Игорь Кон - Мужчина в меняющемся мире
Каждый мужчина, став отцом, так или иначе опирается на собственный детский опыт, но одни люди более или менее механически копируют педагогический стиль своих отцов, а другие, наоборот, стараются его улучшить, избегая того, от чего им в детстве пришлось страдать.
Цитированный выше Андрей Тимофеевич Болотов старался компенсировать своим детям недополученную им самим отцовскую ласку. Женившись на молоденькой девушке, и отнюдь не по страстной любви, он достаточно спокойно относился к превратностям судьбы, включая неизбежную в те времена высокую детскую смертность: «Оспа… похитила у нас сего первенца к великому огорчению его матери. Я и сам, хотя и пожертвовал ему несколькими каплями слез, однако перенес сей случай с нарочитым твердодушием: философия помогла мне много в том, а надежда… вскоре опять видеть у себя детей, ибо жена моя была опять беременна, помогла нам через короткое время и забыть сие несчастие, буде сие несчастием назвать можно» (Болотов, 1871. Т. 1. С. 645). Тем не менее Болотов был образцовым отцом.
Произведя на свет девять детей, он уделял очень много внимания их воспитанию, будучи убежден, что «блаженны дети, о коих родители их в самом младенчестве о них пекутся и о исправлении их нравов старание прилагают» (Там же.
Т. 2. С. 1074).
Это были не просто слова. Болотов лично занимался со своими детьми, создал первый в России детский домашний театр, в котором самолично ставил спектакли. В поместье Болотова была богатейшая домашняя библиотека, причем отец читал и обсуждал книги вместе с детьми. Из дошедшего до нас дневника его любимого сына Павла (1771–1850) видно, что мальчик значительную часть своего времени проводил в интеллектуальных беседах с отцом. В дневнике даже взрослого Павла Болотова (1829) часто встречаются записи: «Духовное чтение с батюшкой…»; «Все утро прошло кое в чем-то чтении батюшке»; «Занимался с батюшкою чтением и разговорами» (Козлов, 2006. С. 30). Жена даже ревновала Павла к отцу, с которым он переписывался до самой смерти старика.
Семейная традиция продолжилась. У Павла Болотова было десятеро детей. Болотов-старший в старости писал нравоучительные сочинения для многочисленных внуков: «Старик со внуком или разговоры у старого человека с молодым. Сочинение 84-летнего старика» (1822). То, что родительская любовь Болотова была востребована и дала плоды, доказывается не автобиографическими сочинениями, рассчитанными на прославление и идеализацию своего рода, а архивными документами.
Если бы кто-нибудь взял на себя труд систематически исследовать описания отцовских практик в русских дневниках и автобиографиях XVIII–XIX вв., то наряду с нормативно обязательными выражениями сыновней почтительности и благодарности (порядочный человек не мог быть «непочетником» и неуважительно отзываться о своей семье, какой бы она ни была) и жалобами на отцовскую суровость и холодность («отец был скор на расправу», «отец мною почти не занимался»), контрастирующими с материнской заботой и нежностью, он нашел бы немало индивидуальных вариаций.
Образы отцов в русской литературе XIX в. Материал к размышлениюМногообразие отцовских стилей и практик, при более или менее одинаковом нормативном каноне отцовства, отражено и в русской классической литературе.
Отчасти это многообразие обусловлено собственным жизненным опытом писателей. Общеизвестно, что взаимоотношения многих русских писателей (например, Некрасова, Достоевского, Чехова) с их отцами были откровенно враждебными или холодными. Иногда это было связано с жестоким отцовским деспотизмом. Кроме того, вследствие занятости мужчин внесемейными делами, главенствующая роль в семье, причем не только в эмоциональных, но и в деловых вопросах, часто принадлежала матери. Личный опыт не мог не сказываться на художественных образах отцовства. Однако писатели не только выражали собственные чувства, но и описывали окружавший их мир. Какой же стиль отцовства преобладал?
По мнению Михаила Серафимова, фигура деспотичной матери представлена в русской литературе чаще, чем образ отца-деспота (Серафимов, 2007). Отец чаще выступает как фоновая фигура, которая просто выполняет положенные ей социальные функции (например, в «Капитанской дочке» главный герой упоминает отца только одной фразой: когда «матушка была мною брюхата, отец записал меня в *** полк»), или как слабый и невлиятельный человек, который лишь притворяется главой семьи, тогда как на самом деле всем заправляет его жена (генерал Епанчин из романа Достоевского «Идиот»).
Если присмотреться поближе, в русской литературе вырисовывается несколько разных отцовских типов.
Образ авторитарного отца встречается в нескольких вариантах. Иногда это откровенный самодур и жестокий тиран, как Троекуров из «Дубровского» или Дикой и Тихон в пьесах А. Н. Островского. Отцовская домашняя тирания описывается отрицательно и связывается не только с характерологическими, но и с социальными факторами (у Пушкина – с крепостничеством, у Островского – с купеческим бытом).
Естественная реакция на отцовский произвол – сыновняя ненависть, как у лермонтовского «Сашки» (1839):
Он рос. Отец его бранил и сек —
Затем, что сам был с детства часто сечен,
А слава богу вышел человек:
Не стыд семьи, не туп, не изувечен.
Понятья были низки в старый век.
Большинство сыновей с этим смирялись, но гордый Саша устроен иначе:
Умел он помнить, кто его обидел,
И потому отца возненавидел
(Т. 2. С. 409).[7]
Но сильная отцовская власть не обязательно бывает тиранической. Отцовская суровость оправдывается нормативными ожиданиями, а ее последствия для детей часто смягчаются тем, что отец ими практически не занимается. Отец героя «Капитанской дочки» Андрей Петрович Гринев – человек довольно крутой, он «не любил ни переменять свои намерения, ни откладывать их исполнение» (Т. 5. С. 489).[8] Однако чтение «Придворного календаря» занимает его гораздо больше, чем воспитание сына; однажды он даже забыл его возраст и «оборотился к матушке: „Авдотья Васильевна, а сколько лет Петруше?“» (Там же. С. 489) – после чего немедленно решил отправить его в службу. Суровость и категоричность нисколько не мешают Андрею Петровичу оставаться в глазах своего сына хорошим отцом и примером дворянской чести, которую нужно беречь смолоду.
Неоднозначен и образ старого князя Болконского из «Войны и мира» Л. Н. Толстого. Хотя это типичный домашний тиран, с которым никто не смеет говорить свободно, для своих детей, особенно для князя Андрея, он остается благородным рыцарем и воплощением дворянской чести.
Психологически своеобразный тип деспота – Алексей Александрович Каренин у Толстого. В сущности, это самый добросовестный отец в русской литературе. Он забирает сына, прежде всего, чтобы причинить боль Анне, но также из чувства долга: «Да, я потерял даже любовь к сыну, потому что с ним связано мое отвращение к вам. Но я все-таки возьму его» («Анна Каренина». Т. 8. С. 402).[9] Взявшись за воспитание сына, он искренне старается быть хорошим отцом: прочитал «несколько книг антропологии, педагогики и дидактики», составил подробный план воспитания мальчика, пригласил лучшего петербургского педагога и лично занимался с сыном изучением Евангелия. Однако с собственной сухостью, которая проявляется в его отношениях со всеми людьми, он ничего поделать не может. Маленький Сережа стесняется отца, робеет, ему с ним скучно. «Отец всегда говорил с ним, – так чувствовал Сережа, – как будто он обращался к какому-то воображаемому им мальчику, одному из таких, какие бывают в книжках, но совсем не похожему на Сережу. И Сережа всегда с отцом старался притвориться этим самым книжным мальчиком» (Там же. Т. 9. С. 204). С наемным учителем у мальчика отношения ближе, чем с отцом, а настоящий эмоциональный контакт возникает лишь со сверстниками в школе.
В противоположность отцу как воплощению власти, слабый отец – это человек, который не может справиться с ролью главы семьи, а домашние, включая детей, относятся к нему снисходительно-иронически.
Если отец полностью уступает бразды правления жене, он становится комической фигурой. Например, фонвизинский Митрофанушка жалел свою матушку, которая «так устала, колотя батюшку».
Иногда отцовская слабость – следствие социальной неуспешности или безответственности, например того, что он игрок или мот. Так, об Онегине мы знаем, что,
Служив отлично-благородно,
Долгами жил его отец,
Давал три бала ежегодно
И промотался наконец.
(Т. 4. С. 000).
Типичным вечным мальчиком, бонвиваном, который любит своих детей, но постоянно изменяет жене, а быть ответственным главой семейства не может и не хочет, предстает толстовский Стива Облонский.
Впрочем, независимо от его служебных и имущественных дел, дворянину-отцу зачастую не до детей, разбираться в детских делах и увлечениях ему некогда. «Отец, конечно, меня любил, но вовсе обо мне не беспокоился и оставил меня на попечение французов, которых беспрестанно принимали и отпускали» (А. С. Пушкин. «Русский Пелам». Т. 5. С. 511). О Дмитрии Ларине, отце пушкинской Татьяны, нам известно, что
