Александр Лоуэн - Радость
С физической точки зрения он выглядел хорошо, казался крепким и энергичным мужчиной, но его тело характеризовалось какой-то хаотичностью, разбросанностью. Когда он дышал, то дыхательные волны шли толчками, выглядели несколько конвульсивными и распространялись по телу с определенным трудом. Проблема становилась наиболее заметной в нижней половине его тела. Таз у него был скован и ни за что не хотел двигаться в такт с дыханием. Ноги, хотя и были снабжены развитой мускулатурой, не давали Максу никакого ощущения поддержки. При выполнении упражнения на заземление они скорее тряслись, нежели пульсировали, а временами прямо-таки подгибались под своим владельцем. Будучи лишенным чувства поддержки со стороны земли, весь он держался одной головой, вечно что-то обдумывая, вычисляя, комбинируя и маневрируя. Сам Макс воспринимал такой образ жизни как весьма огорчительный и испытывал из-за этого сплошные разочарования.
В первые два года терапии у Макса не наблюдалось сколько-нибудь заметного продвижения вперед. Он боролся, он тянул и подгонял себя, он всячески старался — но не мог прорваться к какому-нибудь сильному чувству. Для него было почти невозможным, прямо-таки немыслимым делом капитулировать перед собственным телом. Однако его сопротивление носило подсознательный характер, сам он не ощущал его, и мне пришлось хотя бы косвенно указать ему на то, что оно имеет место. Макс был обескуражен и перестал приходить в назначенное ему время, пропуская сеансы. Я не стал особо энергично призывать его к продолжению терапии, поскольку понукание с моей стороны было, несомненно, последней вещью, в которой он нуждался. По правде говоря, у меня в тот момент не было ощущения, что дальнейшие усилия — будь то с моей или с его стороны — вообще способны помочь Максу. Во время прежних сеансов он сосредоточивался на своих отношениях с матерью, которая по-прежнему принимала в его жизни весьма большое участие и все еще пыталась осуществлять над ним полномасштабный контроль. Макс бунтовал против этого, но не мог целиком освободиться, хотя благодаря моей помощи и поддержке начал все-таки медленно отдаляться от матери.
Он возобновил терапию примерно год спустя. Макс чувствовал, что я понимаю его проблему, хотя пока и не в состоянии помочь ему достичь тех изменений, к которым он стремился. Однако в некоторых отношениях его жизненная установка, да и сама жизнь все же изменились. Он стал не столь пробивным и воинственным. Его отношения с женой, бесспорно, улучшились. Он продолжал выполнять на дому биоэнергетические упражнения, в первую очередь — наносить пинки по кровати и развивать дыхание с помощью биоэнергетического табурета, и при этом явственно ощущал, что они помогают ему чувствовать себя получше. Я и сам определенно воспринимал в нем перемену — он стал гораздо более открыт идее о том, чтобы сдаться. Лежа в запрокинутом положении поверх табурета, Макс был теперь в состоянии в большей мере отдаться своей печали и даже заплакать, хотя все это пока не заходило настолько глубоко, как требовалось. Пинки, которые он наносил по кровати, тоже становились сильнее; он концентрировался при этом на желании освободиться от своей матери и от всестороннего давления, которое она на него оказывала, понуждая, что называется, покорить мир — не больше, но и не меньше! Примерно в это же время в жизни моего пациента произошли два заметных события, которые способствовали его продвижению к свободе. Первым явилась кончина матери. В каком-то глубинном смысле это освободило Макса от ее влияния. Другим событием стало рождение его первенца — ребенка, которого и сам Макс, и его жена до чрезвычайности хотели. Младенец принес в их жизнь свет и радость. Однако, хотя все указанные события и чувства несли Максу помощь, на самом деле он по-прежнему нуждался в том, чтобы реально ощутить происходящее в своем собственном теле.
Капитуляция в моем понимании означает, что человек «сдался на милость» собственных чувств. Первый крупный прорыв произошел в Максе в тот момент, когда он, пиная кровать и произнося слова вроде: «Оставьте меня в покое» — почувствовал, что они адресованы не кому-то вообще, а очень конкретному лицу — его матери. Когда пациент говорит о своем желании освободиться от давления, я не просто выслушиваю указанное сообщение, а четко подсказываю, что ему это не просто надо, но настоятельно необходимо. Человек должен подготовиться к борьбе за то, чего ему хочется, если он на самом деле намеревается получить это. Воинственность и боевитость Макса не были качествами борца; они носили скорее манипуляционный, нежели конфронтационный характер. Скрытая в нем ярость была настолько велика, что он предпочитал не давать ей свободного и полного выхода. Независимо от того, насколько далеко заходило у него осознание собственных проблем, достигавшееся в ходе наших терапевтических бесед, это не высвобождало его от страха, да и не могло высвободить, пока он не был в состоянии полностью выразить владевшие им чувства протеста и гнева. Упражнение, состоящее в нанесении пинков по кровати, идеально годится для достижения указанной цели, поскольку оно не сопровождается опасностью потерять контроль над собой. Для достижения подлинно переломной точки пинки должны стать совершенно спонтанными, а сопутствующий словесный аккомпанемент нужно в акустическом плане довести до уровня пронзительного визга. С Максом так и случилось. Он «сдался» указанному упражнению, и владевшее им чувство бурно выплеснулось наружу. Едва он закончил пинки, как тут же почувствовал разницу: на душе у него стало намного легче и свободнее. Разумеется, данное достижение нуждалось в закреплении и развитии с помощью многократных повторений указанного упражнения во время последующих сеансов, но в итоге у Макса непрерывно росло ощущение себя как свободной личности.
Однако достигнутый перелом пока еще не простирался до нижней части его тела. Таз у Макса все-таки не освободился. Совершение указанного шага — очередного этапа в его терапии — потребовало разнообразной работы с тазом и ногами Макса. Для этой цели я полагался в первую очередь на упражнение с провисанием, которое обеспечивало достижение должной энергетической заряженности ног и стоп, в то же время позволяя накопленному заряду прорваться в таз и расслабить, освободить его. Для выполнения указанного упражнения пациент становится непосредственно перед биоэнергетическим табуретом, касаясь его спиной. Затем, расположив кисти рук на стоящем позади него табурете, чтобы сохранять равновесие, он подгибает колени до тех пор, пока пятки не станут отрываться от пола. Теперь вся тяжесть тела целиком покоится на плюсневых областях свода стоп, причем пациент удерживается от падения вперед тем, что он давит и тянется пятками вниз, продолжая делать это даже тогда, когда они перестанут касаться пола. Пациенту дается указание удерживать энергетический заряд в стопах и не позволить себе упасть. Если данное упражнение выполняется правильно, таз начнет спонтанно перемещаться вместе с дыхательными движениями. У Макса этого пока что не получалось, хотя он пытался проделать указанное упражнение много раз в целом ряде сеансов. И все-таки каждый раз, когда он упражнялся подобным образом, он явственнее ощущал свои ноги.
Макс не мог продержаться в описанном выше положении дольше минуты. После этого колени у него изнемогали и он буквально валился на пол. Как-то мы довольно оживленно дискутировали по поводу его проблем, и он сказал: «Не могу я выстоять перед нею. Она все время выше меня и подавляет меня». Произнося эти слова, он внезапно впал в сильнейший гнев и рывком дернул свой таз вперед, говоря: «Трахал я тебя сто раз!» После этой фразы таз у него стал вдруг свободно двигаться в едином ритме с дыханием. Это как раз и был тот самый прорыв, в котором Макс так сильно нуждался.
Ложилась ли в самом деле мать на его тело в детском возрасте, прижимаясь к нему, — этого он не знал. Вполне правдоподобно, что, когда она укладывалась с Максом в постель в его бытность маленьким ребенком, ее тело прижималось к нему, возбуждая малыша сексуально. То, что она проявляла к нему сексуальную заинтересованность, не подлежит сомнению, а после упомянутого упражнения он и сам перестал испытывать колебания по этому поводу. Его тело отчетливо отражало тот факт, что мать возбуждала его сексуально, причем в сильной степени, а он не мог ни уклониться от этого, ни снять накапливающийся заряд. Эти муки доводили его едва ли не до безумия. Он не диссоциировался от своего тела, как это делала Мадлен, поскольку не был до ужаса запуган своей матерью. Та не питала к нему ненависти и не подвергала воздействию физического насилия. Скорее она просто любила его, но этой любви было слишком много, и она была слишком сексуальной, плотской. Фокусируя свою сексуальную любовь на Максе, его мать использовала сына для реализации своей романтической мечты, но для самого Макса все происходящее с ним являлось, увы, одной из форм сексуального злоупотребления.
