Станислав Гроф - Когда невозможное возможно: Приключения в необычных реальностях
Постепенно природа их воображаемого взаимодействия изменилась. Теперь начальник убеждал Миладу, что им обоим нужно развестись, и тогда они смогут жить вместе. Когда Милада начала действовать под воздействием своих заблуждений и галлюцинаций, ее госпитализация стала неизбежной. Однажды утром она оставила своего мужа и, с детьми и несколькими чемоданами, предприняла попытку переехать в квартиру своего начальника. Она даже подралась с его женой, которая не хотела пускать ее в квартиру. После нескольких месяцев безуспешного медикаментозного лечения различными транквилизаторами и антидепрессантами, а также сеансами индивидуальной и групповой психотерапии, она начала программу переживательной ЛСД-терапии.
После двенадцати сессий со средней дозой ЛСД психотические симптомы полностью исчезли, и Милада получила всеобъемлющее прозрение собственного иррационального поведения. Теперь она интерпретировала эротическую манию по отношению к своему начальнику как перенос на него своих чувств к отцу, который вел себя очень холодно и от которого ей никогда не удавалось получить эмоциональный отклик. В серии последующих сессий она проработала целый ряд сложных невротических и психосоматических проблем.
Переживая различные травматичные воспоминания из различных периодов своей жизни, Милада смогла проследить корни своих нынешних проблем до их эмоциональных источников в ее несчастливом младенчестве и детстве. Кроме того, она много времени уделяла своей непростой семейной ситуации: ее муж был бесчувственным и жестоким, а также эмоционально и физически агрессивным. Он был убежденным членом коммунистической партии, полностью погруженным в то, чтобы сделать карьеру, и не оказывал ей никакой эмоциональной поддержки. К тому же двое их детей имели признаки серьезных эмоциональных расстройств, которые нуждались в профессиональной коррекции.
Затем переживания во время сессий сместились в перинатальную область, и Милада пережила различные аспекты своего трудного появления на свет. Она испытала богатый спектр переживаний, связанных с процессом смерти и возрождения. Эмоции и физические ощущения, связанные с биологическим рождением, во время которого умер ее брат-близнец, были столь ужасны, что Милада назвала эту сессию «психологической Хиросимой». Когда процесс родов наконец завершился и Милада пережила смерть собственного эго, я ожидал значительного улучшения, как это обычно бывает с большинством пациентов-невротиков.
Однако, к моему большому удивлению, вместо этого я стал свидетелем внезапного и полного возобновления исходной психотической симптоматики, которая не проявлялась уже много месяцев. Единственным отличием было то, что я полностью заменил ее шефа в роли главной цели ее эротоманских фантазий и переживаний. В процессе психотерапии у Милады развился психоз переноса. Теперь она была уверена, что находится под моим гипнотическим влиянием, и ощущала со мной постоянную связь как во время ЛСД-сессий, так и в перерывах между ними. Она переживала постоянный обмен мыслями и даже вербальную связь.
Особенно интересно было то, что в некоторых из этих иллюзорных интервью мы «продолжали психотерапию». В какой-то момент я уехал на неделю в Голландию, в Амстердам, на конференцию по ЛСД-психотерапии. В течение всего этого времени Милада, госпитализированная в пражский Институт психиатрических исследований, продолжала свои воображаемые психотерапевтические сессии с моим участием. Мы «обсуждали» различные аспекты ее жизни, и она выполняла то, что советовал мой воображаемый голос. В эти сессии входило и несколько часов ванн и ежедневные тренировки, и совершенствование в женских искусствах, таких как вязание и вышивание.
В конце концов, в одном из этих иллюзорных разговоров я решил бросить эти терапевтические игры и стать ее любовником и мужем. Я предложил ей обращаться ко мне не «доктор Гроф», а «Станя» (уменьшительно-ласкательная форма моего имени), и задействовать неформальную грамматическую версию второго лица, используемую обычно родственниками, близкими друзьями и возлюбленными. В чешском, как и во многих других языках, разница между близкими и официальными отношениями выражается средствами языка (как французские «tu» и «vous», немецкие «du» и «Sie», испанские «tu» и «Usted»).
Я также позволил Миладе взять мою фамилию вместо фамилии ее мужа. Я постоянно заверял ее в своей любви к ней, говорил, что ее развод уже организован, и просил ее переехать ко мне вместе с детьми. Помимо всего прочего Милада теперь утверждала, что в вечерние и ночные часы она проводит со мной «гипногамические сессии». Галлюцинации о сексуальных контактах и ощущениях в это время она интерпретировала как уроки получения наслаждения от секса, которые я организовал для нее, чтобы усилить эффект психотерапии. Из контекста ее ЛСД-сессий было ясно, что на глубочайшем уровне жаждущего волшебства мышления Милады явление переноса отражает ее символическую взаимосвязь с ее матерью.
В какой-то момент Милада стала проводить по многу часов в день в разных причудливых позах, иногда лежа в постели, иногда стоя. Однажды одна из медсестер рассказала мне, что она достаточно долго простояла на кончиках пальцев, вытянув вперед сомкнутые в замок руки. Когда медсестры ее спросили, что это она делает, Милада выгнала их вон, со словами «оставьте меня в покое, я его (то есть меня) обнимаю». Я немедленно стал мишенью для шуточек медсестер — они изводили меня, рассказывая, что Милада точно измерила мой рост и держала руки на соответствующем уровне от пола.
Внешне принимаемые Миладой позы напоминали те, которые я наблюдал у кататонических шизофреников, в качестве проявления симптома «восковой гибкости» (flexibilitas cerea). Как и Милада, они долгое время проводили в странных и порой эксцентричных позах. Однако кататония Милады существенно отличалась от ступора шизофреников в одном — до нее всегда доходили обращенные к ней слова, и ее было очень просто вывести из этих поз, обратившись к ней и заставив вступить в диалог. Тогда она принимала нормальную позу и вполне была способна поддерживать разумную беседу.
Она также понимала, что именно она делает, предлагала для этих действий потрясающие объяснения. Милада рассказала нам, что в это время ее эмоциональное и психосоматическое состояние сильно зависело от положения ее тела. В некоторых позах она переживала экстатическое блаженство, всеохватывающие чувства и ощущение единения с космосом. В других позах она чувствовала глубокую депрессию, тошноту и какую-то сверхъестественную тревогу. Она чувствовала, что это повторяет ситуацию в ее пренатальной жизни, когда она была едина со своим братом в утробе своей матери.
На основе предыдущего опыта с другими клиентами я еженедельно назначал Миладе ЛСД, несмотря на продолжающиеся симптомы психоза, и эти сессии почти полностью состояли из негативных переживаний транс персонального характера. Это было важным акцентом в переживании неприятных внутриутробных воспоминаний, которые были связаны с эмоциональными стрессами и болезнью ее матери в период беременности, различными эмбриональными кризисами и механическим дискомфортом от того, что она делит материнскую утробу со своим братом-близнецом. Все это сопровождалось трудной кармической последовательностью и архетипическими переживаниями демонической природы.
В финальной фазе лечения во время одной из сессий имело место совсем уж необычное явление. На это раз прием ЛСД вызвал парадоксальный эффект: вместо провоцирования холотропных переживаний он вернул Миладу к норме. Как только это случилось, она начала обращаться ко мне именно так, как в то время в Чехословакии пациент должен обращаться к врачу. Она дистанцировалась от мира своего психоза и предложила интересные психологические прозрения на эту тему. Естественно, когда эффект от наркотика стал проходить, симптомы психоза переноса вернулись.
На следующей сессии она пережила несколько часов глубоких экстатических ощущений, с чувством космического единства в качестве преобладающего паттерна. Она отождествилась с Божественным Ребенком в чреве Великой Матери-Богини. К моему глубокому удивлению, после этой сессии прежние психотические и невротические симптомы исчезли, а личность была полностью восстановлена. По описанию Милады, теперь она могла воспринимать себя и окружающий мир совершенно по-новому. У нее появилось желание жить, новое восприятие природы и искусства, полностью трансформировалось отношение к детям, и она обрела способность расстаться со своими нереалистичными амбициями и фантазиями. Она смогла вернуться на работу и должным образом выполнять свои обязанности, добиться развода с мужем и начать жить самостоятельно, заботясь о двух своих детях.
Много лет спустя, когда Чехословакия уже стала свободной, мне несколько раз удалось повидаться с ней во время моих визитов домой. Выяснилось, что ее состояние ничуть не ухудшилось, оставаясь столь же великолепным. Милада смогла справиться с эмоциональными кризисами в жизни двух ее детей, на которых очень сильно сказались бурные брачные отношения их родителей. Она даже не испытала эмоционального надлома и не была госпитализирована, когда ее дочь совершила самоубийство, бросившись под поезд. Хотя она испытывала глубокое горе и боролась с чувством вины по поводу смерти дочери, она вполне могла вести обычную жизнь.
