствует славянской традиции, тогда как первый вариант преимущественно «сиреневый», а второй — «красный».
Сравнение объема молитв показывает, что групповой вариант «Молитва Адели» включает 54 слова, а собственные варианты — 41 и 100 слов. Самым литературным и близким по показателям к универсальным суггестивным текстам является текст мифа, за ним следует короткий авторский I вариант (вспомним, что с точки зрения фоносемантического анализа он является нейтральным). Особенно заметно увеличение индекса предсказуемости, который в Молитве-II равняется 77.00.
Особенно наглядно сравнение грамматического состава трех вариантов молитвы Адели с аналогичным составом христианских молитв. В максимальной степени к классическим молитвам приближен групповой мифологический вариант.
Таким образом, даже при наличии определенной концепции: общей идеи, жанра, ключевых слов и пр. создать самостоятельно миф чрезвычайно трудно, а тем более социализировать его. Как утверждает А. Добрович: «Все талантливое — суггестивно, но не все суггестивное — талантливо». Когда в процесс фольклорного творчества включается конкретное сообщество людей, актуализируются таланты коллективного бессознательного. Можно предположить, что, сколько людей в группе — столько поколений оттачивало бы эмоциональный рассказ об этом замечательном человеке, пока бы он не достиг совершенной формы, хранимой впоследствии МС, как это происходит с универсальными суггестивными текстами. (Мы знаем, что они создавались наиболее продуктивными коммуникаторами своего времени, проходили проверку временем и сохранялись впоследствии неизменными). Используя ВМЛ мы достигаем аналогичных результатов в течение нескольких часов!..
В заключении остается отметить, что метод ВМЛ позволяет предельно использовать возможности родного языка в целях психотерапии и социальной терапии, и, как отмечалось выше, связывает слово, образ и текст-личность в единое целое, следовательно, может быть назван «лингвосинтезом».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Сияние лика личности
(лингвистика победителей)
Функция слов — именно в том, чтобы быть высказанными и, попав и внедрившись другому в душу, произвести там свое действие
П. А. ФлоренскийВ начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
(от Иоанна святое благовествование)Суггестия во все времена была связана с Тайной, а Тайна — с Языком. Стремление прикоснуться к загадкам Бытия, познать его законы так или иначе выводит исследователей на сущностные, языковые проблемы: физик В. В. Налимов, социальный психолог Б. Ф. Поршнев, социолог Б. А. Грушин, психиатр В. М. Бехтерев (и это перечисление можно продолжать до бесконечности) в тот или иной момент подходят к необходимости изучения Личности, Языка, Текста и... останавливаются, так как не могут найти в лингвистике достаточно надежной опоры. Отсюда — признание филологии наукой, оторванной от жизни, «грузокультовой наукой» (по выражению лауреата Нобелевской премии Р. Фейнмана): «все необходимые формы научного исследования соблюдены, но что-то существенное упущено,— самолеты не садятся». Именно цельность, принцип соответствия научной мысли высшей ценности и крайней щепетильности, забота о том, чтобы не одурачить самого себя, отсутствует, по мнению Р. Фейнмана, в большинстве исследований «грузокультовой» науки.
«Высшая ценность» филологии — Человек с его духовным миром и мифологией — оказался в какой-то момент потерян, и хотя часть лингвистических дисциплин (в частности, психолингвистика) претендует на особое внимание к человеку, но вводимые вместе с «фактором человека» «фактор эксперимента» и «фактор ситуации» тем не менее, не означают внимания к человеку как уникальной личности, а скорее указывают на помещение данного человека в определенные условия с целью извлечения из него информации. Безусловно, такие процедуры полезны и необходимы для изучения конкретных языковых механизмов, но, может быть, стоит однажды остановиться, подумать и... подойти к порогу «дома колдуньи», за которым — Тайны Бытия. Может быть, вновь стоит вернуть филологам утерянную жреческую миссию, надеть на них «мантию чародеев», которая сейчас безмятежно покоится на плечах психотерапевтов, экстрасенсов, «магов», «колдунов», не имеющих представления о реально действующих языковых суггестивных механизмах?
Войти в «дом колдуньи» — это значит изменить свое отношение к мифам: «Мы хотим рассматривать со стороны, как принято в науке. А надо увидеть их изнутри. Надо спросить самого себя: как бы я начал хорошую сказку? Начать ее можно с чего угодно и повернуть куда угодно». Это тем более важно, что тайна суггестии так или иначе связана с проблемами запредельного, запретного, божественного. Познать суггестивные законы языка — это значит научиться управлять собой и своим состоянием, научиться защищаться (осуществлять контрсуггестию).
Настоящее исследование началось с изучения возможности разработки особых, релевантных для лингвистической прагматики, методов исследования. Но по мере накопления материала оказалось, что постижение механизмов воздействия языка на человека только на уровне структуры и других формальных параметров невозможно, точно так же, как невозможно адекватное изучение прагматических особенностей языка на материале газетных текстов в силу отсутствия точки отсчета и способа соотнесения формальных показателей с условиями их реального функционирования. Такой точкой отсчета решено было избрать специально созданные МС для целей воздействия суггестивные тексты, а способом их «включения в действительность» — учет конкретной мифологии личности. Лингвистическая прагматика, как и другие дисциплины языкознания, в основном, игнорирует указанные факторы, следовательно, включать данное исследование в рамки какого бы то ни было конкретного направления оказалось нецелесообразным. Осуществленную в работе попытку «протоптать» тропинку к «дому колдуньи» можно было бы назвать началом «суггестивной лингвистики», специально сосредоточенной на указанных выше проблемах.
Предыдущее изложение позволяет прийти к следующим выводам:
1. Язык — самый короткий путь к подсознанию. Поэтому собственно лингвистические методы присоединения и диагностики помогают более тонко зафиксировать состояние пациента, могут быть использованы в качестве способа дополнительной регистрации динамики как личности, так и группы. Фоносемантический способ объективации состояний может служить хорошей основой для проведения дальнейшей качественной терапии с пациентом, повышая степень доверия больного.
2. Соединение различных мифологических полей при ведущей роли научного (медицинского) мифа делает возможным повысить эффективность терапевтического воздействия, способствуя в то же время экологичному безболезненному вмешательству во внутренний мир личности. Нет нужды «вытаскивать» из человека негативную информацию и настраивать на нее «пирамиду Хеопса» собственных проекций. Можно нетрадиционно использовать традиционный методы (например, свободный ассоциативный эксперимент), а результат выразить в различной языковой форме: заговор, включающий ключевые слова пациента, молитва, смена имени и письмо к самому себе. Какой бы метод ни избрал психотерапевт, результат предсказуем: наложение мифологических полей, облеченных в соответствующую языковую форму обеспечивает непременно положительный (по крайней мере — нейтральный) результат воздействия, способствуя претворению в жизнь принципа «не навреди».
