Паоло Мантегацца - Физиогномика и выражение чувств
Греция, первая и величайшая жрица прекрасного, создала целую поэзию волос. Она приписывает Гомеру и Юпитеру, Богу поэзии и Богу творчества, львиные гривы; Фебу золотистые волосы; а Венере она не дала другого покрывала, кроме ее длинных волос. Наконец и музы также обладали красивыми волосами: Kαλλιχομαι.
Две божественные вещи: сила мужчины и красота женщины получили олицетворение в волосах. Юпитер потряхивает гривой и приводит этим в трепет весь Олимп; Ахиллес в разгаре битвы дает развиваться своим густым и страшным волосам, окаймляющие лицо его огненным ореолом. Все Венеры древнего мира имели длинные волосы, и если в Риме когда-нибудь существовала лысая Венера, то это было тогда, когда римские женщины, чтобы совершить величайшую жертву для родины, сбрили свои волосы, чтобы вооружить ими самострелы для защиты Капитолия, осаждаемого галлами.
Поклонение волосам было почти божественное. Троян, лучший из римских императоров, почтя неимевший по честности характера других соперников, кроме Тита, сохранил в истории прозвище Crinitus (Волосатый), так роскошны были его волосы. Спартанцы перед сражением с большой любовью причесывались, чтобы прилично явиться в мир мертвых.
Бритье головы считалось позором. Греки брили своих рабов, подобно тому как современные цивилизованные люди метили их раскаленным железом. Римляне обязывали к плешивости побежденных и доставили этот позор галлам, бретонцам, лигурийцам. У германцев неверной жене обрезали волосы, считая это величайшим наказанием за величайшее преступление.
Естественная лысина всегда считалась большим несчастьем. Цезарь постоянно стыдился своей безволосой головы, а Светоний описывает нам те средства, которыми пользовался величайший гений древнего мира, чтобы скрыть свою лысину от других[99].
Лысый Домициан однажды сурово наказал человека, надругавшегося над плешивым, а Агафокл, тиран Сицилии, покрыл голову миртовой короной, чтобы скрыть свою лысину.
В Библии волосы занимают не менее почетное место, чем у греков и у римлян. Иегова ниспосылает плешивость на ассирийского царя, как символ позора; Эсаул предсказывает ее моабитам, как страшное наказание, а Иезекииль призывает ее, как проклятие, на голову сирийцев. Наконец св. Елисей, преследуемый детьми, издевавшимися над его плешивой головой, теряет терпение и святость и бросает их на растерзание диким животным.
У греков и римлян голова детей считалась священной, ножницы не касались ее до того возраста, когда надетая тога и постриженные волосы превращали ангела невинности в человека, осужденного на труд и способного на преступление.
Ora puer, prima signans intonsa juventa.
И эта жертва невинности и красоты была посвящена богам. В Афинах Аполлон получал эту дань, а в Риме священное дерево, capillata. А в настоящее время сколько женщин можно встретить во всех странах всего мира, на груди которых блестит золотое святилище, где хранится клок волос. Разве любовь и религия не посвятили волосам длинной и благочестивой истории? Весталка, срезывая волосы, становилась жрицей, почти божественным существом; и современная монахиня с последним взмахом ножниц, лишающим ее лучшего украшения природы, чувствует, что последнее звено, связывавшее ее с миром, навсегда для нее разрушено. Кто не знает, что отнять у женщины волосы, значит притупить конец у одной из самых острых стрел амура? Находясь в присутствии монахини, я вспоминаю Теокрита, описывающего амуров, которые, оплакивая смерть Адониса, срезали себе волосы; вспоминаю Ахиллеса, который, стоя перед костром Патрокла, срезывает свою величавую гриву и бросает ее в пламя, пожирающее тело его друга.
Вспоминаю также про печаль целой нации. Вспоминаю Грецию, где все граждане, оплакивая своего поэта Алцея, побрили часть головы сзади. Даже солдаты Аттилы побрили себе головы после смерти своего короля и вождя, а Иеремия выражает самое горькое отчаяние возгласом: «Tonde capillum tuum et abjice»! (Постриги свои волосы и отбрось их прочь.)
Меняются обычаи, меняются языки, беспрерывное течение времени видоизменяет людей и вещи. Но еще теперь, спустя столько веков, возглас Иеремии сохранил свою справедливость, потому что вырывание волос служит выражением самых раздирающих страданий, какие может испытывать человеческая душа. Терзаемые какой-нибудь внутренней бурей, мы отрываем от себя единственную часть нашего тела, которая есть более чем платье, но не есть еще плоть наша. Вырывание волос немного менее самоубийства или почти самоубийство. Tonde capillum tuum et abjice!
Но может быть, воскликнете вы, какое нам дело до всей этой мифологии и этой экскурсии в область истории и поэзии? Где скромный практически-гигиенический подход?
Я хотел показать вам все значение волос, чтобы затем научить вас лучшему способу, как сохранять их красоту и полноту сколь возможно дольше и защитить вас от следующих двух несчастий: от седины и от лысины.
Guyon в своей книге «Miroir de beauté» (Зеркало красоты) выразился на старо-французском языке, что волосы, чтобы быть красивыми, должны обладать следующими свойствами:
«Sur le devant principalement, doivent estre crespeux et frisez, de mediocre longueur aux homraes, et aux fllles et femmes, longs, copieux, de couleur blonde comme l'or, ondés et reluisans»[100].
Сознаюсь, я не так требователен. Конечно, Аполлон, которому в деле красоты нельзя отказать в компетентности, отдавал предпочтение светловолосому Нарциссу; Цирцея обладала волосами цвета солнца, а Купидон – белокурыми. Но, вполне соглашаясь с Аполлоном, обожая Цирцею и Купидона, я не могу не согласиться и с Горацием, прославляющим черноволосую Lycas, и с Апулеем, восторгающимся в прекрасной Фетиде ее черными, как смоль, волосами; в особенности же мне нравится сравнение Соломона, восхищавшегося в своей красавице ее волосами, черными и светящимися, как крыло ворона.
Волосы могут быть красивыми, какого бы цвета они ни были: светлыми, каштановыми, черными, даже рыжими, не говоря уже о тысяче промежуточных оттенков между этими четырьмя классическими цветами. Они могут быть прекрасными, гладко причесанные или взъерошенные. Нужно только, чтобы их было много, чтобы они не были слишком жестки; нужно, чтобы они были мягкими и эластичными, в особенности же, чтобы они оставались до самой глубокой старости на своем почетном месте, медленно и постепенно седея, причем седина должно начинаться лишь за 40 лет, т. е. в ту фатальную эпоху, когда приходится мириться с лысиной и другими неприятными вещами.
Мужчина часто стрижет свои волосы, чтобы они ему не мешали в его жизни, полной деятельности и борьбы; часто, однако, он делает это из-за подражания моде. Я советую стричь волосы лишь в теплые дни или вообще в теплое время года, когда мы чувствуем себя бодрыми и в полном сознании своего здоровья. Многие, страдающие мигренью и другими невралгиями, получают самые жестокие припадки своего недуга, если срезают волосы в сырые и холодные дни.
Не следует никогда стричь своих волос после роскошного и сытного обеда; не следует также срезать все волосы сразу, если вы их привыкли носить очень длинными. Percy наблюдал много неприятностей во французской армии, когда солдаты должны были сразу срезать свои косы и начать причесываться à la Titus.
Внезапное и чрезмерное срезывание волос чрезвычайно раздражает кожу и может вызвать лихорадочное состояние у слабых индивидуумов или у лиц, поправляющихся от долгой и тяжелой болезни.
Во многих странах еще царит предубеждение, будто частое подрезывание волос у девочек и у девиц способствует их росту; но на самом деле происходит то, что у них волосы не достигают той длины, какая наблюдается при их естественном росте. Самые красивые волосы – первоначальные, и Cazenave наблюдал один интереснейший случай, доказывающий справедливость этого утверждения. Он знал трех красивых белокурых сестер, обладавших прекрасными густыми волосами. У двух из них волосы были подстрижены в детстве, у третьей же ножницы никогда не касались ее волос, и, тем не менее, у последней волосы отличались своей пышной красотою и если чем-нибудь разнились от волос ее сестер, то именно тем, что были роскошнее. И действительно, ее волосы имели в длину 1,62 метра. Если девушкам желают подрезать волосы, то это должно делать лишь на несколько сантиметров.
Мягкость, эластичность и блеск волос – природные качества, зависящие почти всегда от темперамента и состояния здоровья каждого в отдельности, но нельзя сказать, чтобы и искусство оказалось бессильным в этой области.
Некоторые обладают такими жесткими волосами, что от прикосновения гребня легко ломаются или расщепляются. В таких случаях ножницы ничего не могут поделать, так как, срезав больные волосы, мы все-таки в остатке получаем концы, которые снова могут расщепляться до бесконечности, если мы до бесконечности будем ножницами бороться с этим недугом.
