Станислав Гроф - Когда невозможное возможно: Приключения в необычных реальностях
Во время нашего четырехнедельного пребывания в Ленинграде подробный обмен знаниями во время занятий с применением психоделиков и вечеринки, подогретые водкой «Старка», которую готовили по старинному царскому рецепту, крепко сдружили нас. Когда мы уезжали оттуда, направляясь в Москву и Сухуми, мы отдали нашим ленинградским коллегам изрядное количество оставшихся ампул с ЛСД, чтобы они могли продолжить свои исследования. После визита в Москву, город, интересный, конечно, более в культурном, чем в профессиональном смысле, и замечательной поездки в Сухуми на субтропическое побережье Грузии, мы вернулись в Прагу.
Этот опыт имел интересное продолжение три года спустя, когда я стал сотрудником Университета Джона Хопкинса в Балтиморе, штат Мэриленд. Психиатрическая клиника Генри Фиппса, где я обучал студентов психотерапии, регулярно по средам проводила семинары и лекции с участием приглашенных преподавателей. Одним из гостей был доктор Исидор Цифферштайн, американский психиатр, уроженец Белоруссии. Благодаря тому, что он свободно говорил по-русски, он ежегодно посещал институт им. Бехтерева и участвовал в индивидуальных и групповых терапевтических занятиях, как и мы во время нашей поездки по СССР. Так как институт им. Бехтерева был единственным местом в Советском Союзе, в котором существовала школа психотерапии с определенным терапевтическим подходом, доктор Цифферштайн вскоре стал официальным экспертом США по советской психотерапии. Он путешествовал по стране, читал лекции и писал статьи по этой тематике.
Его визит в клинику Генри Фиппса был одним из пунктов программы его лекционного тура. Как обычно, после описания работы профессора ленинградской школы Мясищева доктор Цифферштайн поделился с нами наблюдением, которое его самого весьма озадачило. По его словам, он ездил в институт им. Бехтерева каждый год вот уже в течение нескольких лет. Но во время последнего визита он стал свидетелем новых удивительных событий. Радикально изменилась интеллектуальная атмосфера института. Во время его предыдущих визитов большинство дискуссий с сотрудниками института вращалось вокруг имени
Ивана Петровича Павлова, российского лауреата Нобелевской премии и жителя Ленинграда. Терапевты пытались обосновать свои теоретические концепции и терапевтические стратегии, ссылаясь на работы Павлова.
К удивлению Цифферштайна, во время его последнего визита такой ситуации уже не наблюдалось. Все молодые психологи и психиатры постоянно говорили о восточной философии, различных школах йоги и дзен-буддизме. Они упоминали такие книги, как «О, дивный новый мир!» и «Остров» Олдоса Хаксли, «Путешествие на Восток» Германа Гессе. Это было задолго до начала перестройки и гласности. Зная, что упоминание о возможной связи между психоделическими сессиями, проводимыми сотрудниками, и изменением их интересов может иметь для них неприятные последствия, я сдержался и не стал говорить о наиболее вероятном объяснении таинственного открытия доктора Цифферштайна.
Для меня это стало лишь еще одним доказательством того, что я вижу постоянно в моей собственной работе: как только знающие психиатры и психологи с хорошим академическим образованием получают возможность испытать холотропные состояния на себе, они понимают, что материалистическое научное мировоззрение неспособно объяснить подобные состояния, и выбирают в качестве более подходящего варианта духовные философские школы Востока и мировые мистические традиции.
ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПСИХИКА И КОСМОС
Что нового о нашем сознании могут сказать планеты
Одной из самых приятных неожиданностей за пятьдесят с лишним лет, которые я посвятил исследованию сознания, было открытие пророческой силы астрологии. Работа с холотропными состояниями сознания и их испытание на себе самом постепенно разрушает материалистическое мировоззрение, делая человека более открытым к различным эзотерическим учениям. Вместе с тем мой скептицизм по отношению к астрологии был весьма силен и устойчив и не покидал меня на протяжении многих лет исследования сознания. Мысль о том, что звезды могут иметь что-то общее с состояниями сознания, не говоря о событиях, происходящих в мире, казалась мне абсурдной и противоречащей здравому смыслу еще долгое время после того, как я открыл для себя духовные философские школы Востока, акупунктуру и «И цзин» («Книгу перемен»).
Открытие астрологии продлилось для меня на долгие годы. Впервые я столкнулся с ней в 1966 году, когда меня пригласили поучаствовать в одной из программ чехословацкого ТВ — ток-шоу, на котором обсуждался психоделический исследовательский проект, возглавляемый мной в пражском Институте психиатрических исследований. В этой программе принимал участие и мой словацкий коллега, психиатр Эуген Йонаш. Эуген очень интересовался астрологией, которую изучал на протяжении 25 лет, и знал астрологические традиции, бытовавшие в Вавилоне, Ассирии, Египте и Индии. Из-за марксистской цензуры он не мог использовать термин «астрология» и говорил о своей работе как об «изучении космобиологического воздействия».
В рамках той телевизионной программы, в которой мы оба участвовали, он рассказывал о своем исследовании влияния космобиологических факторов на репродуктивную функцию женского организма. С помощью сведений, обнаруженных им в древней книге по ведической астрологии, он пытался предсказывать пол будущего ребенка и объяснять причину периодических сбоев календарного метода контрацепции Огино-Кнаусса. В ходе данного исследовательского проекта, осуществленного совместно с университетами Братиславы и Гейдельберга, ему удалось на основании гороскопа, составленного по времени зачатия, правильно предсказать пол ребенка в семнадцати случаях подряд. Статистическое значение этих результатов было поистине космическим. Необходимо подчеркнуть, что все это происходило за много лет до того, как появилась возможность определять пол плода посредством ультразвукового обследования.
У нас с Эугеном была возможность переговорить в зале перед началом ток-шоу, и после короткой беседы о наших исследовательских проектах мы решили пообедать вместе на обратном пути с телевидения. За обедом Эуген поделился со мной своим энтузиазмом и увлеченностью астрологией и постарался убедить меня в том, что натальная и транзитная астрология могла бы послужить чрезвычайно полезным инструментом для наших психоделических исследований. Некоторое время спустя он и правда предоставил мне любопытные данные по нескольким моим ЛСД-пациентам, которые опирались исключительно на их натальные карты и текущие транзиты. Я нашел эту информацию очень интересной, однако мой скепсис в отношении астрологии, являвшийся результатом моего академического образования, был слишком силен и не позволил мне принять предложением Эугена и погрузиться в серьезное изучение этой науки.
Хотя этого случая и было недостаточно, чтобы в одночасье превратить меня в страстного полконника астрологии, он зародил во мне зерно, которое пустило росток лишь через много лет. В 1973 году, когда я уже семь лет занимался психоделическими исследованиями в Мэрилендском научно-исследовательском центре психиатрии (Балтимор), мне предложили преподавать в институте Эсален и жить на территории его кампуса в Биг Суре (Калифорния). Через несколько месяцев я связался со студентом из Гарварда Ричардом Тарнасом, приехавшим в Эсален для работы над диссертацией по ЛСД-психотерапии. Он слышал о моей деятельности и пришел просить меня быть членом диссертационной комиссии. На тот момент единственным пустующим местом в Эсалене была маленькая студия в подвальном этаже дома, в котором размещался я. Рик переехал в нее, и наши рабочие отношения быстро выросли в близкую дружбу.
С этого момента начался новый этап моего интереса к астрологии. В Эсалене мы с Риком познакомились с Арне Треттевиком, человеком, целиком посвятившим свою жизнь астрологии. Он всегда носил с собой книгу «Американские эфемериды» и заглядывал в нее каждый день, если не каждый час, следя за взаимосвязью планетных транзитов и событий в его жизни. Арне действовал не так, как Эуген: он не просто делился с нами своими наблюдениями, он учил нас рассчитывать транзиты и обсуждал с нами основные характеристики архетипов планет, и мы, таким образом, могли удостовериться в базовых положениях астрологической науки.
Стратегия Арне сработала, и мы с Риком, получив первый астрологический опыт, убедились в важном значении астрологии. Заинтересованность Рика оказалась достаточно глубокой, чтобы прервратиться в итоге в дело всей его жизни. Я же продолжал заниматься холотропными состояниями сознания, но теперь уже использовал астрологию в качестве важного инструмента исследований и неотъемлемой их части. На протяжении лет я и Рик были одной командой, дополняя друг друга. Моя задача состояла в сборе интересных клинических данных при проведении психоделических сессий, семинаров и тренингов по холотропному дыханию, наблюдении мистического опыта, внезапного духовного пробуждения и психотических вспышек. Рик, пользуясь своими превосходными знаниями и опытом в астрологии и истории культур, изучал возникающие при этом астрологические взаимосвязи.
