Анна Фрейд - Теория и практика детского психоанализа
Предсказуемы ли подростковые расстройства? Второй вопрос, который нам часто задают, касается следующей проблемы: может ли быть предсказан тип реакции данного ребенка в подростковый период, исходя из характеристик его поведения в раннем детстве или латентный период? Независимо от утвердительного в целом ответа, данного Эрнстом Джонсом (1922), лишь один из вышеназванных авторов дал ясное и положительное решение этого вопроса. Зигфрид Бернфельд (1923), обсуждавший затяжной тип мужского отрочества и его характеристики, установил связь между этой формой полового созревания и специфическим типом детского развития, основанного на следующих трех условиях: 1) фрустрация детских сексуальных желаний разрушает детский нарциссизм; 2) инцестуозная фиксация на родителях обладает исключительной силой и сохраняется на протяжении латентного периода; 3) суперэго формируется рано, резко отграничено от эго, и идеалы, содержащиеся в нем, питаются как нарциссическим, так и объектным либидо.
В литературе встречаются и другие, менее точные ответы на этот вопрос. Мы встречаем мнение, что в большинстве случаев начало подросткового процесса непредсказуемо, поскольку почти целиком зависит от количественных отношений, таких, как сила и внезапность усиления влечений, соответствующего усиления тревоги, вызывающей весь остальной переворот.
В 1936 году я говорила, что в своей природе отрочество имеет что-то от самоисцеления. Это случается с детьми, чья прегенитальная активность доминирует на протяжении латентного периода до тех пор, пока увеличение генитального либидо не создает условия для снижения прегенитальных действий. Это последнее, с другой стороны, может столкнуться с такой же силой, производящей обратный эффект: когда фаллические характеристики доминируют на протяжении латентного периода, усиление генитального либидо производит эффект преувеличенной и угрожающе агрессивной маскулинности.
Общепринято, пожалуй, что сильная фиксация на матери, вызванная не только эдиповой, но и доэдиповой привязанностью к ней, делает подростковый период особенно сложным. Это последнее утверждение должно быть связано с двумя недавними открытиями другого рода, которыми мы обязаны работе, выполненной в нашей Хемпстедской детской клинике. Одно из этих открытий сделано в исследовании детей-сирот, которые в первые годы жизни лишены отношений со стабильной фигурой матери. Это отсутствие материнской фиксации вовсе не делает подростковый возраст более легким, оно создает угрозу для всей внутренней согласованности личности в этот период. В таких случаях отрочеству предшествуют бурные поиски образа матери; внутреннее обладание и катексис такого образа кажется необходимым для нормального процесса отвода либидо и переноса его на новые объекты, то есть сексуальных партнеров.
Второе открытие из вышеупомянутых было сделано в анализе близнецов-подростков. Их взаимоотношения в младенчестве наблюдались и регистрировались поминутно (Берлингем, 1951). В процессе лечения выяснилось, что «подростковый бунт» против детских объектов любви требует разрыва уз с близнецом в не меньшей степени, чем разрыв уз с матерью. Поскольку этот либидозный (нарциссический, как и направленный на объект) катексис близнецов коренится в тех же глубинных пластах личности, что и ранняя привязанность к матери, их разрыв сопровождается таким же структурным переворотом, эмоциональным упадком и формированием симптомов. В том случае, если привязанность сохранялась на протяжении подросткового этапа и далее, мы вправе ожидать задержки созревания или ограничивающего «цементирования» характера, типичного для латентного периода, что в целом сходно с упоминавшимися выше случаями, в которых детская любовь к родителям выдерживает натиск подростковой фазы.
Возвращаясь к исходному вопросу, кажется, что мы можем предсказать подростковые реакции в некоторых наиболее типичных сочетаниях, но, конечно, не все индивидуальные вариации детской структуры личности. Наше понимание типичного развития будет расти с увеличением числа подростков, прошедших анализ.
Подростковая патология. Остается еще третья проблема, которая, как мне кажется, перевешивает предыдущие в клиническом и теоретическом плане. Я говорю о трудности разграничения нормы и патологии в случаях с подростками. Как было показано выше, отрочество характеризуется прерыванием мирного роста, сопровождаемым появлением множества других эмоциональных нарушений и структурных изменений[29]. Манифестация отрочества близко подходит к формированию симптомов невротического, психотического или асоциального порядка и почти неразрывно связана с пограничными состояниями, начальными обострениями или развернутыми формами почти всех психических заболеваний. Следовательно, дифференциальный диагноз между подростковой неудовлетворенностью и настоящей патологией становится сложной задачей.
В 1936 году, когда я подошла к этой проблеме с позиций защитных механизмов, меня в большей мере интересовали сходства между подростковыми и остальными эмоциональными расстройствами, чем различия между ними. Я писала, что подростковая неудовлетворенность принимает обличье невроза, если источник патогенной ситуации находится в суперэго, где возникшая тревога переживается как чувство вины. Она соответствует психотическим нарушениям, если угроза исходит из возрастающей власти ид, которая угрожает существованию и целостности эго. Производят ли такие подростки впечатление навязчивых, истерических, аскетичных, шизоидных, параноидальных, склонных к суициду и т. д., зависит, с одной стороны, от количественных и качественных характеристик содержания ид, осаждающего эго, а с другой стороны, от набора защитных механизмов, которые выстраивает эго. Таким образом, в этот период выходят на поверхность импульсы всех прегенитальных фаз и вступают в силу защитные механизмы всех уровней сложности. Патологические результаты в это время, хотя и сходны по структуре, но более разнообразны и менее стабильны, чем в другие периоды жизни.
Сегодня мне кажется, что эти структурные описания должны быть расширены, но не в направлении обнаружения сходства подростковых и иных расстройств, а с точки зрения их специфической природы. В их этиологии есть по крайней мере один дополнительный элемент, который может быть рассмотрен как свойственный исключительно данному периоду. Он характеризуется тем, что возможность угрозы исходит не только от импульсов и фантазий ид, но и от самого факта существования объектной любви в эдиповом и доэдиповом прошлом индивида. Либидозный катексис, унаследованный от инфантильного этапа, фиксируется в качестве цели на протяжении латентного периода. Следовательно, пробужденные прегенитальные или, еще хуже, вновь приобретенные генитальные побуждения таят в себе опасность вхождения в контакт с ними, привязывают новую и угрожающую реальность к фантазиям, которые кажутся угасшими, но фактически находятся под запретом[30]. Тревоги, возникающие на этой почве, направлены на уничтожение инфантильных объектов, через разрыв связи с ними. Анна Катан (1937) обсуждала этот тип защиты, который направлен прежде всего на изменение личности и сцены конфликта под названием «устранение». Такая попытка может быть полностью или частично успешной либо неуспешной. В любом случае я согласна с А. Катан, что результат этой попытки будет решающим для другой, более знакомой линии защитных мер, которые направлены против самих импульсов.
Защита от инфантильных объектных узЗащита путем смещения либидо. Многие подростки сталкиваются с тревогой, происходящей от их привязанности к инфантильным объектам и бегства от них. Вместо того, чтобы осуществить процесс постепенного отхода от родителей, они отводят свое либидо резко и полностью. Это вызывает ощущение тоски по партнерским, товарищеским отношениям, которые возникли в результате переноса на внешнее окружение. В этом случае возможно несколько решений. Либидо может быть перенесено в более или менее неизменной форме на замещающий родителей объект, доказывая, что этот новый объект диаметрально противоположен исходным по всем параметрам (личностным, социальным, культурным). Либо привязанность может направляться на так называемых «лидеров». Обычно это люди более старшего возраста, среднего между подростковым и родительским. С равной частотой встречаются крепкие узы со сверстниками того или иного пола (то есть гомо- или гетеросексуальная дружба) и приверженность подростковым группам (или бандам). Какое бы из этих типичных решений ни было принято, результат дает подростку возможность почувствовать себя свободным и наслаждаться новым прекрасным чувством независимости от родителей, которые теперь не вызывают ничего, кроме равнодушия, граничащего с бездушием.
