Лори Шапира - Комплекс Кассандры. Современный взгляд на истерию
Разумеется, главной мишенью дьявола стали женщины.
«Женские слезы — это обман, ибо их причиной может стать подлинная печаль, но они могут оказаться и ловушкой. Когда женщина размышляет в одиночестве, у нее в голове рождается зло!.. Несовершенное животное, она всегда обманывает… [Она] всегда больше стремится к плотским утехам, чем мужчина, что совершенно очевидно из ее многочисленных плотских гадостей… Зависть и ревность — вот основные эмоции женщин… Их память слаба, разум ненасытен, а чувства и страсти чрезмерны»[70]..
Историк медицины Ильза Вейсс прослеживает, как эти идеи соотносятся с трудами Блаженного Августина, которые послужили главным идейным источником инквизиции. «Несомненно, инквизиторы находились в состоянии экзальтации вследствие ощущения правоты и чувства безнаказанности при буквальном прочтении фраз Августина относительно исполнения воли Господа»[71].
Даже несмотря на то, что так называемые блюстители религиозной чистоты объявляли истерических женщин ведьмами и сжигали их на кострах, существовали светские врачи, которые основывали свою практику и лечение на базе греко-римской диагностики. Однако швейцарский врач Парацельс отвергал теорию блуждающей матки, относил истерию к заболеваниям, которые «лишают людей разума», и утверждал: «Ее причина заключается в том, что внутреннее питание и поддержание жизни матки осуществляется так, что происходит ее саморазрушение, как вино превращается в уксус»[72].
Французский писатель XVI века Франсуа Рабле пишет об этом в более резких выражениях:
«Платон не знал, к какой категории отнести женщин: к разумным существам или же к скотам, ибо природа вставила им внутрь, в одно укромное место, нечто одушевленное, некий орган, которого нет у мужчины и который иногда выделяет какие-то особые соки: соленые, селитренные борнокислые, терпкие, жгучие, неприятно щекочущие, и от этого жжения, от этого мучительного для женщины брожения упомянутых соков (а ведь орган этот весьма чувствителен и легко раздражается) по всему телу женщины пробегает дрожь, все ее чувства возбуждаются, все ощущения обостряются, все мысли мешаются. Таким образом, если бы природа до некоторой степени не облагородила женщин чувством стыда, они как сумасшедшие гонялись бы за первыми попавшимися штанами, в таком исступлении… какого вакхические фиады не обнаруживали даже в дни вакханалий, ибо этот ужасный одушевленный орган связан со всеми остальными частями тела, что наглядно доказывает нам анатомия.
Я называю его одушевленным вслед за академиками и перипатетиками, ибо если самопроизвольное движение, как учит Аристотель, есть верный признак живого существа и все, что самопроизвольно движется, именуется одушевленным, то в таком случае у Платона есть все основания именовать одушевленным и этот орган, коль скоро Платон замечает за ним способность самопроизвольно двигаться, а именно: сокращаться, выдвигаться, сморщиваться, раздражаться, причем эти движения бывают столь резкими, что из-за них у женщин нередко замирают все прочие чувства и движения, как при сердечном припадке, дурноте, эпилепсии, апоплексии и обмороке»[73].
В 1603 году Эдвард Йорден написал первый труд об истерии на английском языке. Он участвовал в качестве медицинского эксперта в охоте на ведьм и женщине, обвиняемой в колдовстве, ставил диагноз истерии, объясняя ее припадки естественными причинами:
«Эту болезнь разные авторы называют по-разному: Passio Hysteria, Suffocatio, Praefocatio, и Strangulatus uteri, Caducus matricis и т. д. На английском языке она чаще всего называется Мать или Удушение Матери, поскольку в подавляющем большинстве случаев ее протекание сопровождается спазмами в горле: это аффект Матери или матки, в которой все главные части тела, соответственно, испытывают разные муки по разным, причинам и в связи с разными заболеваниями, которым оказалась подвержена матка»[74].
Это шокирующее ощущение известно как globus hystericus. Другие части тела «соответственно» испытывают страдания, которые возникают вследствие «симпатического взаимодействия» пораженной матки с каким-то другим органом, в результате чего последний начинает «сопереживать скорбь», или же вследствие некоторой пагубной субстанции, наподобие «испарений»[75]. Термин «испарения» возник именно в это время, а позже стал синонимом истерии, но вместе с тем он напоминает о тех газах, которые, как считалось, исходят из скважины в Дельфах — испарения из утробы Матери-Земли.
Джеймс Хиллман называет книгу Йордена
«…водоразделом, отделяющим древние предрассудки, называемые одержимостью, от современных предрассудков, называемых истерией… Ведьма стала бедной пациенткой — не злой, а больной. Психиатрическая защита от зла не исчезла вместе со злом, а просто растворилась в обыденных понятиях. Человеконенавистничество не изменилось; оно просто приняло новую форму»[76].
Далее Хиллман цитирует историка медицины Эстер Фишер-Хомбергер: «Там, где поставлен диагноз истерия, где-то поблизости находится человеконенавистничество»[77].
К XVII столетию болевая точка сместилась от матки к мозгу. Истерия стала болезнью рассудка и психологическим нарушением поведения. Уильям Харвей по-прежнему настаивал, что причиной истерии, которую он называл furor uterinus, было «чрезмерное воздержание от полового сношения при наличии сильной страсти»[78].
В XVIII веке психиатр Филипп Пинель, который ввел термин «моральное лечение» для болезней психики, описывал истерию как один из «генитальных женских неврозов»[79]. Роберт Карнер продолжал развивать исследование истерии, отдавая предпочтение психодинамическому направлению и тем самым прокладывая дорогу фрейдовской теории сексуального вытеснения как главного этиологического фактора истерии:
«Сильная эмоция, которую ощущает множество людей, но естественное проявление которой постоянно подавляется в соответствии с социальными нормами, оказывает такое болезненное воздействие, которое в большинстве случаев не остается незамеченным. Такое ожидание повсеместно порождается конкретными фактами. Сексуальная страсть оказывается именно тем фактором, который наиболее точно отвечает большинству известных условии и травмирующее воздействие которого на организм общеизвестно и встречается чаще всего. Следующим по силе воздействия может стать непрерывное влияние таких эмоций, которые обычно остаются скрытыми в силу своего неприглядного и конфликтного характера — наподобие зависти и ненависти. Затем следует воздействие других, тоже постоянных эмоций, таких как печаль или стремление проявлять заботу, которые не подвергаются общественному осуждению, а потому и не подавляются…
Несмотря на развитие цивилизации и постоянное усиление воздействия общества, вызывающего у человека проявление новых чувств, заставляющих любовную страсть уходить куда-то в тень, где она становится лишь одной из многих других сильных эмоций, абсолютная сила ее воздействия все-таки никак не снижается. А вследствие необходимости скрывать свою страсть у многих современных женщин с большой вероятностью появляется истерия, и число подверженных ее влиянию существенно больше, чем могло бы быть в обществе, позволяющем людям свободно выражать страсть. Таким образом, к ней можно относиться как явлению, имеющему прямое отношение к рассудку, на который сексуальные эмоции оказывают самое серьезное влияние, вызывая это заболевание»[80].
Хотя формулировка Картера свидетельствует о глубоком понимании социологической и психологической ущербности XIX века, в ней не ощущается симпатии, когда он приписывает истерической женщине «лживость и эгоизм», а также стремление использовать свой недуг для получения вторичной выгоды[81].
Эта морализирующая установка попала в резонанс с волной человеконенавистничества, которая могла рассматриваться как эпидемия истерии, возникшая в XIX веке. Немецкий современник Картера Вильгельм Гризингер настаивал на том, что «все локальные заболевания матки, яичников и влагалища, по всей вероятности, влекут за собой появление истерии, которая затем постепенно прогрессирует в психическое заболевание»[82]. Он приписывал больным истерией «склонность к обману и лжи, явные признаки зависти, проявления отвращения»[83].
Жюль Фалре, французский психиатр из клиники Сальпетриер, пишет о таких женщинах следующее:
«Эти пациентки — настоящие актрисы; обман — самое большое удовольствие для них […] Причем они обманывают всех, с кем вступают в общение. Больные истерией, преувеличивающие свои припадки […] разыгрывают такую же пародию и преувеличивают конвульсии и судороги своей души, своих идей и своих поступков… Одним словом, жизнь людей, страдающих истерией, не представляет собой ничего, кроме постоянной фальши. Они стараются производить впечатление почтительных и набожных, чтобы их принимали чуть ли не за святых, но вместе с тем тайно совершают самые постыдные поступки. У себя в семье, перед своими мужьями и детьми, они устраивают самые непристойные сцены, употребляя самые грубые и даже вульгарные выражения, и позволяют себе самые безобразные выходки»[84].
