Алексей Леонтьев - Эволюция, движение, деятельность
Этот двоякий подход к изучению деятельности животных в значительной степени отразился и на общем состоянии современных зоопсихологических знаний. С одной стороны, огромный, почти необозримый фактический материал, накопленный в экспериментальных исследованиях, нередко остается почти без всякого анализа с точки зрения общепсихологических проблем. С другой стороны, концепции поведения животных, выдвигаемые авторами, исходящими из широких психологических оснований, по необходимости опираются лишь на небольшое количество специально добытых фактов; чтобы восполнить недостающие звенья, они эклектически включают в себя обобщения зоопсихологов-эмпириков, не осмеливаясь посягнуть на их мнимую незыблемость.
Особенно резко это положение в зоопсихологии сказывается на состоянии проблемы развития психики животных. Поэтому и в этой проблеме, как и в проблеме возникновения психики, мы не можем воспользоваться никаким готовым решением и вынуждены начинать с критического анализа наиболее известных взглядов.
Если отбросить многочисленные виталистические и грубомеханистические воззрения на развитие психики в животном мире, то остается всего лишь одна группа весьма близких между собой теорий, наиболее ясным представителем, которой является широко известная у нас и в Западной Европе теория К. Бюлера. Действительно, большинство взглядов, которые высказываются в современной общепсихологической литературе, хотя в большей или меньшей степени и отличаются со своей фактической стороны от взглядов Бюлера, но в принципиальном отношении они все же остаются весьма близкими к ним.
Сущность теории К. Бюлера (если ее можно назвать теорией) состоит в том, что она исходит из принципа разделения всего процесса развития психики в животном мире на отдельные ступени в зависимости от различных механизмов поведения.
Соответственно этому Бюлер выделяет три основные ступени развития психики. Во-первых, ступень врожденного, инстинктивного поведения, затем – ступень дрессуры, или навыков, и, наконец, – ступень интеллекта.
Рассмотрим, прежде всего, вопрос о соответствии этих выделяемых Бюлером генетических ступеней фактическим научным данным, характеризующим последовательное развитие поведения животных.
Комментируя знаменитые опыты Ф. Дофлейна (Doflein, 1916) с муравьиным львом, Бюлер подчеркивает, что эта личинка «держит себя совершенно как автомат, вполне законченный при выходе из яйца и не изменяющийся заметно в продолжении своей жизни». Именно это и является основным свойством поведения, свойственного животным, стоящим на первой ступени развития – на ступени инстинкта. Инстинктивные действия, говорит далее Бюлер, – «с самого начала, т. е. без предварительных упражнений, выполняются с большим совершенством, они приспособлены к вполне определенным жизненным условиям и только к ним одним, они повторяются одинаково у всех индивидов одного рода и т. д.; одним словом, они представляют собой наследственные, готовые к употреблению способы действия, требующие лишь определенного, предусмотренного в мировом плане проявления».
«Инстинкты чрезвычайно консервативны; они функционируют с удивительной точностью и верностью, когда все идет по-старому, но отказываются служить, когда индивид попадает в новые жизненные условия» [141] . Бюлер, как и другие авторы, стоящие на тех же принципиальных позициях, конечно, не считает, что инстинкты вообще не способны изменяться. Они могут изменяться, но лишь в длительном процессе видового приспособления, т. е. лишь «за счет многих поколений».
Итак, Бюлер выделяет следующие признаки инстинктивного поведения: 1) оно сформировано с самого начала и не нуждается в предварительном упражнении, 2) оно всегда протекает одинаково, раз навсегда зафиксированным образом, т. е. является стереотипным и 3) оно не способно видоизменяться под влиянием индивидуального опыта животного.
Очевидно, что понятие инстинктивного поведения является для Бюлера понятием весьма широким; оно охватывает не только простейшее поведение типа тропизмов, но, судя по приведенным им примерам, также и поведение более сложное. Поэтому мы должны будем выделить для рассмотрения два вопроса: 1) вопрос о соответствии вышеуказанных признаков фактам, характеризующим поведение простейших, и 2) вопрос об их соответствии фактам поведения более сложно организованных животных.
Обратимся прежде к первому вопросу.
Специальной теорией, отвечающей представлению о врожденном, строго предопределенном и стереотипном характере поведения у низших животных, является теория тропизмов Лёба, теория, которую сам автор называет «теорией принудительного движения». Поэтому, ограничивая в соответствии с современным состоянием взглядов на эту теорию сферу ее приложения и заранее отказываясь от ее крайностей, рассмотрим из числа многочисленных фактических данных, на которые она опирается, лишь кажущиеся наиболее бесспорными [142] .
Классическим фактом стереотипного, строго предрешенного врожденной физической организацией поведения животного является так называемый фототропизм дафний.
Действительно, наблюдения показывают, что большинство дафний обнаруживают положительно выраженный фототропизм, т. е. что дафнии всегда движутся навстречу распространяющемуся световому лучу, причем эта реакция становится особенно ясной при условии, когда в воду приливается некоторое количество угольной кислоты.
Если в рассматриваемом случае поведение дафний исчерпывающе характеризуется данными, приводящими нас к представлению о тропизме как о действительно вполне стереотипной реакции, то мы можем допустить ее изменение лишь в том случае, если при этом что-то существенно изменяется или во внешних условиях, или в анатомо-физиологическом механизме самого поведения животного.
Подтверждается ли это, однако, фактами? <…>
В нашу задачу не входит сколько-нибудь детальное изложение критики, которой подверглась теория тропизмов. Мы ограничимся поэтому только некоторыми предварительными выводами, которые могут быть сделаны на основании основных фактов и аргументов, выдвигаемых против этой теории.
Очевидно, что большинство явлений, описанных Лёбом, имеют характер артефакта, полученного в результате грубого лабораторного воздействия на организм животного. Таковы явления гальванотропизма, о котором даже сам автор вынужден говорить как о «чистом продукте лаборатории», таковы некоторые явления фототропизма, которые могут быть вызваны только в специальных лабораторных условиях и т. д. То, что эти явления возникают в определенных случаях, – несомненно; но ведь и лошади в случае, когда пожар охватывает конюшню, бросаются в огонь, замечает один из критиков Лёба – Шнейдер.
Очевидно далее, что тропизмы в действительности широко модифицируются в зависимости от условий существования животного и от динамики их «физиологического состояния» (Дженнингс), или «констелляций» (Кёлер). Поэтому, как указывает В. Вагнер, достаточно перенести исследование из комнаты в сад, чтобы увидеть, что теория Лёба, годная для объяснения лабораторного опыта, не годится, однако, для объяснения явлений в условиях нормальной жизни животного.
Значит ли это, однако, что теория тропизмов вообще лишена оснований, что само понятие тропизма должно быть полностью отвергнуто? Мы думаем, что нет. Не нужно только смешивать между собой тропизм как своеобразный механизм, посредством которого осуществляется деятельность низших животных, и тропизм, понимаемый как форма деятельности, полностью исчерпывающая ее характеристику. Мы, конечно, можем изолировать в лаборатории действие данного механизма и тогда неизбежно обнаружится стереотипность его действия и «вынужденность» соответствующего процесса. Но это свидетельствует о стереотипности поведения животного в обычных условиях реакции не более, чем, например, стереотипность мускульной реакции в ответ на электрическое раздражение свидетельствует о стереотипности движения данного мускула при обычных условиях его иннервации. В реальных биологических условиях поведение даже низших животных весьма мало похоже на «поведение» искусственного животного-машины, в свое время построенного Hammond’oм для демонстрации автоматического, вынужденного характера всякой деятельности. Тропизм – это не элемент механического поведения, но, скорее, механизмы отдельных элементов всегда интегрированного поведения.
«Не существует основания (indication) к тому, что действие стимула является в тропизмах более прямым, чем в других видах реакций» – этот последний вывод, который делает Дженнингс, кажется нам выражающим суть дела [143] . Иначе, хотя и в другой форме, это же показывает в опытах с геотропизмом и Пьерон: он видит главную ошибку Лёба и его последователей в неразличении рецепции и реакции [144] .
