Диана Видра - Помощь разведенным родителям и их детям: От трагедии к надежде
«Что могут в действительности сделать родители для того, чтобы защитить детей от травмирующего влияния развода или, по крайней мере, уменьшить его и реализовать надежду, которую дает расторжение неудавшегося брака, ставшего, возможно, невыносимым и для детей?», — спрашивает Фигдор. Ни вид, ни тяжесть симптомов еще ничего не говорят ни о характере проблемы, ни о глубине страдания ребенка, ни о возможном влиянии на отдаленное его будущее. Здесь важно знать, какие внутренние конфликты скрываются за симптомами, то есть распознать бессознательное их значение. Исчезновение симптоматики, в свою очередь, тоже еще ни о чем не говорит. Часто со временем симптомы проявляют себя слабее, а значит, меньше мешают окружающим, что с радостью принимается за исчезновение самих проблем. Но страдания продолжают обременять душу ребенка и закладываются в его дальнейшее развитие в качестве «невротической ипотеки».
Фигдор, имея за плечами огромный опыт работы с «разведенными» детьми, раскрыл истинное содержание их переживаний и предупреждает родителей, как это опасно полагаться лишь на такой показатель, как появление и исчезновение внешних проявлений.
Более того, бурная реакция ребенка на сообщение о разводе должна была бы как раз обрадовать родителей, потому что она открыто показала бы его переживания и то, что он любит того родителя, который теперь не будет жить с ними вместе. Кроме того, это было бы сигналом — ребенок нуждается в утешении. Но дети, кажется, имеют своего рода антенны, улавливающие волны родительских пожеланий. «Пожалуйста, пожалуйста, только не переживай, покажи мне, что ты не переживаешь!» — сигнализирует мать, и ребенок уже готов выполнить ее пожелание.
Вопрос, как преподнести сыну или дочке сообщение о разводе и преподносить ли его вообще, мучает многих родителей. Часто они скрывают, не договаривают, лгут своим детям. Например, мать шестилетнего Марио, уличив мужа в неверности, ни слова ему не сказав, переехала с ребенком к подруге. Сыну она сказала, что у них в квартире начинается ремонт и они пока поживут у тети Моники, которая его очень любила. Они с матерью вместе фантазировали, какие обои поклеить в детской. Но ремонтные работы затягивались. На вопросы об отце мальчик получал невразумительные ответы: папа, мол, работает сейчас в другом городе. Никаких дальнейших разговоров в семье об отце не велось. И так продолжалось почти два года, пока Марио не увидел наконец своего отца и не узнал всю правду.
Есть дети, которые с нетерпением месяцы и даже годы ждут возвращения отца или матери. Они печалятся, но тем не менее остаются здоровыми. А есть такие, которых уже на второй день после развода не узнать. Все зависит от того, как ребенок понимает развод: уходит папа (или мама) навсегда или он (она) вернется обратно. Что отличает развод от всех других видов разлуки, так это его окончательность, безвозвратность, необратимость изменившихся жизненных обстоятельств. И это роднит его с переживанием смерти одного из родителей. Более того, психоаналитическими исследованиями установлено, что нет ни единого критерия, по которому можно было бы отличить эти два вида разлуки. Особенно для детей до семи-восьми лет, ведь в этом возрасте они еще не понимают, что такое смерть, она для них означает: «уйти навсегда».
Психологический момент развода — это момент осведомления ребенка о таковом. В случаях с маленьким детьми или с теми детьми, которым родители дают невразумительные объяснения, в дальнейшем бывает чрезвычайно трудно установить связь их переживаний с событием развода, что влечет за собой новые недоразумения, непонимание или ложные толкования «дурного» поведения ребенка. Например, Марио вначале фантазировал, что отец его работает где-то за границей, что однажды тот возьмет его с собой и покажет мальчику чужие экзотические страны. Сын с нетерпеливой радостью ждал возвращения отца. Но увиливающие ответы взрослых, нескрываемое чувство неловкости или их раздражение постепенно стали оказывать свое действие. Да и папа не присылал ни писем, ни открыток, как он это делал раньше, не давал о себе знать по телефону. Сомнения начали одолевать душу ребенка и через несколько месяцев его надежда окончательно улетучилась, что и стало для него психологическим моментом развода — ребенок перестал спрашивать об отце. А еще через какое-то время Марио стал агрессивным и пугливым, вел себя как маленький, что очень удивило мать: она рассчитывала, что главное уже позади, а оно, оказывается, только начиналось.
Фигдор обращает внимание родителей на то, как важно своевременно и правдиво информировать ребенка. Да и посудите сами, как чувствовали бы себя вы, если бы человек, которого вы так сильно любите, пропал и вы не знали бы, что с ним. Да разве от этого можно не сойти с ума?!
И самое главное: уводя ребенка от откровенного разговора, вы лишаете его возможности открыто проявлять свои чувства, а значит, лишаете шансов на помощь: как можно помочь человеку, который не просит о помощи? Так появляется так называемая скрытая симптоматика, которая взрослыми трактуется чаще всего совершенно ошибочно.
ВИДИМЫЕ И СКРЫТЫЕ РЕАКЦИИ РЕБЕНКА НА РАЗВОД
Реакции на развод — это не обязательно решительные изменения во всем его поведении. Здесь речь идет о психических событиях, порожденных переживаниями развода. Конечно, события эти находят свое выражение во внешнем поведении, но взаимосвязь настолько зримо малоубедительна, что по поведению ребенка едва ли можно представить себе психологическую картину его истинной реакции. «Ошибку, которая заключается в том, что тяжесть психической нагрузки «прочитывается» по бросающимся в глаза «симптомам», совершают не только многие исследователи проблем развода, совершают ее и родители».
Петер и Роза, например, уже давно пережили развод и живут сейчас с матерью и ее вторым мужем. Петер постоянно огорчает мать плохой успеваемостью и неуверенностью в себе. Сестра же, на три года моложе, — любимая ученица в классе, у нее хорошо развито чувство коллективизма, она в любой момент готова прийти на помощь. Психоаналитическое обследование показало, что оба подростка по-прежнему тоскуют об отце и до сих пор испытывают массивную бессознательную агрессивность, направленную на мать, которая, по их мнению, вынудила отца уйти из дому. Но эта агрессивность оказалась похороненной под внешне подчеркнуто добрым и вполне бесконфликтным отношением детей к матери. Вытесненная агрессивность у Петера проявляет себя в страхе перед духовным «насилием». Из-за того, что он бессознательно отождествляет себя скорее с матерью, чем с отчимом, чувство его мужской идентификации шатко, от чего усиливается его пассивность. Укоры совести вынуждают мальчика направлять агрессивные импульсы против себя самого, что выражается в его депрессивных настроениях. Роза, напротив, побеждает свою агрессивность путем т. н. повышенного реагирования. Уходя от конфликтов, она всегда готова на любую услугу, вплоть до самопожертвования. Но и ей такая ее чрезмерная приспособленность дается путем больших душевных потерь и заявляет о себе невыносимыми приступами мигрени. Удивлению матери не было границ, когда доктор Фигдор поделился с нею результатами обследования: она считала, что дети никогда по-настоящему не страдали от разлуки с отцом. Мать рассказала, как спокойно дети отреагировали на развод. Петер сказал только: «Что ж, может быть, так и лучше. По крайней мере, не будет скандалов», а Роза и того лучше: «Мне придется теперь ходить в другой детский сад?». Мать была уверена, что исчезновение напряженных отношений в семье благотворно повлияло на детей.
Безусловно, частично это так и есть. Но, с другой стороны, если дети до сих пор развивались нормально, то они конечно же должны любить и своего отца. (Страшно подумать, как выглядит душевный мир тех людей, которым не удалось в раннем детстве развить любовных отношений к родителям или пусть даже к одному из них. Из таких-то детей и вырастают те самые закоренелые преступники и убийцы, наводящие на общество такой страх.)
Одна мать вынуждена была разойтись с мужем из-за того, что он пропивал и проигрывал в карты все, что у них было. Но пятилетняя дочка любила отца нежнейшей любовью. Мать, чувствуя себя виноватой перед ребенком, пыталась хотя бы частично освободиться от своего чувства вины тем, что «открыла дочери глаза на отца»: он ставит их семью на грань нищеты. Но как она себе это представляла — стоит дочери понять, что отец опасен для их общего благополучия, как она тут же перестанет его любить? Да нет, даже взрослый человек так легко не расстается со своими чувствами!
ЧТО ЧУВСТВУЕТ РЕБЕНОК?
Прежде всего, он испытывает печаль, гнев, чувство вины и страх!
Надо только представить, что мы будем чувствовать, если нас внезапно покинет самый любимый человек! И к тому же без предупреждения. Большинство родителей не понимает, что отец, который покидает супружескую квартиру, уходит не просто от жены, он уходит и от детей. А дети, таким образом, переживают не просто развод родителей, они переживают свой собственный развод с одним из них. Очень важно понять, что дети вообще не подготовлены к тому, что их отношения к обоим родителям могут зависеть и от чего-то еще, а не только от их обоюдной любви. Даже если дети и понимают, что мама и папа часто ругаются, потому что больше не любят друг друга, но они спрашивают себя, как, например, девятилетняя Лора: «Но почему, почему он уходит от меня? Ведь он может жить в моей комнате, у него же есть я!». К печали по поводу потери отца примешивается боль сознания, что сама она недостаточно любима и не очень важна для того человека, который является главным в ее жизни.
