Герман Дилигенский - Социально-политическая психология
Абстрактному знанию об этой действительности, казалось бы, противоречит хорошо известная тенденция к ее персонификации. Она проявляется далеко не только в относительно ранних и примитивных формах общественного сознания. В современном российском обществе, для которого характерны сравнительно высокий уровень образованности населения и мышление, опирающееся на абстрактно–теоретические категории (социализм, рыночная экономика и т.д.), имена Ленина и Сталина, Хрущева и Брежнева, Горбачева и Ельцина являются наиболее распространенными обозначениями исторических периодов и ведущих политических тенденций. Однако, если приглядеться, подобное персонифицированное общественно–политическое мышление в сущности оперирует не столько представлениями о правителях страны как о реальных, эмпирически воспринимаемых личностях (как это имеет место в межличностных отношениях), сколько их абстрактными образами, символизирующими те или иные обобщенные политические понятия и отражающими различные типы политических взглядов. В зависимости от этих взглядов субъектов сознания один и тот же политический деятель может, например, символизировать порядок и национальное величие или деспотизм и террор, социальную справедливость или подавление свободы, прогрессивные изменения в обществе или его разрушение. В ходе депутатской и президентской избирательных кампаний Б.Н. Ельцина он символизировал для своих сторонников антикоммунизм и борьбу с номенклатурой, что предполагало забвение (абстрагирование от!) его номенклатурного прошлого. Таким образом за персонификацией нередко стоят те же абстракции, которые лежат в основе обобщенных социально–политических понятий.
Разумеется, абстрактные понятия не являются каким–то исключительным свойством социально–политических знаний. В той или иной мере они присутствуют во всех сферах познавательной деятельности человека и его мышления. Для некоторых же видов сознания, например научного, нравственного, религиозного, высокий уровень абстрагирования характерен ничуть не меньше, чем для сознания общественнополитического. Тем не менее абстракции, используемые в данной сфере познания, обладают определенной спецификой, обусловленной ее функциональной основой — потребностью в ориентации в мире общественных отношений. Повседневная реальность этого мира, непосредственная включенность в него жизненных судеб и возможностей людей придают данной потребности сугубо прагматический характер, побуждают к трезвому, рациональному, логическому мышлению о нем. Соответственно и используемые для его понимания абстрактные понятия несут на себе печать рационализма и реализма, действительно «отражают» какие–то стороны реальной действительности.
Последнее утверждение, вероятно, вызовет недоумение у многих читателей. Ведь хорошо известно, сколь иллюзорными, ложными и иррациональными бывает общественно–политическое сознание, к каким подчас безумным и абсурдным действиям толкает оно людей. Подобные факты, однако, не перечеркивают рационально–реалистических тенденций, присущих познанию общественной действительности, но лишь свидетельствуют о громадных трудностях, с которыми сталкивается их осуществление. В них, как мы увидим ниже, сказываются и противоречия самого познавательного процесса, и влияние на него иных, помимо прагматической потребности в ориентации, психологических факторов.
И все же тенденция именно к реалистическому пониманию общественной действительности пробивается сквозь множество противостоящих ей преград. Не случайно апелляция к здравому смыслу, к логике, к реальному опыту людей в конечном счете оказывается наиболее весомым аргументом в идейно–политической борьбе. Правда, весьма часто этот аргумент «срабатывает» лишь на протяжении весьма длительных исторических периодов, в результате мучительного, сопряженного с множеством трагедий и жертв накопления социально–политического опыта. Тем не менее в силу самой природы и функций познания общественных процессов реализм и логика выступают как его имманентные свойства, отличающие его от ряда иных видов познания. Так, путем логических рассуждений и доводов от реальности невозможно доказать «правильность» тех или иных нравственных норм: они принимаются, отвергаются или нарушаются лишь в результате внутренних побуждений, никогда не подчиняющихся до конца здравому смыслу. Еще меньше рассудок и реализм способны порождать и укреплять религиозную веру: согласно известной теологической максиме, «верую потому, что абсурдно». Социально–политическая психология сплошь и рядом тоже бывает иррациональной и мифологичной, но она так или иначе стремится к рациональности и реализму как к своим высшим целям и принципу.
Итак, относительно высокий уровень абстрактного мышления и опора на абстрактные понятия, тяготеющие к рациональному пониманию действительности, являются одной из важнейших когнитивных (т.е. относящихся к познавательной функции) характеристик социальнополитической психологии. Другая ее, также когнитивная характеристика — громадная роль в ее формировании, воспроизводстве и развитии надындивидуальных, социально–исторических источников знаний, запечатленных в культуре общества, различных его групп. Во многих отношениях содержание социально–политической психологии зависит от этих источников больше, чем от индивидуального и актуального опыта, собственной познавательной деятельности ее субъектов[21].
Конечно, на протяжении своей жизни любой индивид постоянно сталкивается с социально–политической действительностью, испытывает ее воздействие, так сказать, «на собственной шкуре». Однако его индивидуального опыта совершенно недостаточно как для формирования обобщенных, построенных на абстрактных понятиях представлений о ней, так и для уяснения причинно–следственных связей между непосредственно воспринимаемыми и испытываемыми явлениями, с одной cтороны, и обусловливающими их факторами — с другой. Ибо эти факторы значительно удалены от его непосредственного восприятия как во времени, так и в пространстве. Во времени — потому, что многие явления настоящего обусловлены событиями исторического прошлого. В пространстве — потому, что такие решающие факторы общественно–политической жизни, как динамика макроэкономических процессов, отношений между большими социальными группами, деятельность органов власти и принятие политических решений, находятся вне сферы непосредственного наблюдения большинства индивидов. Между тем причинно–следственные связи социально–политических явлений — совершенно необходимый элемент их познания: понимания таких связей требует прежде всего прагматическая ориентация данного вида познания. Социально–политические знания нужны людям прежде всего для того чтобы знать, чего им ожидать от общества и его институтов, как лучше реагировать на ожидаемые события. Уже этот стихийно–прогностический характер социально–политического знания предполагает его каузальную ориентацию, понимание причин и следствий охватываемых им явлений.
Разительное несоответствие пространственно–временных масштабов данной сферы познания познавательным возможностям индивидов делает необходимым широкое использование в нем представлений, черпаемых из багажа социальных знаний, из коллективного социального опыта. Разумеется, опора на социальные источники, на знания, добытые другими людьми или человечеством в целом, присуща не только данному, но и многим другим видам человеческого познания. Без такой опоры было бы, например, немыслимым научное знание: ни один ученый не начинает изучение избранного им объекта с нуля, игнорируя сделанное его предшественниками. Социальное происхождение имеют и многие знания, необходимые в повседневной жизни: в работе, в потреблении и досуге, в личностных отношениях, где часто действуют нормы, выработанные людьми на протяжении столетий. Социальную природу имеет и такое решающее средство человеческого познания (особенно на тех его уровнях, которые связаны с мышлением), каким является язык. Тем не менее, социально–политические знания существенно отличаются по своим источникам, способам верификации, воспроизводства и модификации от знаний других видов.
Стереотипы
Главное из этих отличий состоит в их значительной удаленности, можно даже сказать, отрыве от знания эмпирического. Естественнонаучные знания, даже на своем абстрактно–теоретическом уровне опираются на систему доказательств, черпаемых из эмпирических исследований. Знания, регулирующие трудовую и частную жизнь людей, повседневно проверяются ими на собственном опыте, что позволяет в соответствии с меняющимся содержанием этого опыта вносить в них необходимые коррективы, придает гибкость и подвижность представлениям, унаследованным или воспринятым «от других» — из социальных источников. Что же касается знаний социально–политических, то в значительной своей части они состоят из информации о фактах, обобщений, оценок и объяснений, которые с большим трудом поддаются эмпирической проверке. Во–первых, потому, что в своих концептуальных, оценочных и каузальных аспектах они чаще всего формируются в рамках идеологий, под влиянием тех или иных идейно–политических течений и пристрастий, а строгое следование объективной истине, эмпирическая доказательность выводов отнюдь не являются высшей целью идеологической деятельности. И хотя идеологии могут более или менее верно отражать какие–то стороны действительности, они неизбежно «выпрямляют» ее, так или иначе подгоняют под себя, гипертрофируя одни ее аспекты, замалчивая или отводя в тень другие. Поэтому идеология является одним из важнейших факторов, постоянно нарушающих основную прагматически–ориентировочную функцию социально–политического познания.