Павел Ковалевский - Психиатрические эскизы из истории. Том 1
Несомненно, с восшествием на престол Павла нужно было во всем порядке государственной и особенно придворной жизни ожидать резких перемен.
Слишком не сходились во взглядах на жизнь Екатерина и Павел. Несмотря на то, что Екатерина способствовала многому дурному в государстве, несмотря на то, что Павел искренно желал добра своей родине, быстрота и стремительность в действиях Павла были причиною тому, что самые добрые его начинания закончились злом и для государства, и для окружающих, и для него самого.
Депеши Стединска к шведскому королю в первое время царствования Павла полны похвал императору. Император имеет много достоинств и держит себя до странности непринужденно; часто в поступках его проявляется справедливость и доброжелательность. Трудолюбие монарха казалось поразительным и влияло на других, заставляя их следовать его примеру (Брикнер).
Но его губил его характер. Его запальчивость, неосторожная прямолинейность, полное забвение в выборе средств при достижении восстановления попранной справедливости и полное пренебрежение впечатлением, производимым на окружающих его деятелей при достижении самых лучших целей, все это очень и очень вредило ему. Павел не умел управлять собой, не владел своими чувствами, а это вредило не только ему, но и его делу. В горячке пробудившихся страстей он утрачивал чувство меры, спокойное понимание окружающей обстановки, и, что важнее всего, в его действиях на первый план выступали мелочи, затемнявшие сущность дела, а иногда его уничтожавшие.
К несчастию, ближайшие помощники Павла, люди пользовавшиеся его доверием и получавшие от него великие суммы и богатые милости, были люди большею частию подлые и недобросовестные. Их ненавидели и презирали, и они-то много способствовали гибели Павла.
«Ряд ошибок и грубых выходок правительства в значительной доле объясняется тем, что находилось много лиц, не менее ограниченных, деспотичных, грубых, несдержанных, а может быть, и не менее невменяемых, чем сам император. Высшие сановники принуждены были выносить с невозмутимым спокойствием самые страшные унижения»
(Брикнер).Особенно же много вредила деяниям Павла быстрота действий его, не останавливавшаяся ни перед чем…
Воронцова-Дашкова говорит следующее.
С первой минуты своего восшествия на престол Павел обнаружил яростную ненависть и презрение к памяти своей матери; он спешил опрокинуть все, что она успела сделать. Благоразумные меры ее политики сменились самыми произвольными и безумными капризами. Назначения и увольнения от общественных должностей следовали так быстро, что едва газета успевала объявить об определении известного лица, как его опять лишал места произвол императора. Нередко должностной человек не знал, к кому должно обратиться. За общим ужасом, распространенным безнаказанным злоупотреблением деспота, последовало роковое оцепенение, угрожавшее ниспровержением основного двигателя всех добродетелей – любви к отечеству.
Особенно восчувствовала на себе тяжкую руку Павла гвардия. Вахтпарады по-гатчински начались уже на следующий день, и здесь горе было всем, кто останавливал на себе внимание Павла. Гатчинские офицеры явились учителями гвардии, а разница была огромная между теми и другими, причем гатчинцы во всем стояли неизмеримо ниже.
Роскошный пышный двор императрицы Екатерины быстро преобразился в огромную кордегардию. От появления гатчинских любимцев в Зимнем дворце немедленно все приняло другой вид: шумели шпоры, ботфорты и тесаки; в покои с великим шумом ворвались военные люди, как по завоевании победители. Люди мелкие, никому дотоле не известные всюду бегали, распоряжались и повелевали.
Сам император начинал работу с 6 часов утр а, а потому и весь деловой Петербург начинал с этой поры свою жизнь. Кипучая работа императора коснулась всего. Прежде всего было объявлено гонение на круглые шляпы, отложные воротники, фраки, жилеты, сапоги с отворотами и панталоны. Особенное гонение было воздвигнуто на жилет. Император утверждал, что жилеты вызвали французскую революцию. В крепость попадали и за слишком длинные волосы, и за слишком длинный кафтан и проч. Все должны были носить башмаки, косички и употреблять пудренье волос. При встрече с императорской фамилией все должны были останавливаться и выходить из экипажа на поклон. Можно себе представить, сколько было дела у полиции…
Сотни полицейских бегали по улицам, срывали круглые шляпы, обрезывали фалды фраков, жилеты и отложные воротники обрывали. Не менее терзаний и мучений было и с военною формою.
«Деспотизм, обрушившись на все и коснувшись самых незначительных сторон обыденной жизни, дал почувствовать себя тем более болезненно, что он проявлялся после целого периода полной личной свободы»
(Саблуков).
Одно понятие – самодержавие, одно желание – самодержавие неограниченное – были двигателями всех действий Павла. В его царствование Россия обратилась почти в Турцию (Корф).
Павел Петрович был горяч в первом движении до исступления. Личное самовластие в непременном исполнении самым скромным образом его воли, хотя бы какие дурные последствия от того ни произошли, было главным его пороком. Он не столько полагался на законы, сколько на собственный свой произвол.
Павел заботился о правосудии и беспощадно преследовал всякие злоупотребления, особенно лихоимство и взяточничество… На Павла нельзя было иметь влияния, так как он, почитая себя правым, с особенным упорством держался своего мнения и ни за что не хотел отказаться. Он был чрезвычайно раздражителен и от малейшего противоречия приходил в такой гнев, что казался совершенно исступленным.
«Служить, особенно военным, стало невыносимо. Каждое утро, от генерала до прапорщика, все отправлялись на неизбежный вахтпарад, как на лобное место. Никто не знал, что его там ожидает: быстрое возвышение, ссылка в Сибирь, заточение в крепости, позорное исключение со службы или даже телесное наказание… Все эти уничижительные, несоразмерные и необыкновенные меры отвратили дворянство совершенно от службы. Упал дух, сделалось роптание»
(Голицын).Офицеры, отправляясь на парады, брали с собою деньги, так как никто не знал, вернется ли он домой или прямо отправится в ссылку. Поэтому почти все офицеры спешили выйти в отставку. Из 132 офицеров конного полка до конца царствования Павла осталось только два.
Доносы достигли самых широких размеров. Желая еще более поощрять это дело, император приказал выставить ящик у Зимнего дворца, – ящик этот, однако, был скоро снят, так как в нем часто стали получаться пасквили, карикатуры и далеко не одобрительного содержания письма для самого Павла.
Свою месть за все прошлое Павел прежде всего изливает в том, что коронует мертвого Петра III и хоронит его вместе с Екатериною. При этом весьма жестоко обходится со всеми оставшимися участниками переворота 1762 г.
Особенное гонение было воздвигнуто на приближенных Екатерины. Дашкова среди зимы выслана была из Москвы и претерпела много страданий в своих скитаниях. Алексей Орлов, чесменский герой, был выслан за границу. Зубову сначала оказано было внимание и даже как бы почет, но затем он также был выслан за границу. Собственно говоря, в отношениях к Зубову видна резкая болезненная непоследовательность в решениях Павла. Нужно правду сказать, граф Зубов был по отношению к Павлу, при жизни Екатерины, особенно резок, дерзок и груб. Передают такой факт. Однажды за обедом у государыни Екатерины шел общий разговор. Наследник Павел молчал. Императрица, желая втянуть его в разговор, спросила, к какому мнению он присоединяется. Павел ответил, что он согласен с мнением графа Зубова.
– А разве я сказал какую-нибудь глупость? – возразил на это Зубов…
И вот после всего этого император Павел все забывает, дарит Зубову дом, едет к нему на новоселье, а затем, подобно многим другим, высылает его за границу.
Рядом с этими карами следовали и милости, в виде возврата сосланных или заключенных в царствование императрицы Екатерины. Были возвращены: Радищев, Новиков и др. С большим почетом были освобождены из крепости Костюшко, Немцевич и Потоцкий, причем Костюшке было пожаловано 1000 душ крестьян.
Тяжко вспомнить унижение и жестокое притеснение императором Павлом знаменитого нашего полководца и героя Суворова. Естественно было ожидать, что этот знаток и создатель военного дела не одобрит начинаний Павла. Так оно и было. Уже великие заслуги Суворова в прежнее царствование могли почесться за преступность со стороны Павла. На него смотрели как на человека беспокойного, а потому и вредного. А кроме того, Суворов всегда не чист был на язык, что в век доносов совсем не безопасно. А Суворов говорил:
«Я лучше прусского покойного великого короля, я, милостию Божиею, баталий не проигрывал. Русские пруссаков всегда бивали, что же тут перенять… это невозможно». «Нет вшивее пруссаков: пудра не порох, букли не пушки, коса не тесак, я не немец, а природный руссак», – писал тот же Суворов. Критиковал он и шагистику павловских войск, находя, что они шагают не широко и потому дальше будут от неприятеля. Знаем мы поведение Суворова и на разводах императора Павла, а равно и судьбу Суворова…
