Эрих Фромм - По ту сторону порабощающих нас иллюзий. Дзен-буддизм и психоанализ (сборник)
Противостояние Маркса и Фрейда во взглядах на историю совершенно очевидно. Маркс непоколебимо верил в возможность для человека развиваться и совершенствоваться, что коренилось в мессианской традиции Запада, начиная с пророков, через христианство, Возрождение и мысль эпохи Просвещения. Фрейд был скептиком, особенно после Первой мировой войны. Он рассматривал проблему развития человека как трагедию по преимуществу. Что бы человек ни делал, это заканчивалось фрустрацией[11]; если бы ему удалось вернуться к первобытному состоянию, он бы добился удовольствия, но лишился мудрости; если он продолжает создавать все более утонченные цивилизации, он становится мудрее, но вместе с тем менее счастливым и более подверженным заболеванию. Для Фрейда эволюция – двусмысленное благодеяние: общество причиняет не меньше вреда, чем пользы. Для Маркса история – движение к самореализации человека; и как бы ни было велико зло, сотворенное данным обществом, общество остается необходимым условием для самопорождения и саморазвертывания человека. «Хорошее общество» для Маркса тождественно обществу хороших людей, т. е. всесторонне развитых, здравомыслящих и продуктивных индивидов.
V. Человеческая мотивация
Какие же мотивы побуждают человека действовать определенным образом, какие стремления толкают его в определенном направлении?
На первый взгляд кажется, будто, отвечая на этот вопрос, Маркс и Фрейд наиболее далеки друг от друга, а между их системами существует неразрешимое противоречие. «Материалистическое» учение Маркса об истории обычно истолковывается как утверждение того, что основным мотивом для человека является его стремление к удовлетворению материальных потребностей, его желание использовать и иметь все больше и больше. Затем эта алчность как основная человеческая мотивация противопоставляется представлению Фрейда, согласно которому наиболее сильную мотивацию составляет сексуальная потребность человека. Стремление к собственности, с одной стороны, и стремление к сексуальному удовлетворению – с другой, представляются противоположными объяснениями человеческой мотивации.
Из всего уже сказанного о теории Фрейда вытекает, что такое предположение искажает его концепцию в результате чрезмерного ее упрощения. Фрейд считает, что человеком движут противоречия, особенно противоречие между стремлением к сексуальному удовольствию и стремлением к выживанию и господству над окружающим. Этот конфликт стал выглядеть еще сложнее, когда Фрейд постулировал еще один фактор, противостоящий уже упомянутым, – супер-Эго, т. е. воспринятые ребенком авторитет отца и нормы, которые он олицетворял. Таким образом, с точки зрения Фрейда, человеком руководят конфликтующие друг с другом силы, но ни в коем случае не одно лишь желание сексуального удовлетворения[12].
Расхожее представление о Марксовой теории мотивации еще сильнее искажает его мысль, чем в случае с Фрейдом. Искажение начинается с неверного понимания термина «материализм». Этот термин, как и противоположный ему – «идеализм», имеют два совершенно разных значения в зависимости от контекста, в котором они применяются. Когда они отнесены к человеку, то «материалистом» называют того, кто в основном озабочен удовлетворением материальных стремлений, а «идеалистом» – того, кто руководствуется идеей, т. е. духовной или этической мотивацией. Однако в философской терминологии «материализм» и «идеализм» имеют совершенно иные значения, и в этом контексте термин «материализм» можно употребить, говоря о Марксовом «историческом материализме» (термин, которым сам Маркс в действительности никогда не пользовался). С философской точки зрения, идеализм означает признание того, что основную реальность составляют идеи, а материальный мир, воспринимаемый с помощью органов чувств, сам по себе реальностью не обладает. Для материализма, преобладавшего в конце XIX в., реальна материя, но не идеи. В противовес механистическому материализму (лежавшему в основании учения Фрейда), Маркс не занимался установлением причинных связей между материей и мышлением, а рассматривал все явления как результат деятельности реальных людей. «В прямую противоположность немецкой философии, – писал Маркс, – спускающейся с неба на землю, мы здесь поднимаемся с земли на небо, т. е. мы исходим не из того, что люди говорят, воображают, представляют себе… чтобы от них прийти к подлинным людям; для нас исходной точкой являются действительно деятельные люди, и из их действительного жизненного процесса мы выводим также и развитие идеологических отражений и отзвуков этого жизненного процесса»[13] (курсив мой. – Э. Ф.).
Марксов «материализм» предусматривает, что наше изучение человека мы начинаем с реального человека, каким мы его находим, а не с его мыслей о себе и о мире, с помощью которых он пытается объяснить самого себя. Чтобы понять, как могло возникнуть в случае с Марксом смешение личностного и философского истолкования материализма, мы должны продолжить наше рассмотрение до так называемой марксовой «экономической теории общества». Этот термин поняли так, будто бы, по Марксу, деятельность человека в историческом процессе определяется исключительно экономическими мотивами; другими словами, «экономический» фактор был истолкован в связи с психологическим, субъективным мотивом, т. е. как экономический интерес. Но Маркс не это имел в виду. Исторический материализм – отнюдь не психологическая теория; он исходит из того, что способ производства определяет практическую жизнь, способ бытия человека, а практика определяет его мышление, социальную и политическую структуру общества. В этом контексте экономика связывается не с психическими побуждениями, а со способом производства, не с субъективно-психологическим, а с объективным социально-экономическим фактором. Идея Маркса о том, что человека формирует его практическая жизнь, сама по себе не нова. Ту же самую идею Монтескье выразил следующим образом: «Институты формируют людей»; аналогично выражал ее и Роберт Оуэн. Новым в системе Маркса было то, что он детально проанализировал, что представляют собой эти институты, точнее говоря, что сами институты следует рассматривать как часть целостной системы производства, характеризующей данное общество. Различие в экономических условиях порождает различие в психологической мотивации. Одна экономическая система может привести к формированию аскетических наклонностей, как было на заре развития капитализма; другая – к преобладанию бережливости и накопительства, как в условиях капитализма XIX в.; следующая – к преобладающему желанию тратить и к все возрастающему потреблению, как при капитализме XX в. В системе Маркса есть лишь одна квазипсихологическая предпосылка: человек сначала должен есть и пить, иметь крышу над головой и одежду, прежде чем он сможет заниматься политикой, наукой, искусством, религией и пр. Отсюда производство необходимых средств существования, а соответственно и степень экономического развития, достигнутая в данном обществе, образуют основу, на которой развиваются социальные и политические институты, а также искусство и религия. В каждый исторический период сам человек формируется преобладающим образом жизни, который, в свою очередь, определяется способом производства. Все это, однако, не означает, будто стремление производить или потреблять является основной мотивацией человека. Напротив, Маркс критикует капиталистическое общество главным образом за то, что оно превращает желание человека «иметь» и «использовать» в господствующее стремление. Маркс считал, что человек, главенствующим желанием которого является «иметь» и «использовать», – это изуродованный человек. Маркс ставил своей целью достижение социалистического общества, организованного таким образом, чтобы не выгода и не частная собственность были господствующими целями, а свободное развертывание всех человеческих сил. Полностью развитой, истинно очеловеченный человек – это не тот, кто имеет много, а тот, что является многим.
Воистину одним из наиболее ярких примеров способности человека искажать чужие идеи и истолковывать их по своему разумению является то, что сторонники капитализма нападают на Маркса за его приверженность якобы «материалистическим» целям. Но это не только не соответствует действительности; парадокс состоит в том, что те же самые защитники капитализма нападают на социализм, заявляя, что стремление к прибыли, на которой покоится капитализм, – единственный значимый мотив созидательной человеческой деятельности и что социализм не может быть эффективным, потому что исключает стремление к прибыли как основной стимул экономики. Все это выглядит еще более запутанным и парадоксальным, если учесть, что российский коммунизм принял эту капиталистическую идею и что для советских руководителей, рабочих и крестьян стремление к выгоде представляется наиболее важным побудительным мотивом современной советской экономики. Не только на практике, но часто и в теоретических положениях о человеческой мотивации советская и капиталистическая системы согласны друг с другом и обе одинаково противоречат теории Маркса и его целям[14].
