Дмитрий Узнадзе - Психология установки
Смысл этого принципа в данном случае заключается в признании того, что физическое следствие может быть активировано действием лишь физической причины, что между этими явлениями можно констатировать лишь наличие прямой или непосредственной связи, что для воздействия одного из них на другое нет никакой необходимости искать в качестве посредствующего члена какое-нибудь иное явление, которое не принадлежало бы к категории явлений физических. Нужно полагать, что сравнительно быстрый темн развития естественных наук, характеризующий наше время, был бы вовсе невозможен, если бы не было уверенности, что физические явления находятся в непосредственной связи друг с другом и определяются в процессе этой взаимной связи.
Итак, быстрый темп развития в области естественных наук в значительной степени базируется на признании факта непосредственной связи между физическими явлениями. Her ничего удивительного, что этот же принцип непосредственной связи явлений был перенесен и в сферу других наук в надежде, что это обстоятельство сделается основой такого же успешного темпа развития и в этих областях знания.
Нет сомнения, что явления психической жизни создают некоторое затруднение для признания принципа непосредственной связи между ними. Ведь они имеют смысл, поскольку опосредствуют нам особенности внешней ситуации, которая сама не является фактом психической действительности. Несмотря на это, и в психологии была сделана попытка положить в основу ее исследований все тот же принцип непосредственной связи явлений, в этом случае — принцип непосредственной связи между самими психическими явлениями. Согласно этой точке зрения, причины изменений в мире этих явлений следовало бы искать не где-нибудь за ними, а в них же самих, полагая, что психические явления обусловливаются психическими же причинами.
Теоретическое обоснование этой точки зрения дано «в принципе замкнутой каузальности природы», формулированной Вундтом.
Как известно, Вундт полагал, что психические следствия имеют в своей основе активность психических же причин. Но фактически эту точку зрения применяли в науке и до Вундта. Гербарт, например, всю психическую жизнь, все ее содержание пытался объяснить фактами взаимодействия представлений. Характерно, что, но Гербарту, эти взаимодействия имеют чисто механический характер: сильное представление одолевает менее сильное и гонит его из пределов сознания. Поэтому вопрос о том, что является в каждый данный момент содержанием нашей психики, всецело зависит от отношений со стороны интенсивности между отдельными представлениями, имеющимися в каждый данный момент у субъекта. Ясно, что у Гербарта речь шла о механике представлений.
Еще определеннее, быть может, представлен принцип непосредственности в учениях ассоциационистической психологии. Согласно основным положениям представителей этого течения, все содержание нашей психики определяется на основе непосредственной связи, ассоциации между нашими представлениями: достаточно появиться в сознании одному из членов этой связи, чтобы за ним последовало бы появление и другого, в каком-нибудь смысле связанного с ним представления. Отсюда понятно, что, согласно убеждениям ассоциационистов, все содержание нашей психической жизни базируется на ассоциациях, закрепленных между психическими явлениями, — психические следствия вырастают на основе психических причин, психические процессы и явления действуют на психическую же сферу действительности.
Вундт, который, как известно, стоит в оппозиции как к психологии Гербарта, так и к ассоциационистической психологии, не только продолжает практически базироваться на позициях непосредственности, но и пытается дать им некоторое философское обоснование. Он полагает, что единственно бесспорное наблюдение, которое имеется у человека, это наблюдение над единством сознания, т. е. над непосредственной взаимной связью психологических явлений между собой: психические процессы сами связаны взаимно друг с другом, сами оказывают непосредственно взаимные влияния друг на друга. Психология как эмпирическая наука должна, по мнению Вундта, целиком базироваться на этих бесспорных фактах и пытаться объяснить интересующие ее явления, исходя из этих фактов. Это значит, что она должна полагать в основе явлений психики причины психического же характера; словом, искать объяснения психических фактов всецело внутри границ психической жизни. Всякую попытку оставить эти границы для того, чтобы искать объяснения психических явлений вне этих последних, следует считать, по Вундту, ненаучной и потому непродуктивной попыткой. Следовательно, психика, по представлению Вундта, должна быть понимаема как совокупность закономерно друг на друга действующих и взаимно связанных между собой сознательных явлений.
Эта точка зрения остается в силе в буржуазной психологии и по настоящее время. Одна из наиболее влиятельных современных психологических теорий, гештальттеория, определенно продолжает стоять на той же точке зрения непосредственности взаимной связи психических явлений. Основное положение этой психологической теории заключается в следующем: в сфере наших переживаний не частичные процессы оказывают влияние друг на друга и, таким образом объединяясь, создают сложные переживания, а, наоборот, именно эти последние определяют собой мир отдельных психических процессов, протекающих в нашем сознании. Но ведь оба эти процесса, как сложные целые, так и частичные, составляют мир психических явлений, и, следовательно, проблема психической причинности разрешается, согласно принципам гештальттеории, все так же на основе признания идеи непосредственной взаимной связи сознательных психических процессов между собой. Мы видим, идея непосредственности связи сознательных психических явлений и здесь остается в силе.
Но существует и другое направление в современной психологии, которое не признает принципа параллелизма между физическим и психическим феноменами — принципа, лежащего в основе указанных выше теорий. Оно допускает возможность взаимодействия между явлениями физическими и психическими. Согласно этой теории, ничто не мешает нам считать, что причинная связь может существовать и между этими двумя категориями явлений: физическое, воздействуя на психическое, вызывает в нем ряд процессов, и наоборот.
Однако точка зрения непосредственности и в этом случае остается в силе. Здесь допускается факт наличия прямой, непосредственной связи даже между такими разнородными явлениями, как явления физические и психические. Так называемые теории взаимодействия отличаются от параллелистических не в чем-нибудь основном и принципиальном, а лишь в производном и второстепенном: мысль о непосредственном характере связи между этими явлениями в обеих этих теориях остается догматически принятым постулатом.
Но общепризнано, что человек, так же как и вообще все живое, достигает наличной в каждый данный момент ступени своего развития лишь в процессе взаимодействия со средой. Однако с точки зрения теории непосредственности это утверждение не выражает действительного положения вещей. Наоборот, оно полагает, что, в сущности, не человек, а психика его находится во взаимоотношениях со средой, что она представляет собой направляющую силу, что всю историю человека создает она — эта психика. Это чисто идеалистическое утверждение очень характерно для всей буржуазной психологии, и интересно, что оно принадлежит к числу ее кардинальных основных положений.
Конечно, попытка совершенно игнорировать субъекта и строить науку о психической жизни человека без всякого участия с его стороны, как это делала традиционная психология, не могла остаться незамеченной со стороны даже буржуазных мыслителей. И вот еще Гегель совершенно определенно поставил этот вопрос и попытался разрешить его как мог. Он утверждал, что субъект представляет собой «сознание или самосознание» и ничего более. Таким образом, говоря о факте взаимоотношения психики с окружающей средой, он хотел сказать, что субъектом этих взаимоотношений является человек, поскольку он ничего, кроме «сознания или самосознания», собой не представляет.
В том же смысле пытается разрешить эту проблему и Вундт. Он утверждает, что с точки зрения научной психологии субъект представляет собой лишь совокупность психических явлений. Мыслить субъекта в ином понимании означало бы, по его мнению, восстановить в науке старое понятие о субстанции, что нисколько не подвинуло бы нас вперед в деле научного изучения фактов психической жизни. Таким образом, мы видим, что и Вундт формулирует свое отношение к интересующей нас здесь проблеме с позиций идеалистической философии.
