Рушель Блаво - Как открыть третий глаз: практика пробуждения интуиции
И стала тогда маленькая рыбка просить у Морского Царя, который сначала спас ее от коварного водяного паука, а затем доставил ее сюда, исполнить ее желание — сделать ее птицей, ведь Морской Царь всемогущ, а значит, может все. Ну что ему стоит взять да и превратить маленькую рыбку в птицу! Это же так просто и легко, что проще и легче не бывает даже. Ну, пожалуйста… Призадумался Морской Царь, посмотрел вглубь волн, затем посмотрел в небеса, которые отсюда, с поверхности воды, были так близки, так доступны. А потом сказал:
— Что ж, рыбка, пусть будет по-твоему. Хочешь быть птицей — будь ей. Но только с одним условием.
Рыбка, хоть и была маленькой, но очень не любила, когда ей ставились какие-либо условия, не любила даже тогда, когда эти условия ставил ей сам Морской Царь. Впрочем, не сказать, чтобы у маленькой рыбки был выбор. Точнее сказать, выбор был, только вот выбор несколько странный: или ты принимаешь то самое одно условие, о котором говорит Морской Царь, и тогда становишься тем, кем мечтаешь стать; или не принимаешь этого условия и остаешься все той же маленькой рыбкой. Как быть? Маленькая рыбка еще не успела додумать мысль об этом выборе до конца, как начала сама говорить Морскому Царю:
— Я на все готова, Морской Царь, только бы стать птицей! Я так хочу летать над морскими волнами, хочу, чтобы облака, тучи и небеса были близко! Это моя мечта!
— Что же, маленькая рыбка, коли мечтаешь стать птицей — станешь ей. Но только имей в виду: сколько ни проси меня ты потом, чтобы вновь я тебя превратил в рыбу, никогда я этого не сделаю. Что сделано, то сделано.
— Ура! Я согласна! Конечно, согласна! Я никогда не попрошу! Ничего не попрошу, о добрейший Морской Царь! Сделай же меня скорее птицей!..
И пока говорила это маленькая рыбка, Морской Царь делал свое дело — произносил слова волшебные, превращавшие рыбу в птицу. И стала маленькая рыбка птицей. Крыльями взмахнула и полетела. Ура — полетела! Сама! Только вот птичкой она тоже стала маленькой, очень маленькой, птичкой-невеличкой. Однако разве может это хоть как-то омрачить непередаваемое чувство полета? Море внизу, небо с облаками и тучами рядом! И пусть так длится вечно…
Спал Морской Царь, качаясь на волнах и подставляя мокрые бока теплому солнышку. И вдруг что-то легкое коснулось груди Морского Царя. Морской Царь приоткрыл один глаз и увидел, что на грудь ему села очень маленькая птичка, птичка-невеличка. Грязная, потрепанная, усталая. Только с очень большим трудом узнал Морской Царь свое творение — маленькую рыбку, ставшую маленькой птичкой. Что же случилось?
— Хочу снова стать рыбкой, маленькой рыбкой! — сказала так маленькая птичка и горько заплакала.
Да, потрепала жизнь беднягу птичку. Морской Царь был добрым царем, пожалел он маленькую птичку. Но не зря говорится: давши слово — держись, а не давши — крепись. Морской Царь был хозяином своему слову и от слова своего никогда бы не отступил. Не бывать никогда маленькой рыбке, ставшей маленькой птичкой, снова маленькой рыбкой! Не бывать! Однако… Морской Царь знал, что такое компромисс. И знал, когда можно прибегать к компромиссу, а когда делать этого не следует. Сейчас — Морской Царь знал это — компромисс возможен.
— Хорошо, — сказал Морской Царь, — ты будешь маленькой рыбкой, но останешься при этом и маленькой птичкой. Да будет так навсегда!
И с той поры стала маленькая рыбка-птичка маленькой летучей рыбкой. И с тех пор на судьбу свою не жалуется. И ничего не боится.
Сказка среды. В поисках счастья
Один юноша, сколько помнил себя, жил в деревне. Жил с родителями своими, с младшим братом и двумя младшими сестрами. Грамоте был обучен и счету. А что еще может быть молодому человеку надо для жизни? Отцу помогал в поле и на лугу, матери — дома помогал, по хозяйству. Нянчился с младшими, пока те были совсем еще несмышленышами, а как подросли, то стал с ними играть во всякие их любимые игры. Так проходили дни, недели, месяцы… Был ли юноша счастлив в жизни такой? Может быть, был, а может быть, и не был. Тут никто ответа настоящего не даст, потому что кто, кроме нас самих, может утверждать, счастливы ли мы? Уверен, что никто. Да и вообще — что такое счастье? Я часто думаю над этим вопросом, нередко спрашиваю у других людей, как те понимают, что такое счастье, читаю книги, отыскивая ответ… И всегда наталкиваюсь на очень разные вещи. Вот спросил я как-то у одного человека, который оказался в нашей местности по торговым делам, спросил: что такое счастье? И не задумался тот человек ни на миг, ответил мне: «Счастье — это богатство». Я не стал дальше того человека спрашивать, потому что знал по опыту своему, что если уж кто в чем убежден, то убедить в обратном не представляется возможным. Особенно не переубедить того человека, который считает, что счастье человеческое в богатстве. Более того, такого человека даже ведь можно понять. Ну как, скажите на милость, быть счастливым, не имея средств к существованию? Впрочем, среди бедных тоже встречались мне люди счастливые. Но, по правде сказать, не очень часто. Только мне кажется все-таки, что богатство само по себе еще не может в полной мере считаться счастьем. Богатство, как я думаю, может быть только способом достижения счастья. А счастье все-таки в чем-то другом. Но в чем? И шел я дальше по жизни, и спрашивал у встречных, что такое счастье, и узнавал что-то, а что-то забывал. Так уж устроена жизнь, что в ней мы что-то узнаем, но непременно что-то забываем. Многие ответы из тех, что доводилось мне слышать от встреченных мною людей, я забывал, но некоторые помню. Помню, например, как на мой вопрос о том, что такое счастье, ответила одна маленькая и древняя старушка:
— Счастье, сынок, это пока ты молодой. А как состаришься, так тут уж никакого счастья не видать.
Да, пока молодой. И я тоже думаю, почти что так же, как эта древняя старушка. Только вот стал я так думать, когда сам состарился, пока же был молодым, то думал по-другому. А что я думал тогда? Сейчас уже и не вспомнить. Слышу и иные ответы на свой вопрос, про иное читаю в книгах. Вот, в одной книге прочел, что счастье — рыба в неводе: тянешь невод — вроде бы тяжело, а вытащишь — ничего и нету. В другой книге прочитал про птицу счастья. Нашли ее детишки, в дом принесли, посадили в клетку, а птица почти что сразу же улетела. Обе эти мысли — про рыбу в неводе и про птицу — показались мне очень близки друг другу и близки мне. Ведь вправду получается, что счастье — это часто то, к чему ты стремишься, а когда только достигаешь этого, то уже нужно что-то другое, какая-то иная цель, достойная называться счастьем. Странникам это хорошо знакомо, путешественникам нашим. Вот идут они куда-то, даже зная, куда. Видят цель, мечтают о том, чтобы цели этой достичь. И вот приходят к ней, достигают ее. И тут оказывается, что достижение цели не сделало странника счастливым. Что же делать? Идти дальше. Идти в поисках невода, полного рыбы, в поисках той самой птицы счастья. Так и идут по миру те самые странники — странные, очень странные люди. Ищут счастья, но найти никак не могут. Да что там говорить, если я сам из таких вот людей, бредущих куда-то вечно в этой мировой бесконечности. Ну да речь сейчас и не обо мне вовсе. Ведь бреду по миру я не в поисках собственного счастья, а в поисках ответа на вопрос. Ищу его и не нахожу.
Раз довелось мне встретить художника. Художника не богатого и не знаменитого, самого простого художника, которого только и можно себе представить и каковых великое множество ходит по нашим дорогам. Мы вместе зашли в придорожный кабачок, съели яичницу с сыром, выпили по чашке черного чая, а потом, когда наш завтрак был завершен, я спросил у своего собеседника, что такое счастье. Ни секунды не задумываясь, художник ответил мне:
— Счастье мое — это мое творчество. Когда еще только задумываю я, какую картину буду писать, — я счастлив, когда готовлю холст — я счастлив, когда смешиваю краски — я счастлив, когда наношу первые штрихи — я счастлив, когда погружаюсь в работу — я счастлив, когда довожу картину до ума последними штрихами — я счастлив… Но более всего счастлив я, когда полотно закончено. Я смотрю на свое творение, и нет на всем свете в такую минуту человека, который мог бы сказать о себе, что он счастливее, чем я.
Замолчал художник, даже чуть прикрыл глаза от наслаждения. Но потом будто переменился весь, напрягся, сжался, даже пот на лбу его выступил. И продолжил мой собеседник речь свою:
— Но нет на свете и человека несчастнее меня в тот час, когда предстоит мне навсегда, на веки вечные расстаться с моим творением. Находится покупатель, и я продаю то, что смогло доставить мне столько радости, столько счастья. И ничего с этим не поделаешь. Такова жизнь. За счастье творчества следует платить по счетам. За любое счастье следует платить по счетам.
Помнится, тогда от этого разговора с художником стало мне грустно, очень грустно. И лишь спустя какое-то время, уже когда художник пошел своею дорогой, а я пошел своей, понял я, сколь велико то счастье, что творец испытывает, пока его творение в его власти. И ради этого счастья можно заплатить и расставанием. Так я тогда подумал.
